Армагеддон-2. Зона 51 - Юрий Бурносов

Дома Гумилев отправил Марусю умываться и надевать пижаму, сказав, что скоро зайдет пожелать спокойной ночи. И тут же набрал Санича.

– Олег, выручай. Маруське срочно кот понадобился, воспитывать его будет, пока я в отъезде.

– Да без проблем, Андрей Львович. А какой кот? Породистый?

– Она вообще манула хотела, в цирке на мою голову увидала. Но манула, пожалуй, все-таки не надо. Да и вообще возни с этими породистыми… Ну их. Пусть будет обычный котенок. Посимпатичнее найди, да и все. Только надо, чтобы он утром здесь уже был, к тому времени, как она проснется.

– Сделаем, Андрей Львович. Знаю я, где кота взять. И то, хорошее дело – некогда девочке скучать будет с котом-то.

Гумилев положил трубку и тяжело вздохнул. Им тоже скучать не придется и без всяких котов…

Маруся уже лежала в своей кроватке, чинно сложив руки на одеяле. Гумилев улыбнулся – до чего послушными делает детей обещанный подарок… Он пожелал дочке спокойной ночи.

– Спокойной ночи, папочка! Хороших снов! – прощебетала Маруся свою традиционную ночную формулу. Но хорошие сны Андрею Гумилеву не снились. Снились человекоподобные роботы, пожирающие вопящих людей, простирающиеся до горизонта руины и выжженные кукурузные поля.

Утром Гумилева разбудил радостный Марусин визг. Затем дверь в его спальню распахнулась, и Маруся, вереща от счастья, стала тыкать Гумилеву в нос какой-то крошечный пушистый комок. Гумилев сел в постели, протер глаза:

– Папа! Папа! Он круче манула в стотыщпийсят раз! Можно, я назову его Мурзик?

– Ну-ка, покажи мне, что тут еще за Мурзик…

Маруся положила котенка ему на ладонь, где он, собственно, целиком и уместился. Из мягкого рыжего меха на Гумилева уставились два синих и неожиданно наглых глаза.

– Какой же он Мурзик? – удивился Гумилев. – Откуда ты вообще это имя взяла? Так котов, по-моему, с прошлого века не называют. Простенько как-то.

– А что, по-твоему, его нужно назвать Иннокентий Павлович? Или Даниил Андреевич?

– С чего это ты решила, что я думал так назвать кота? – опешил Гумилев.

– А у моего знакомого кошку звать Аделаида Петровна. Может, ты тоже думаешь, что котов так нужно называть!

– Нет-нет. Мурзик, так Мурзик, – сдался Гумилев, и Маруся, схватив котенка, понеслась его кормить.

Гумилев еще возился с выборкой из свежих газет, подготовленной референтом, когда ожил селектор.

– К вам господин Вессенберг.

– Пропустите, – велел Гумилев, сразу вспомнив эстонца-ксенобиолога.

Вессенберг вошел, благоухая дорогим парфюмом. Он был такой же, как на фотографии, только светлые волосы длиннее раза в два, чем там. Очки в тонкой золотой оправе были, скорее всего, с простыми стеклами, без диоптрий, просто для красоты. Пижон, решил Гумилев.

– Милости прошу, – сказал он, радушно указывая на кресло.

Вессенберг сел и только тогда сказал:

– Здравствуйте, господин Гумилев.

– И вам не болеть, – сказал в ответ Андрей. – Могли бы известить о визите.

– Я знаю, что вы не щепетильны в данных вопросах, – с едва заметным прибалтийским акцентом произнес Вессенберг. – К вам можно попасть практически с улицы.

– Теперь уже нет. Слишком много людей приходили просить денег. Из них деньги по-настоящему были нужны одной десятой, и это в лучшем случае. Один, не поверите, просил на новый «майбах».

– Дали?

– Дал. В лоб.

– Разумное действие.

Гумилев посмотрел на часы – девять с небольшим. Потом оценивающе глянул на кипу документов. На Вессенберга.

– Пьете? – спросил он. – Я не алкоголик, с утра обычно не пью, но вчера прочел в газете, что старушка в Великобритании дожила до ста десяти, каждое утро выпивая сто граммов виски. Таков рецепт ее долгожительства.

– Мы совершенно не старушки, потому предлагаю выпить по сто пятьдесят, – не чинясь, сказал эстонец.

Гумилев достал из ящика стола – на самом деле это был, скорее, встроенный бар – бутылку «макаллана» и налил в стаканы на три пальца. Чокнулись, пригубили.

– Хорошее начало, – отметил эстонец.

– Вы в самом деле ксенобиолог? – напрямую спросил Гумилев, ставя стакан прямо на стопку бумаг.

– Ну не понарошку же.

– Нет, я не в том смысле… Видите ли, даже у меня в штате есть несколько ксенобиологов. Более того, они даже изучают определенные вещи. Вполне материальные. Но толку от этого я не вижу. Поэтому и спрашиваю, перефразируя – вы настоящий ксенобиолог?

– Я неоднократно работал с вполне материальными объектами, – уклончиво ответил Вессенберг. – Не могу рассказать вам более детально. Может быть, потом. На месте.

– На месте, я надеюсь, у нас будут под рукой свои материальные объекты, если вся информация о Зоне 51 окажется реальной… Вы сами-то верите?

– Отчего же не верить. Свято место пусто не бывает. Нет дыма без огня.

– Вы, часом, еще не филолог? Пословицами разговариваете.

– Хобби, – с виноватой улыбкой сказал Вессенберг. – Я их коллекционирую. Поневоле запоминаю и использую в повседневной речи.

Эстонец-ксенобиолог разговаривал довольно странно, словно компьютер. Эта манера Гумилева не покоробила, а напротив, позабавила. Он был уверен, что плохого человека Решетников в группу не посоветует. Эксцентричного – да, запросто. Но и сам Гумилев был эксцентричным с точки зрения других. Рыбак рыбака видит издалека? Черт, вот и он заговорил пословицами. Неужто заразно?!

– И почему вы ко мне пришли?

– Представиться. И сообщить, что в группе я буду являться вашим непосредственным заместителем.

– А вот это мне уже не нравится, – насупился Гумилев. – У меня есть Санич. Человек, прошедший огонь, воду и медные трубы. Робокоп, которому я всесторонне доверяю. Вас же я, простите, при всем уважении вижу в первый раз.

– Я ожидал такое непонимание, – с готовностью закивал Вессенберг, вертя в пальцах стакан с «макалланом». – Решетников предупреждал меня, что вы сложный человек. Однако вы не должны забывать, кто стоит за организацией вашего, э-э, анабазиса[5]. Поэтому у нас есть определенные просьбы и условия.

– Черт с вами, – сказал Гумилев сурово. – Кто вы по званию хотя бы?

– Ксенобиолог, – расплылся в широчайшей улыбке эстонец. – А Санич?

– Начальник службы безопасности, – парировал Гумилев.

– Таким образом, кадровый офицер у нас в составе группы только один – Решетников.

– Не понял. Решетников идет с нами, но мой заместитель – вы?

– Я только что об этом сообщил. Так будет удобнее во всех отношениях.

Гумилев решил, что сейчас задавать еще какие-то вопросы бессмысленно – его посетитель слишком уклончив и осторожен, лучше уж потом поговорить с более открытым для диалога Решетниковым. Заместитель так заместитель, какая разница, в конце концов.