Дикобраз - Джулиан Барнс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем временем в городе потихоньку, без шума убирали монументы. Конечно, такое случалось и раньше. Так однажды по негласной указке Москвы были изъяты бронзовые Сталины. За одну ночь их сняли с постаментов и свезли на пустырь возле сортировочной станции; там их, словно перед расстрелом, выстроили под высокой стеной в ряд. Несколько недель их охраняли двое милиционеров, потом стало ясно, что народ не собирается эти памятники осквернять. Тогда их обнесли колючей проволокой и оставили на произвол судьбы, и так они впредь и стояли, просыпаясь иногда от свистков товарных составов. Каждую весну все выше разрасталась крапива и вьюнок обвивал свежими побегами сапоги Великого Полководца. Временами мародер с молотком и зубилом взбирался на какой-нибудь монумент пониже в надежде отколоть на сувенир половинку уса, но то ли будучи с похмелья, то ли из-за непригодности зубила успеха не достигал. Изваяния так и продолжали торчать на задах сортировочной станции, отполированные дождями, неистребимые, как память.
Потом Сталин обзавелся компанией. Брежнев, демонстрировавший и при жизни бронзово-гранитную осанку, обрел теперь новую счастливую жизнь в виде статуи. Ленин в рабочей кепчонке вдохновенно вздымал руку с зажатым в ней томиком своего Священного Писания. Рядом стоял местный Первый Вождь Народа; из политической угодливости этот всегда изготовлялся примерно на метр ниже исполинов Советской России. И вот наконец сюда прибыл и Стойо Петканов в самых разнообразных обличьях: партизанским вождем в постолах из свиной кожи и крестьянской рубахе, военачальником в сапогах а-ля Сталин и с генеральскими шевронами, государственным мужем в строгом двубортном костюме с орденом Ленина в петлице. Эта сплоченная компания избранных, некоторые, более поздние, экземпляры которой были изувечены равнодушными подъемными кранами, пребывала здесь в вечной ссылке и безмолвно вела политические дискуссии.
Недавно стали поговаривать, что к ним присоединится и Алеша. Тот самый Алеша, что уже четыре десятилетия братски поблескивал штыком с невысоких северных холмов. Он был подарен советским народом, так не вернуть ли подарок дарителю? Пусть стоит себе в Киеве, Калинине или где-нибудь еще; за эти годы он, наверное, соскучился по родине, и его большая бронзовая мама вконец истосковалась по нему.
Но этот символический акт мог дорого обойтись. Одно дело ночью, втихаря, когда горит лишь один фонарь из шести, вытащить забальзамированного Первого Вождя из мавзолея. Но репатриировать Алешу? Да на это уйдут тысячи долларов, которые могут пригодиться для закупки нефти или пойти на реконструкцию атомного реактора в Восточной провинции. Так возникла идея более скромной местной ссылки. Перетащить Алешу на сортировочную, к его железным вождям; он будет возвышаться над ними, ведь он – самая большая статуя в стране; тут привлекала и возможность незаметно и без особых затрат отомстить – какими маленькими они почувствуют себя рядом с ним, эти высокомерные вожди.
Иные же считали, что Алешу нужно оставить на холме… В конце концов все знают, что Советская Армия и в самом деле освободила от фашизма страну, что русские солдаты погибали здесь и похоронены в этой земле; верно и то, что многие и многие долго были благодарны Алеше и его боевым друзьям. Почему же не оставить его на месте? Не всякий памятник всем нравится. Но не станете же вы сносить пирамиды в знак протеста против бесчеловечного обращения с египетскими рабами?
В половине десятого утра Петр Солинский, стоя за своим рабочим столом, приступил к допросу. Он беззвучно допрашивал торец книжного шкафа, расположенного шагах в пятнадцати от него. Он упражнялся таким образом перед началом каждого рабочего дня. Допрос этот, представлявший собой не столько судебное расследование, сколько изложение гипотезы, включавшей в себя обвинения скорей этического свойства, был прерван в самом разгаре назойливым телефонным звонком, извещавшим о приходе посетителя. Солинский поспешно извинился перед струхнувшим и виновато утиравшим с чела пот шкафом и переключил свое внимание на Георгия Ганина, начальника Народных сил безопасности (бывший Отдел внутренней безопасности).
