Полдень, XXI век (апрель 2011) - Коллектив авторов

Пирошников вспомнил молодого журналиста, прослышавшего о странных явлениях в доме на Петроградской стороне и явившегося к Пирошникову за разъяснениями сорок лет назад… Потом он тиснул статью, затем издал брошюру. А фильма Владимир Николаевич так и не посмотрел – ему было неинтересно. И вот на тебе – «легендарный»!

Все это давным-давно кануло в Лету, и ему совсем не хотелось продолжать ту легенду.

– Я, собственно, не за этим… – начал он.

– А что? Кредитная линия? Облигации? Пластиковая карта? Мы сегодня же откроем вам счет, – деловито затрещал управляющий.

– Нет-нет! Я о вечере поэзии… – Пирошников протянул ему афишу.

Гусарский окаменел и несколько секунд неподвижно смотрел на Пирошникова, точно бык на корриде, которому заморочил голову тореадор.

– Поэзии… – повторил он и вдруг мелко расхохотался. – «С дуба падали листья ясеня…» Хм. Поэзии…

Он пробовал на вкус это слово, словно впервые слышал.

– И чего же вы хотите?

– Пригласить вас и ваших сотрудников, – просто ответил Пирошников.

Гусарский взял афишу, расстелил ее на столе для заседаний и внимательно изучил.

– Позвольте… – он вынул из кармана авторучку. – Это элементарный маркетинг.

И он приписал снизу под словами «силлаботонические практики» фразу: «При участии специалиста по паранормальным явлениям, мастера полтергейста Владимира Пирошникова».

– Вот так, – он вернул афишу Пирошникову. – И я гарантирую полный зал.

Пирошников ужаснулся.

– Но я не… Я не полтергейст…

– Правильно. Но вы умеете это делать. И сейчас снова в форме. Мы все это ощущаем, – попробовал пошутить Гусарский. – Я тоже не Доу Джонс, но я знаю, как он работает. В конце концов, никто не требует, чтобы вы поставили дом вверх тормашками. Расскажете об опытах в молодости. Молодые вас плохо знают, напомните им, покажите, кто в доме хозяин… Мы с вами все преодолеем, у нас получится! – расплылся он в улыбке.

Кто в доме хозяин… Эта фраза продолжала звучать в ушах, когда Пирошников спускался в свой подвал, приобретая все больше нежелательных интонаций – от иронически-вопросительных до попросту издевательских.

Болели ноги. Пирошников тяжело дышал, проклиная все на свете. Легендарного героя не вытанцовывалось.

5

Лишь на следующее утро Пирошников вспомнил, что миловидная операционистка Серафима зачем-то просила его зайти, а он позабыл об этом приглашении. Настолько был ошарашен своей открывшейся легендарностью.

Похоже, из него начинали лепить шарлатана, торгующего своими мнимыми подвигами в молодости. Таких легенд сейчас до черта, особенно на эстраде. Выходит траченное молью старичье, о котором забыли сто лет назад, и вдруг выясняется, что это легендарная группа. Пирошников совсем не собирался вступать в их компанию.

Но афиши с надпечаткой, где значилось его имя, уже висели. Надпечатку сделал банк «Прогресс». Афиши висели по всему дому, слава Богу не на улице.

Снова, как в те давние времена, начинало возникать ощущение, что дом диктует ему свою волю, что здесь он не может жить, как хочет, а вынужден соразмерять свои поступки с его поведением.

До вечера поэзии, а точнее сеанса паранормального специалиста, как того пожелали обстоятельства, оставалась неделя. Делать нечего, надо было идти к Дине на консультацию.

Она встретила Пирошникова усмешкой. Ожидала его визита сразу, как только увидела афиши с его фамилией, но он пришел лишь через несколько дней.

– И что же вы намерены делать? – с ходу задала она вопрос.

– Да я и пришел это спросить. Как я должен себя вести?

Дина вздохнула, пригласила его к себе и поставила посреди комнаты.

– Стоять нужно на месте, смотреть в зал и делать пассы. Какие вам удобно. Ну, например…

И она стала делать круговые движения раскрытыми ладонями, обращенными к воображаемому залу. Пирошников попытался повторить, чувствуя себя в глупейшем положении.

– Сымпровизируйте! – скомандовала Дина.

Пирошников продолжил круговые движения лишь одной левой, а правой принялся делать возвратно-поступательные движения в сторону зала, как бы гоня туда невидимые волны.

– О! Да у вас талант! – насмешливо воскликнула она.

– А говорить? Что говорить? – обеспокоенно спросил он, не переставая размахивать руками.

– Говорить нужно два слова. Первое – «Мо! Мо! Мо!». Низким голосом, медленно и протяжно.

Пирошников начал мычать.

– Мо!.. Мо-о!.. Мо-о-о!..

– Отлично! – похвалила она.

– А второе? – поинтересовался он.

– Второе высоким голосом, быстро: «Кизэй! Кизэй! Кизэй!» Как удар хлыстом!

– Мо, мо-о-о, мо-о-о, кизэй, кизэй, кизэй! – с удовольствием повторил он.

Ему начинало это нравиться. Идиотизм крепчал с каждой минутой.

Они повторили все вместе с движением.

– Ну вот. Примерно так, – сказала Дина.

– А что это значит? Мо? Кизэй?

– Это на древнекхмерском. «Мо» – это просто «тихо». А «кизэй» означает «Вселенная слышит тебя и меня».

– Так длинно?

– Да. Это иероглиф, – невозмутимо отвечала Дина.

Пирошников вернулся к себе и некоторое время тренировался перед зеркалом, беззвучно мыча «мо» и шепотом выкрикивая «кизэй». При этом не забывал делать пассы. То и другое выглядело, как ритуальные танцы папуасов в Новой Гвинее.

Внезапно пришла из лавки Софья и сухо проговорила:

– Владимир Николаевич, вас там спрашивают.

Пирошников не успел полностью сбросить с лица остатки выражения «кизэй» – довольно зверского, надо признать – так что Софья отшатнулась в ужасе.

А Владимир Николаевич прошел в магазин, где у полок дожидалась операционистка Серафима.

– Вот я пришла, – простодушно сказала она.

– Здравствуйте, Серафима Степановна, – провозгласил Пирошников, слегка недоумевая: зачем она пришла?

Но она молчала и смотрела на него, будто ожидая чего-то. Пирошников смутился. Да еще Софья вертелась рядом, навострив уши и как бы поправляя книги на полке.

– Зайдемте ко мне, – предложил он.

Они перешли в жилище Пирошникова. Он усадил женщину за стол, а сам собрался готовить кофе. Но не обнаружилось фильтров, да и чашки все были грязные и ожидали мытья в раковине умывальника. Серафима смотрела на него с улыбкой.

Пирошников смущенно развел руками и уселся за стол.

– Извините… А вот… откуда у вас это имя… несовременное такое… – он не нашелся спросить ничего лучшего.

– Это родители. Они верующие. Хотели, чтобы я была, как ангел, – улыбнулась она.

– Шестикрылый?

Она рассмеялась, кивая.

– Духовной жаждою томим,В пустыне мрачной я влачился,И шестикрылый серафимНа перепутье мне явился, —

продекламировал Пирошников. – Знаете?