Второй шанс - Джеймс Паттерсон

— Дорогая, это было не самое лучшее время, чтобы обзаводиться детьми, — согласилась Клэр.

— Не в этом дело, — быстро отреагировала Джилл. — Я очень хотела ребенка, но работа меня добила. Я сидела в офисе до десяти часов вечера и приходила домой совершенно истощенной. А Стив постоянно пропадал на работе. — Она сделала паузу и грустно вздохнула. — Короче говоря, у меня началось кровотечение. Доктор предупредил, чтобы я поменьше волновалась и не засиживалась на работе. Я, конечно, пыталась следовать совету... Дело оказалось чрезвычайно запутанным, все давили на меня, чтобы поскорее закончить его. И однажды я вдруг почувствовала, что внутри что-то оборвалось. Я потеряла его... на четвертом месяце.

— Джилл! — всплеснула руками Клэр. — Какой кошмар!

Над столом повисла гнетущая тишина.

— Как ты сейчас себя чувствуешь? — спросила я.

— Прекрасно, — без колебаний ответила Джилл. — В физическом смысле я сильна, как прежде, но... — Она задумалась на минуту, а потом снова обвела нас взглядом: — По правде говоря, я просто разваливаюсь на части.

Я сочувственно погладила ее руку.

— А что советует врач?

— Внимательно следить за самочувствием и свести к минимуму волнения и переживания. Словом, не гнать лошадей и все делать на малых оборотах.

— У тебя есть такие обороты? — засомневалась я.

— Не знаю, — откровенно призналась Джилл.

— Ура! — радостно воскликнула Синди и захихикала. — Наконец-то Джилл обрела свой дрэг, — сказала она, имея в виду широко известный компьютерный термин, означающий любое увлечение, которое отвлекает человека от надоевшей работы.

Я заметила, что глаза нашей подруги засверкали каким-то странным светом, которого я никогда прежде не видела. Джилл всегда добивалась своего, имела успех и очаровывала окружающих ее людей не только прекрасным и открытым лицом, но и огромной внутренней энергией. И вот сейчас я поняла, что она наконец по-настоящему счастлива. В ее глазах заблестели слезы. Я часто наблюдала, как Джилл выступала в суде, обвиняя самых жестоких и бесчеловечных преступников, знала, что ей приходилось преследовать убийц и надевать на них наручники, видела даже ужасные шрамы на ее руке, но никогда раньше не видела ее слез.

— Черт возьми, — тихо промолвила я и поцеловала Джилл в щеку, — сегодня я плачу за всех.

Глава 16

Попрощавшись с подругами, я расплатилась и отправилась домой на Потреро-Хилл. Моя квартира располагалась на втором этаже старого, недавно отреставрированного и выкрашенного в голубой цвет викторианского дома. Он был уютным, ярким, с высокими окнами, выходящими на Залив. На пороге меня встретила как всегда веселая и жизнерадостная Марта.

— Привет, малышка, — сказала я и потрепала ее по голове. Марта еще больше завиляла хвостом и уперлась лапами в мои ноги. — Как ты провела этот день?

Я прошла в спальню, сняла одежду, распустила волосы и надела просторную фланелевую пижаму, которая всегда согревала меня в прохладную погоду. Потом двинулась в кухню, накормила Марту и, сделав себе чашку горячего чая, села на диване. За окном сгущались сумерки, а где-то вдали ярко сверкали огоньки идущего на посадку самолета. Вскоре мои мысли вновь вернулись к Джилл. Я не представляла эту энергичную и напористую женщину в роли матери. Ее изящная, стройная фигура, казалось, была совершенно немыслима с огромным животом и набухшей грудью. Я даже хмыкнула недоверчиво, вообразив такую картину.

— Наша Джилл скоро станет мамой! — весело воскликнула я и погладила Марту.

Вдруг я вспомнила, что не так давно тоже страстно мечтала родить ребенка. Как она сказала во время нашей беседы? «Мне тоже хочется испытать это чувство»? Да, она, конечно, права.

К сожалению, в моей семье родительские чувства были совершенно неразвиты и никогда не воспринимались как нечто естественное и необходимое. Моя мама умерла одиннадцать лет назад, когда мне было двадцать четыре и я только поступила в полицейскую академию. Врачи обнаружили у нее рак груди, и последние два года моей учебы мне пришлось взять на себя все заботы по уходу за матерью. После занятий я мчалась в торговый центр, где она работала, отвозила ее домой, готовила еду, стирала белье и присматривала за своей младшей сестренкой Кэт.

