Третья половина жизни - Виктор Левашов

– Дополнительные материалы о Неверове. Всё, что удалось достать. В том числе и его настоящее личное дело, я затребовал его из Москвы. И вот ещё что. Думаю, будет правильно, если вы появитесь на постах не в качестве следователя… следователь там уже был. А… Даже не знаю. Кем бы вы хотели побыть? Геологом?

– Вряд ли я сумею отличить гранит от базальта.

– Может, просто туристом или охотником-отпускником?

– Посёлок на Имангде законсервирован, – напоминает Егоров. – Значит, есть какая-то опись оборудования и строений? Можно провести инвентаризацию. По крайней мере, дело знакомое.

– Не возражаю, – говорит Ганшин и берется за телефон. – Соедините меня с начальников геологоразведочной экспедиции Шубиным, – приказывает он секретарше. – Не перепутайте. Есть начальник Норильской комплексной геологоразведочной экспедиции, это Шубин. А есть начальник Гидрологической службы. Это разные организации и разные люди.

Оговорка, по мнению Егорова, очень нелишняя.

– Жду, – бросает Ганшин и с телефонной трубкой в руке откидывается на спинку кресла. По напряжённой гримаске на его лице и по тому, что он звонит Шубину не по прямому телефону, а связывается с ним через секретаршу, нетрудно догадаться, что начальник НКГРЭ Шубин не относится к людям, с которым прокурора связывают товарищеские отношения. И пока секретарша в приемной выпевает: «С вами сейчас будет говорить прокурор города Норильска Вячеслав Николаевич Ганшин!» – сам прокурор, забыв обо всём, готовится к разговору. Голос его, однако, звучит с обычной непринуждённостью:

– Осмелился вас побеспокоить… э-э… Владимир Семенович. Вот какая у нас родилась мысль. Стоит, пожалуй, провести ревизию вашего посёлка на Имангде, всё-таки столько лет прошло после консервации. Как вы на это смотрите?.. Не принято? Вот мы и хотим нарушить эту традицию… Нет, на этот счёт не беспокойтесь, пусть ваши люди занимаются своими делами. А этим займётся наш сотрудник. Егоров Николай Тихонович, он к вам зайдёт… Да, это по делу Неверова, в нём остались неясности…Рад, что вы ничего не имеете против. Всего хорошего!..

Пока Ганшин разговаривает, Егоров открывает обложку лежащей сверху папки. На титульной странице отпечатано на ротапринте: «В.А.Неверов. Некоторые аспекты решения пространственных задач методом математического подобия в приложении к конкретным геофизическим исследованиям». На следующих страницах текст, на три четверти состоящий из математических формул.

– Это автореферат к диссертации Неверова, – поясняет Ганшин, положив трубку и как бы стерев с лица выражение непринуждённости.

– Что это значит?

– Понятия не имею. Но практическое значение имеет – и очень большое. В сущности, Талнах был открыт по методу Неверова. Он предсказал там руду, как кто-то из астрономов предсказал планету Нептун. Так мне объяснили. А нашли месторождение уже без него. Он всего-то был в городе раза три или четыре, прилетал для консультации. Поэтому у нас его и не знают в лицо. Кстати, на Имангде он тоже был. Сказал: прекрасные места, я хотел бы здесь жить. Это со слов Шубина. Про то, что он хотел бы здесь умереть, он ничего не сказал. Вероятно, это желания пришло позже… А вообще странно всё это. Человек прилетает из Москвы, бросает там семью, квартиру, работу, устраивается в тундру, в дикую глушь. Живёт там зиму, полярную ночь, с непривычки самое жуткое время. И вот, когда зима позади, когда только жить и жить, забивает в край стола гвоздь и стреляет себе в висок. Почему?

– Вероятно, потому что ствол у карабина слишком длинный, – предполагает Егоров.

– Ствол? – Ганшин не сразу понимает, о чём идёт речь. – Ах да, ствол. Не такой уж длинный, чтобы не дотянуться до курка рукой.

– Какого роста был Нестеров?

– Среднего. Думаю, смог бы дотянуться… Словом, на все эти вопросы вам и предстоит дать ответ. Приступайте. Всё, что у вас в работе, передайте в отдел. Сами решите кому. Желаю успеха.

Егоров пожимает узкую сильную руку Ганшина, встаёт, но уходить не спешит.

– Два вопроса, – говорит он. – Объяснить задание – на это нужно десять минут. А я здесь уже час. Значит ли это, что у вас есть ко мне вопросы, которые вы не можете задать прямо?

– Да, – помедлив, признаёт Ганшин. – Но только потому, что вы не сможете ответить на них при всём вашем… э-э… желании.

– А вы попробуйте.

– Хорошо… Кто вы такой, Николай Тихонович? Что вы представляете собой как человек?

Егоров молчит.

– Каковы ваши потенции как общественного деятеля? В той мере, в какой ответственный работник прокуратуры не может не быть общественным деятелем?

Егоров молчит.

– Достаточно? – спрашивает прокурор.

– Нет.

