Стреляешь в брата — убиваешь себя - Максим Михайлов

С этими словами мужчина вскинул к плечу ружье и навел его на толпящихся внизу людей. Передние ряды подались было назад, но сзади продолжали напирать и пробившиеся вперед бестолково затоптались на месте не в силах остановить напор толпы и отступить.

— Прочь, ублюдки! Считаю до трех! Потом буду стрелять! Раз! — в ярости ревел хозяин магазина.

Продавщицы за его спиной сжались, закрыв лица руками, видимо, хорошо зная крутой норов своего работодателя, ничуть не сомневались в том, что он исполнит свою угрозу. Погромщики ощутимо качнулись назад, еще мгновение и толпа из единого жаждущего крови врага организма превратится в беспорядочное стадо и охваченная паникой сломя голову бросится прочь. Андрей, загипнотизированный этим проявлением жесткой непреклонной воли одного человека, уже почти переломившего темную звериную жестокость собравшейся его уничтожить толпы, смотрел во все глаза, про себя повторяя отсчет последних роковых секунд: "Раз!… Два!…". Профессор дернул его за рукав, почти силой развернув в сторону стоящих у угла милиционеров в тот самый момент, когда одетый в камуфляж усташ вскинул двустволку, явно намереваясь опередить хозяина магазина. "Интересно, чем он ее зарядил?" — почему-то подумал в тот момент вовсе не разбиравшийся в охоте и охотничьих боеприпасах Андрей. В мозгу само собой всплыло слышанное где-то словосочетание "утиная дробь" и вдруг появилась твердая уверенность, что на таком расстоянии выстрел из двустволки такой дробью не должен причинить никакого вреда бесстрашному сербу. Спроси его сейчас отчего он решил, что ружье усташа не может быть заряжено чем-нибудь более опасным, он объяснить бы не смог. Но, видимо, аспирант оказался прав в своих предположениях, потому что один из милиционеров успокаивающе похлопав усташа по плечу, веско положил ладонь на уже поднятые стволы, заставляя их опуститься вниз. Его напарник меж тем, криво улыбнувшись, поднял автомат.

— Три! — выкрикнул хозяин магазина и, подняв ружье вверх, выпалил в небо.

Грохнуло… Непривычному к стрельбе Андрею, показалось, что выстрел был очень громким под стать пушечному. Погромщики откровенно шарахнулись в стороны, уже не помышляя о добыче и расправе над ненавистным сербом. Инстинкт самосохранения мощно заявил о себе, перекрывая и вековую национальную неприязнь, разбуженную ловким оратором, и жадность, что подспудно мелким подленьким червем шевелилась в душе каждого погромщика, подзуживая его ожиданием неплохой поживы. На фоне ружейного выстрела короткая автоматная скороговорка, прозвучала вовсе не впечатляюще. Однако результаты ее оказались гораздо более наглядны. Стрелял милиционер на поражение, а поскольку несколько десятков метров, то расстояние, на котором из автомата по неподвижной цели не мажут даже зеленые новобранцы, то шансов у серба не было никаких. Будто ударом гигантского кулака его отбросило обратно во все еще распахнутые двери. Рядом с дверным проемом медленно оседала по стене вниз светловолосая продавщица, удивленно глядя широко распахнутыми уже стекленеющими глазами на расплывающееся на груди кровавое пятно. Еще пара пуль неприятно взвизгнув рикошетом от бетонной стены, ушли в небо. Истошно визжала на немыслимо высокой ноте вторая девушка.

Милиционер удовлетворенно улыбнулся, щелкнул предохранителем автомата и со смехом что-то сказал усташу. Тот с маху шлепнул его по протянутой ладони, видимо, поздравил с удачным выстрелом. Андрей с ужасом почувствовал, как у него слабнут, становятся ватными колени, а ладони покрываются противным холодным потом. Мозг затопило ощущение полнейшей нереальности происходящего, помимо воли Андрей начал чувствовать себя персонажем третьесортного голливудского вестерна. Впервые на его глазах убили человека, а может быть даже двух и ничего не произошло. Мир не перевернулся, молния посланная с небес не поразила убийцу на месте… Не изменилось вообще ничего, даже огромные «Командирские» часы на руке продолжали также размеренно тикать отсчитывая секунды и так же несуразно смотрелись на слишком тонком юношеском запястье. Мир остался прежним, и жизнь молодого аспиранта все так же летела сквозь него, и время не замедлило своего бега, так же продолжали параллельно с ним жить в этом мире профессор и погромщики, визжащая продавщица и с ухмылкой принимающий поздравления усташа убийца. Это казалось невероятным, но так было.