А мой отец, служивший в полиции Сан-Франциско, неожиданно бросил семью, когда мне исполнилось тринадцать лет. Я до сих пор не понимаю, почему он это сделал, хотя с тех пор слышала много версий на этот счет. Говорили, будто отец потратил все сбережения и остался без денег, завел на стороне роман и постоянно изменял маме, мог соблазнить любую женщину и вообще был неравнодушен к слабому полу. А однажды мне сказали, что он попал в какую-то историю, и ему пришлось уйти из полиции.

Что же касается моей сестры Кэт, то я слышала, будто она осела в Редондо-Бич и по-прежнему занимается своим любимым делом — частной охраной. Старожилы нашего городка часто спрашивают меня, как поживает Мартин Боксер, и по-прежнему рассказывают о нем всякие смешные истории. Наверное, это неплохо, что есть люди, которые вспоминают о нем весело. Так, например, многие до сих пор помнят, как Мартин Боксер сковал одними наручниками троих отъявленных мерзавцев и доставил их в полицию.

А я не могла спокойно думать об этом негодяе, который бросил умирающую от рака жену и детей и скрылся в неизвестном направлении. Я не видела его более десяти лет, то есть с того времени, когда сама стала служить в полиции. Правда, я заметила отца среди присутствующих на церемонии прощания с выпускниками полицейской академии, но мы не разговаривали с ним, и с тех пор я просто выбросила его из головы.

Боже мой, кажется, прошла целая вечность с того момента, когда я в последний раз ворошила прошлое и бередила старые раны. Мамы нет со мной уже одиннадцать лет, я успела побывать замужем и развестись, стала работать в отделе по расследованию убийств и вот теперь возглавляю его. А под конец этого долгого пути я встретила человека, о котором мечтала всю жизнь...

Разумеется, я была права, заявив Мерсеру, что вновь обрела прежнюю уверенность в себе. Но я лгала, когда пыталась убедить себя в том, что оставила Криса Ройли в прошлом.

Глава 1?

Его всегда привлекали только глаза. Он сидел обнаженным на своей кровати в маленькой, похожей на каморку комнате и пристально всматривался в черно-белые фотографии, хотя видел их тысячу раз.

Только глаза могли передать отчаяние и смертельную тоску, которые испытывали все его беспомощные жертвы. Только они выражали ту безысходность, которая неожиданно подавляла психику людей в минуты смертельной опасности, когда жить им оставалось несколько мгновений, а на шее уже затягивалась петля.

В его старом, перетянутом веревкой альбоме находилось сорок семь фотографий и почтовых открыток, расположенных в хронологическом порядке. Он собирал их много лет. Самая первая датирована 9 июня 1901 года. Это был для него памятный подарок отца. Дез Джонс, подвергшийся линчеванию в Грейт-Ривер, штат Индиана. «Это было лучшее представление, — гласила корявая надпись под фотографией, — на котором я присутствовал. Мы действительно хорошо повеселились». На переднем плане изображена группа людей в темных костюмах и широкополых шляпах, а на заднем — фигура повешенного человека.

Он перевернул страницу. Фрэнк Тэйлор, Мэйсон, штат Джорджия, 1911 год. Ему пришлось потратить 500 долларов, чтобы заполучить эту бесценную фотографию, но она стоила тех денег. Из припаркованного под огромным дубом автомобиля в камеру смотрел перепуганный человек. Его лицо перекошено от страха, но без малейших признаков сопротивления. Только абсолютное отчаяние и безысходность. А неподалеку толпились прилично одетые мужчины и женщины, радостно улыбающиеся в объектив фотокамеры, словно встречали прилетевшего в Париж американского летчика Чарлза Линдберга. Одеты они были так, будто готовились к съемке для семейного альбома. Своим видом они показывали, что казнь человека для них — естественна и обыденна. А глаза Тэйлора свидетельствовали о том, что он действительно обречен и ничего не может поделать с этим весьма печальным для него фактом.

Он встал с кровати, подошел к зеркалу и стал рассматривать свою мускулистую фигуру — тело человека, не чурающегося физического труда. Он всегда ощущал себя сильным и крепким и уже более десяти лет поднимал тяжести. Правда, в последний раз эта сука вонзила в его грудь свои когти, оставив глубокие царапины. Он оглядел темные полоски и погладил их. Конечно, это пустяки, но все же неприятно. Он с давних пор ненавидел то, что оставляет хотя бы малейшие следы на его мягкой и ровной коже. Так можно испортить прекрасное двуглавое изображение льва-козла, которое красовалось на его широкой и мускулистой груди.

Скоро все эти мерзавцы наконец поймут, что на самом деле это не преступление на почве ненависти, о чем они талдычат сейчас. При чем здесь ненависть? Рано или поздно они прочитают его тайное послание и осознают, что зло должно быть наказано, а добро обязательно восторжествует. Лично у него нет никаких претензий ко всем этим несчастным, нет ненависти.