Русский патриотизм и советский социализм - Алексей Кожевников

В отличие от официальной патриотической доктрины, согласно которой единение самодержавной власти и её «подданных» являлось гарантией величия Империи, по ленинскому определению, реальными вершителями судеб России, её социального освобождения и дальнейшего развития являлись рабочий класс и беднейшее крестьянство. При этом В. И. Ленин особо подчеркивал «великую социалистическую роль великорусского пролетариата, как главного двигателя коммунистической революции»[110]. Так патриотическая идея в большевистской интерпретации обретала своё народное, «классовое» содержание. Роль русского трудового народа (прежде всего, пролетариата) в революционной борьбе многонациональных масс России провозглашалась в статье определяющей. Подлинный патриотизм великороссов, по мнению лидера большевиков, должен был основываться на революционных традициях народа. Примеры военных, научных и культурных достижений русских за всю их многовековую историю в данной работе не указывались.

Отвергая предъявленные большевистской партии обвинения в ее «антипатриотизме» и «пораженчестве», В. И. Ленин предложил свою трактовку понятия «защита Отечества», которая определялась тактическими задачами революционной борьбы великорусского пролетариата в условиях империалистической войны: «Мы говорим: нельзя в XX веке… “защищать отечество” иначе, как борясь всеми революционными средствами против монархии, помещиков и капиталистов своего отечества, т. е. худших врагов нашей родины, – нельзя великороссам “защищать отечество” иначе, как желая поражения во всякой войне царизму, как наименьшего зла для 9/10 населения Великороссии, ибо царизм не только угнетает эти 9/10 населения экономически и политически, но и деморализует, унижает, обесчещивает, проституирует его, приучая к угнетению чужих народов, приучая прикрывать свой позор лицемерными, якобы патриотическими фразами»[111]. Таким образом, только революционная борьба против существующей самодержавной власти, социально-экономических порядков и «грабительской войны» – отвечала, по мнению лидера большевистской партии, коренным потребностям прогрессивного развития России, национальным интересам русского народа и являлась выражением подлинного патриотизма трудящихся масс.

Разрабатывая в годы Первой мировой войны теорию империализма, В. И. Ленин пришел к выводу о неравномерности экономического и политического развития ведущих и развивающихся капиталистических стран в условиях наступившей эпохи империализма. Эта неравномерность, в свою очередь, предопределяла разновременность созревания политических предпосылок для победы социалистической революции. По мнению В. И. Ленина, это опровергало классическую формулу основоположников марксизма о невозможности победы революции в одной стране и о возможности его победы лишь путем одновременной революции в наиболее развитых капиталистических странах. В условиях мировой войны, еще более обострившей противоречия капиталистического общества, победа социализма возможна, по утверждению лидера большевистского крыла РСДРП, даже в одной стране – «слабом звене» в цепи империалистических держав. В августе 1915 г., в статье «О лозунге Соединенных Штатов Европы», опубликованной в номере женевского «Социал-демократа» В. И. Ленин отмечал: «Неравномерность экономического и политического развития есть безусловный закон капитализма. Отсюда следует, что возможна победа социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой, капиталистической стране»[112]. Читавшим эту сенсационную, ломавшую устоявшиеся марксистские стереотипы статью, нетрудно было догадаться, что вождь большевистской партии имел в виду и Россию.

Это теоретическое положение, выдвинутое В. И. Лениным, вызвало негативную реакцию в социал-демократическом меньшевистском лагере. Лидера большевиков обвинили в отступлении от канонов марксизма. Сторонники Ленина – «левые циммервальдцы» Н. И. Бухарин, К. Б. Радек, Ю. Л. Пятаков также не поддержали теоретические новации. Не остался в стороне от развернувшейся полемики и давний политический оппонент Ленина Л. Д. Троцкий. В газете «Наше слово» он писал: «Рассматривать перспективы социальной революции в национальных рамках значило бы становиться жертвой той самой национальной ограниченности, которая составляет сущность социал-патриотизма… В социал-патриотизме… подвизается национально-революционный мессианизм, который считает именно свое национальное государство – по состоянию ли его индустрии или по его демократической форме и революционным завоеваниям – призванным ввести человечество в социализм или в “демократию”»[113]. Однако, как показали последующие события, то, что называлось меньшевистскими лидерами «социал-патриотизмом» обретет в революционной России реальное политическое содержание.

Эволюция взглядов российской революционной интеллигенции 2-й половины XIX – начале XX вв. на патриотическую идею прошла путь от полного ее отрицания, как идеологической основы существующего строя и монархии до первых попыток «патриотического» обоснования социальной борьбы рабочего класса – силы, на которую опиралась партия большевиков. Абстрактный, оторванный от национальной почвы и основывающийся на ультра-интернационализме социализм не мог служить эффективным пропагандистским «пособием» в деле революционного воспитания великорусского пролетариата. Уже в годы Первой мировой войны большевики-интернационалисты столкнулись с необходимостью создания собственной патриотической идеологии. После Октября 1917 г. и возникновения первой Республики Советов понятие «патриотизм» получит качественно иное содержание в условиях нового социально-политического строя.

Глава 2. От идеи «мировой революции» к государственному патриотизму (октябрь 1917–1953 гг.)

§ 1. Идеи «красного патриотизма» в годы Гражданской войны (1918–1920 гг.)

