Черный Василек. Наекаэль (СИ) - Никита Воробьев

быть я еще сплю» — неожиданно подумала она. Трещащие голубые искры будто до сих пор покалывали ее пальцы, заставляя слезы наворачиваться на глаза. Произошедшее никак не укладывалось в голове, но боль и память упорно убеждали ее в реальности случившегося. Еще немного посидев так, она всхлипнула, а потом уснула.

Проснулась Анка от громкого стука. Выглянув в затянутое бычьим пузырем окно, она дернулась, увидев вдалеке обозленные лица крестьян. Кто-то стучал в дверь, кто-то в стены. Они взяли с собой все, что подвернулось: вилы, свечи, соль и иконы. Грохот усиливался, нарастал треск, от секунды к секунде все больше это напоминало какой-то бесовской шабаш. «Открывай», «Выходи, бесовское отродье», «Мать ихняя с демонами водилась, и дочка, и внучка, ведьмы проклятые». Анка схватилась за голову. По коридору стучали шаги родителей, как раз в тот момент, когда, громко скрипнув, сошла с петель дверь. Гудящая толпа ввалилась в помещение, и девушка уже приготовилась было к худшему, как вдруг гудеж сменила тишина.

— Три шага назад, отребье. — Прозвучал из коридора властный голос Виолетты.

Анка вскочила с кровати, дернула на себя дверь, и, зажмурившись, шагнула вперед. Тишина.

— Кто из вас, уродов, первый хочет болт промеж глаз, пусть выйдет вперед. — Анка широко распахнула глаза, уставившись на отца, стоящего со взведенным тяжелым арбалетом в коридоре, закрывающим собою проход вглубь. За его спиной, положив руку на мужнее плечо стояла мама, сжимая в руке кухонный нож. — Ну, в штаны понаделали, душегубы? Чего, ждали, что ворветесь сюда, и ребенка мне погубите, ссволочи. — Мужчина с трудом подбирал ругательства от распирающей его ярости, но Анка видела, что, несмотря на все это, ему было по-настоящему страшно: волосы на голове стояли дыбом, и рыжеватые локоны на глазах покрывались сединой. — Быстро объясните, что тут происходит.

Толпа зашуршала, и тут из ее глубин прозвучало:

— Твоя дочь чуть до смерти мою внучку не довела, да и то не велика заслуга, ежели моя ногами не так быстро перебирала, не сносила б головы, знамо дело. — Старческий голос хрипел и прерывался, длинная осмысленная речь давалась говорившей с трудом, в подтверждение чего, из глубин пришедшей в движение толпы вперед выпихнули отбивающуюся девочку, одну из тех, что собирала ягоды. Ее глаза вертелись в орбитах, сердце колотилось на столько бешено, что левое плечо дергалось в ритм его ударов. Сопротивляясь своему положению, она скребла ногами землю, пытаясь втиснуться назад, в спасительные ряды, вырывала руки и извивалась. Но крестьяне не ослабляли хватки, и крепко удерживали ее впереди, закрываясь, словно щитом.

Увидев это, Анка скривилась. Недавний ужас и переживания сменило тошнотворное отвращение. Не люди, а стая червей, пресмыкающихся перед ее порогом. Сами едва на землю не падают от страха, еще и без того перепуганную пичугу за всех отдуваться выставляют. И это вместо того, чтобы отблагодарить? Ненависть нежной волной стала подниматься из глубин ее души. Паразиты. А паразитов давят. Воздух вокруг запах грозой, а на улице потемнело, будто небо затянули тучи, но никто словно этого не замечал. Толпе, правда, это и не было нужно.

— Ведьма, — прошептал кто-то на ухо другому, — ведьма, — прохрипела дряхлая старуха, — ведьма, — прокричал на суке грач, — ведьма, — нежно прошептала на ухо тень.

— Ведьма? — Прокричал звонкий голос из толпы, когда та уже почти ринулась внутрь. — Да какая она ведьма? — Из среды гомонящих крестьян вперед протиснулась веснушчатая девчонка. — Не знаю, что там этим дурехам привиделось с жару, а она, чай, от меня медведя отпугнула, так громко крикнув, что тот в лес убег. — Говоря это, она продралась сквозь сплошную стену спин, под неодобрительные шепотки, прошмыгнула под ложем взведенного арбалета, и схватила Анку за руку, загораживая от людей собою. — Что, скажете лучше, чтоб меня медведь задрал, а? Так вы значит получается?

Несколько замедленно Анка опустила взгляд на свою ладошку, и сжимавшую ее горячую и влажную ладонь подруги. Что это? Минутное помутнение прошло, как будто его и не было, а на улице стало светло как прежде. Злость, вытеснившая до того тревогу, улетучилась, и в душе девушки не осталось ничего, кроме пустоты. Опустошенно она уткнула лоб в плечо Гразины, и тихонько захлюпала.

— Если хотите ее на вилы поднять, придется с меня начать. — Уверенно произнесла конопатая, старательно скрывая предательскую дрожь в голосе. Виолетта переглянулась с неожиданным союзником и благодарно кивнула, улыбнувшись обескровленными губами.

— Они за одно? Да как можно, она моя дочь! Тоже ведьма? Да Гразина бы никогда… А она мне никогда не нравилась, косо на меня смотрела. Хватит! Она под ее чары попала, я сама видела, как они переглядывались! Замолчи. Выведем наружу обоих, там разберемся. Перестаньте!

Крестьяне, словно живой клубок рук, ног и злобы, пришли в движение, вновь двинувшись вперед. Новое противоречие вместо того, чтобы потушить конфликт, разожгло новый. Кто-то плакал, бился, кричал. Другие злились, и наполнялись решимостью. Отец по крепче схватил арбалет, мама по удобнее перехватила нож, а Гразина изо всех сил выпрямила спину.

— Так, — прозвучал в воздухе насмешливый голос. Казалось, что говоривший произнес это тихо, но услышали все. Он говорил насмешливо, но ни у кого не осталось сомнений в его силе и серьезности, — вершители самосуда нарушают саму основу закона божьего. Вы, заблудшие овцы, сколько бы ни взяли крестов, сколько бы ни разожгли факелов, и не намалевали икон, с настоящей ведьмой справиться вам не удастся, даже сейчас вы грешите. — Густой умеренно-звонкий голос гипнотической рекой разливался над грязной озлобленной толпой крестьян, и словно повинуясь ему люди потупили в пол взгляды безучастных глаз. — От проклятья магии, как известно, защищены лишь три группы людей, — лекторский тон говорившего наполнили нотки сочащегося превосходства, — ни к одной из которых вы, кстати, не относитесь. — Он ухмыльнулся. — Благословенные от рождения чудотворцы, молящиеся о спасении праведники, и вершители божественного суда — инквизиторы.

— А ты кто такой? — Прохрипел с трудом дед, сжимающий в руках распятие.

— Вы еще здесь? — С нескрываемым удивлением поинтересовался пришелец. — А ну пшли прочь! — Рявкнул он. Анка сощурилась от резкой боли в висках, а толпа, еще недавно готовившаяся разнести ее дом по бревнышку, в считанные мгновения, рассеялась.

— Итак, что вам нужно? — Мрачно проговорил отец.

Они сидели вчетвером за столом, на который Виолетта выставила все, что нашлось из съестного дома. После эффектной речи незнакомца крестьян сдуло по домам с такой скоростью, будто тот гнался за каждым лично. «Для черни нет жизни дороже собственной, чего не сказать о тебе, маленькая леди», — обратился он к Гразине, когда все стихло. Ее пришлось чуть