Из оцепенения Андрея вывел многоголосый истошный вопль, долетевший от входа в магазин. Понимая, что никакого сопротивления больше не предвидится, погромщики вновь бросились на штурм. Двери продержались недолго и вскоре распахнулись, слетели с петель под напором людской массы. Но даже обе снесенные створки не смогли обеспечить достаточно широкого прохода для того, чтобы вместить всех желающих попасть внутрь и часть наиболее предприимчивых налетчиков попыталась пробиться в магазин через стеклянные витрины. Мелькнула в воздухе невесть откуда взявшаяся совковая лопата и, описав неэкономную размашистую дугу, врезалась в витрину, со звоном просело вниз, трескаясь и опадая стекло. Острые сабли осколков равнодушно стегнули по прижатым толпой к самой витрине, до последнего не осознававшим грозящей опасности людям, вот тогда то и раздался приведший Андрея в себя крик. Однако десяток раненых не мог уже никого остановить и даже задержать, прямо по ним равнодушно отталкивая в сторону тела, скользя в кровавых лужах, безжалостно топча упавших, в магазин рванулась толпа погромщиков. На какой-то момент здание стало напоминать муравейник, с такой же целеустремленной суетой носились по нему, взад-вперед расталкивая друг друга люди-муравьи. Вскоре из общей сутолоки начали вырываться счастливые обладатели добычи, они бережно прижимали к груди коробки и мешки с товарами, сжимали в охапку ворох костюмов и платьев, тянули за собой волоком тяжеленные ящики. Объединяло этих счастливцев одно, косясь по сторонам воровато прищуренными глазами, они спешили скорее скрыться с захваченным добром в ближайшей подворотне, нырнуть в боковую улочку, пока не догнали и не отняли захваченное менее наглые и удачливые участники погрома. Мимо прижавшихся к нагретой солнцем кирпичной стене дома историков быстрым семенящим шагом проковыляла благообразная старушка, бережно прижимавшая к высохшей груди навороченный музыкальный центр. Огромные черные колонки она перекинула за спину, и они болтались за плечами, как уродливые крылья гигантской летучей мыши. Увидев Андрея с профессором, она испуганно шарахнулась в сторону и зашипела рассерженной кошкой, сразу давая понять внезапно вынырнувшим из-за угла незнакомцам, что без боя она со своей добычей не расстанется. Андрея аж передернуло от ужаса и отвращения, настолько символичным ему показалась эта картина: убеленная сединой старушка с внешностью отставной статс-дамы королевского двора, готовая вцепиться в горло первому встречному, покусившемуся на электронную диковину, что она сама только что украла, хотя голову можно отдать на отсечение даже не представляла, как ее включать. "Дикость, дикость… Какая же дикость!" — как заведенный шепотом повторял и повторял Андрей сжимая виски руками, пытаясь унять болью пульсирующую в них темную дурную кровь.

Профессор дернул его за рукав и требовательно развернул в сторону мародерствующей толпы:

— Смотрите, смотрите, коллега! А они вовсе не так просты, как казалось! Обратите внимание на этих в кожаных куртках! Они вовсе не грабить магазин пришли!

Действительно теперь и Андрей ясно видел, что среди бестолково суетящейся толпы резко выделяются плотного сложения молодые люди, уверенно будто ледоколы, расталкивающие льдины, режущие толпу во всех направлениях, целенаправленно оказывающиеся там, где нужно было взломать запертую дверь, ударом арматурного прута свалить попытавшегося остановить грабеж сторожа или просто придать энтузиазма пассивно ведущей себя людской массе. Они помогали, ободряли, подстрекали, исподволь руководили действиями погромщиков.

Воздух прорезал пронзительный женский визг, перешедший в жалобный почти звериный вой. Трое затянутых в черную кожу волокли вниз по ступенькам одетую в униформу продавщицу, девушка отчаянно вырывалась и шедший с боку кожаный здоровяк время от времени отвешивал ей хлесткие пощечины по лицу, размазывая по щекам густо струящуюся из носа кровь. После каждого удара девушка на секунду обмякала в руках двоих других, и им удавалось проволочь ее несколько метров, потом процедура повторялась. Андрей сжался в предвкушении нового ужаса, где-то в глубине души он понимал, что продавщицу тащат на середину площади не зря, что сейчас на его глазах будет сыгран очередной чудовищный спектакль. И от этого понимания по пояснице пробежали непроизвольные мурашки.

— Эй, ребята! — пробасил перекрывая висящий над площадью гомон здоровяк. — Кто хочет попробовать сербскую шлюху? Подходи, не стесняйся, сегодня она развлечет любого доброго католика бесплатно!