– Я вижу, что вы не любите неопределенных ситуаций и умеете их прояснять. Что ж, скажу больше – но только то, что… э-э… могу сказать. Мне предложено подумать над возможностью использовать вас на другой работе, по характеру лишь косвенно связанной с вашей… э-э… профессией.

– Разве выбор работы не моё личное дело?

– В пределах, допускаемых партийной дисциплиной.

– Теперь понятно. Второй вопрос. Вы упомянули о Нине Уразовой. Так, кажется, её фамилия? В связи с этим, – кивает Егоров на архивную папку.

На лице Ганшина появляется ироническая усмешка.

– Николай Тихонович, но это же только слухи! Насколько я понял… вернее, насколько вы мне дали это понять, не в ваших правилах… э-э… использовать их в работе. Или я неправильно вас понял?

Вячеслав Николаевич Ганшин, прокурор города Норильска, верен себе: последнее слово остаётся за ним. Егоров собирает со стола бумаги и выходит из кабинета. Вернувшись к себе, достаёт из шкафа новую папку и начинает заполнять формуляр.

«Номер дела…»

«Дело начато…»

Из коридора доносится дробный стук каблуков, дверь открывается и слегка запыхавшаяся секретарша прокурора со словами «Вячеслав Николаевич велели вам передать» кладёт перед Егоровым листок.

Машинописный, довольно слепой экземпляр. В углу: «Для обсуждения. Текст надписи на памятном камне на Гвардейской площади. Проект».

Ниже – заглавными буквами:

«ЗДЕСЬ БУДЕТ СООРУЖЁН ОБЕЛИСК, ВСЕГДА НАПОМИНАЮЩИЙ О ПОДВИГЕ ПЕРВЫХ НОРИЛЬЧАН, КОМСОМОЛЬЦЕВ-СТРОИТЕЛЕЙ, ПОКОРИВШИХ ТУНДРУ, СОЗДАВШИХ НАШ ГОРОД И КОМБИНАТ».

Ещё ниже – острым и словно ироничным почерком прокурора:

«К вопросу о компетентности. Как вы это оцениваете?»

– Спасибо, можете идти, – говорит Егоров секретарше.

– Вячеслав Николаевич велели показать и вернуть.

– Тогда подождите.

Егоров переписывает текст на бумажную четвертушку и только после этого отпускает секретаршу. Затем возвращается к прерванной работе.

«Дело начато…»

«Месяц и число: 2 апреля».

«Год: 1967».

«Дело окончено…»

IV

В гидрогеохимическом отряде Норильской экспедиции, который в начале апреля 1967 года забросили на Имангду, было шесть человек: начальник отряда, кандидат наук Андрей Павлович Щукин, инженер-геолог Игорь Хазанов, старший техник Валерий Леонтьев, студентка-практикантка Ленинградского университета Ольга Новикова и два рабочих – молодой парень, недавно отслуживший срочную Григорий Задонский и пожилой тундровик Иван Мартынович Чесноков, которого все называли по отчеству, Мартынычем. Он выполнял обязанности завхоза и радиста отряда. Седьмым стал Егоров, которого Щукин представил как сотрудника контрольно-ревизионного управления горисполкома.

Экспедиционный «УАЗ-санитарка» с металлическим кузовом оказался до отказа забит отрядным скарбом – мешками с крупами и сахаром, ящиками с говяжьей и свиной тушёнкой, картонными коробками с макаронами и чаем, раскладушками и спальными мешками, связками лыж и бамбуковых лыжных палок, которых хватило бы человек на двадцать.

– Куда столько? – удивился Егоров.

– Про запас, – объяснил Мартыныч. – Наст, он дерево режет, как наждак. И на случай, если кто лыжи сломает. Пешком не больно-то походишь.

Ещё было несколько ящиков с пустыми пивными и винными бутылками.

– Это для проб воды, – пояснил Егорову начальник отряда.

С особой осторожностью в «санитарку» погрузили ящик водки. Мартыныч устроился в кабине рядом с водителем, а в кузов с трудом запихнули Задонского. Остальным пришлось добираться до аэропорта Валёк на рейсовом автобусе.

В первый день не улетели – не было вертолётов. На второй тоже не улетели – вертолёты были, но не подвезли горючку. Только утром третьего дня, когда от ящика водки, припасенной для экстренных случаев на маршрутах, осталось не больше половины, начальник службы перевозок оглядел неподвижные тела в спальных мешках, лежащие в зале ожидания вокруг груды экспедиционного имущества, и скомандовал:

– Подъём, геологи! Транспорт подан. Или вы собираетесь здесь жить?

Опохмелились уже в вертолёте. Внизу тянулась тундра с ослепительно сверкавшим на солнце снегом, словно заштрихованная редкими лиственницами. Через час «Ми-8» сделал круг над посёлком из четырёх десятков домов с трубами, из которых не поднималось ни одного дыма, с нетронутыми ни единым следом проездами между домами. На краю посёлка, возле единственной живой избы, чернели несколько человек, приветственно махали руками.