Октябрьская революция 1917 г. и приход большевистской партии к власти ознаменовали собой не только коренной слом социально-экономических и политических институтов прежней капиталистической России, но и явились началом новой государственности. Ее политическое содержание, основанное на принципе «диктатуры пролетариата», главные законы ее организации и функционирования были разработаны В. И. Лениным еще в августе-сентябре 1917 г. В известном теоретическом труде «Государство и революция» он писал: «Пролетариату необходима государственная власть, централизованная организация силы, организация насилия и для подавления сопротивления эксплуататоров и для руководства громадной массой населения, крестьянством, мелкой буржуазией, полупролетариями в деле “налаживания” социалистического хозяйства»[114]. Образовавшаяся на руинах Российской империи Советская Российская республика нуждалась не только в создании своего государственного аппарата, армии, хозяйственных органов, но и в собственной патриотической идеологии. Решающим фактором, повлиявшим на её формирование, явились начавшаяся с весны 1918 г. полномасштабная Гражданская война и иностранная военная интервенция.

Белогвардейское движение, которое ставило своей целью ниспровержение большевиков и выступало под лозунгами «единой и неделимой» России и освобождения ее от «засилья Интернационала», не смогло стать действительно «всенародным» и патриотическим. Во многом это объяснялось преимущественно дворянским и буржуазным социальным составом движения, отсутствием единой социально-политической программы и абстрактными националистическими призывами белых, которые не могли привлечь на свою сторону большинство крестьян, заинтересованных, прежде всего, в решении земельного вопроса. Карательные меры против мирного населения на территориях, «освобожденных» от большевизма, также не могли служить свидетельством «народного» характера белого движения. Главнокомандующий Добровольческой армией А. И. Деникин в своих мемуарах с недоумением констатировал, что после «освобождения» его войсками огромных российских территорий, ожидаемой поддержки белых со стороны всех враждебных Советской власти элементов не произошло[115]. Характерны в этом отношении и свидетельства иностранцев, наблюдавших положение в «белом лагере». Так, английский корреспондент телеграфировал 11 февраля 1920 г. из Новороссийска: «Год тому назад союзные державы соединенно решили покончить с большевиками. Но союзники и Деникин, сменивший Корнилова, и все мы допустили одну ошибку. Мы забыли ознакомиться с настроениями русского народа. Мы ожидали взрыва добровольческого движения, но он не осуществился»[116].

«Патриотическая» риторика белогвардейцев существенно дискредитировалась и фактом оказываемой им значительной финансовой и военной помощи со стороны Антанты. Эта помощь подтверждалась и официальными западными кругами. Так, факты поддержки армии Деникина британскими властями приведены одним из главных организаторов военной интервенции против Советской России У. Черчиллем в его работе «Мировой кризис» (вышла в период 1923–1931 гг.): «По совету генерального штаба, начиная с июля месяца 1919 г., Англия оказывала ему (Деникину) главную помощь, и не менее 250 тыс. ружей, 200 пушек, 30 танков и громадные запасы оружия и снарядов были посланы через Дарданеллы и Черное море в Новороссийск. Несколько сотен британских армейских офицеров и добровольцев в качестве советников, инструкторов, хранителей складов и даже несколько авиаторов помогали организации деникинских армий… Было бы ошибочно думать, что в течение всего этого года мы сражались на фронтах за дело враждебных большевикам русских. Напротив того, русские белогвардейцы сражались за наше дело»[117]. В 1919–1920 гг. расходы Великобритании на армию Деникина (Вооруженные Силы Юга России) составили около 100 млн. фунтов стерлингов[118]. Британское военное командование полностью обеспечивало потребности белых армий в артиллерии и стрелковом вооружении. При этом войска А. И. Деникина, Н. Н. Юденича и Е. К. Миллера было решено перевооружить исключительно английским оружием, а армию А. В. Колчака – винтовками из «русских заказов» периода Первой мировой войны. США, как одна из ведущих держав Антанты, также были заинтересованы во всемерной поддержке белогвардейцев. Американское правительство предоставило армии А. В. Колчака кредит в размере 262 млн. долларов и в счёт этой суммы на протяжении 1918–1919 гг. направили ему 450 тысяч винтовок, несколько тысяч пулеметов, сотни орудий, боеприпасы. Япония израсходовала на содержание белогвардейских формирований на Дальнем Востоке в 1918–1922 г. около 160 млн. иен[119]. После разгрома основных сил Колчака и Деникина организованная в 1920 г. в Крыму Русская армия П. Н. Врангеля сразу же была «взята на обеспечение» странами Антанты. Так, английское правительство ассигновало Врангелю 14,5 млн. фунтов стерлингов, французское правительство дало ему заём в сумме 150 млн. франков. Антанта предоставила армии Врангеля большое количество оружия, тяжелую артиллерию, танки, самолёты, передала ему почти все германское вооружение, оставшееся в Болгарии[120]. Впрочем, среди лидеров белого движения появлялись военачальники, делавшие главную политическую и материальную «ставки» на немецкие оккупационные власти. Это, прежде всего, относилось к «освободительной» деятельности атамана Всевеликого войска Донского П. Н. Краснова. По справедливому замечанию историка А. В. Репникова, «успехи Дона в борьбе с Красной армией и устойчивость власти атамана в значительной мере были обусловлены его лояльностью и тесным сотрудничеством с командованием германских войск, занимавших часть территории области»[121]. В своем приказе «Всевеликому войску Донскому» от 17 мая 1918 г. Краснов потребовал, «чтобы все воздерживались от каких бы то ни было выходок по отношению к германским войскам и смотрели бы на них так же, как и на свои части». В письме к кайзеру Вильгельму (18 мая) с просьбой о поставках оружия атаман взамен предлагал установить «правильные торговые отношения» с Германией[122]. Впрочем, после капитуляции Германии в ноябре 1918 г. П. Н. Краснов обратился за поддержкой к Великобритании и Франции, «проявив склонность следовать политической конъюнктуре»[123].