Теперь Ганин ходил в штатском, что знаменовало безобидный, гражданский характер его деятельности. Но в тот памятный день, всего два года назад, когда его увенчала внезапная слава, тучная фигура Ганина была облачена в лейтенантскую форму, и погоны на его плечах открыто утверждали, что он офицер Северо-Западного военного округа. С двумя десятками милиционеров его направили проконтролировать «малозначительную демонстрацию в провинциальном центре Сливене» – так это определили тогда.
И в самом деле сборище было невелико: сотни три местных «зеленых» и оппозиционеров топали ногами и хлопали в ладоши на покатом, мощенном булыжником склоне – скорее для того, чтобы согреться, чем для чего-либо еще. Сугробы грязного снега перед зданием провинциального комитета Партии образовали вполне надежную баррикаду. Но существовали два обстоятельства, резко менявшие эту, казалось бы, безобидную ситуацию. Во-первых, на демонстрации присутствовал Отряд Девинского, студенческая организация, еще не отраженная как следует в полицейских досье. Удивляться этому не приходилось – в последнее время стало все труднее получать информацию о студенческих делах. Правда, Отряд Девинского был зарегистрирован в качестве литературного общества, названного так в честь местного поэта Ивана Девинского, который, несмотря на декадентские и формалистические склонности, показал себя патриотом и мученически погиб во время фашистского вторжения в 1941 году. Вторым осложняющим обстоятельством оказалось случайное присутствие в Сливене шведских тележурналистов. Они взяли напрокат автомобиль, но тот как раз накануне сломался, и телевизионщикам нечего было снимать в Сливене, кроме заурядной провинциальной стычки.
Если бы служба безопасности попыталась разобраться, что такое Отряд Девинского, она установила бы, что этот поэт имел репутацию ирониста и скандалиста; что в 1929 году его «верноподданнический сонет» под названием «Спасибо, Ваше Величество» немедленно повлек за собой трехлетнее изгнание автора из страны, которое Девинский провел в Париже. Членов Отряда Девинского можно было узнать по красным беретам юных пионеров: крохотные головные уборы десятилетних ребятишек студенты либо натянули на головы до самых бровей, либо с помощью заколок знакомых девиц присобачили издевательским образом к темени. Остальные демонстранты, подобно милиции ничего не знавшие об Отряде Девинского, с раздражением взирали на группку, как им казалось, примазавшихся к ним коммунистов. Подозрения усилились, когда девинисты развернули полотнище с надписью: «МЫ, ВЕРНОПОДДАННЫЕ СТУДЕНТЫ, РАБОЧИЕ И КРЕСТЬЯНЕ, ПОДДЕРЖИВАЕМ ПРАВИТЕЛЬСТВО».
Пробившись сквозь ряды демонстрантов, студенческий отряд остановился ближе всех к стене грязного снега и принялся скандировать: «ДА ЗДРАВСТВУЕТ ПАРТИЯ! ДА ЗДРАВСТВУЕТ ПРАВИТЕЛЬСТВО! ДА ЗДРАВСТВУЕТ ПАРТИЯ! ДА ЗДРАВСТВУЕТ ПРАВИТЕЛЬСТВО! ЧЕСТЬ И СЛАВА СТОЙО ПЕТКАНОВУ! ДА ЗДРАВСТВУЕТ ПАРТИЯ!»
Минуты через две широкие стеклянные двери провинциального парткома распахнулись и местный партийный руководитель вышел лично убедиться в поддержке масс, столь редкой в эти контрреволюционные времена. Студенты тотчас же расширили репертуар. Подняв вверх кулаки, они выстроили крепкую красноголовую фалангу и выкрикивали прямо в улыбающееся лицо партийного босса:
– ДА ЗДРАВСТВУЕТ ПОДНЯТИЕ ЦЕН!
– ДА ЗДРАВСТВУЕТ ДЕФИЦИТ ПРОДУКТОВ!
– ДАЕШЬ ИДЕОЛОГИЮ ВМЕСТО ХЛЕБА!
Студенты оказались хорошо натренированными, и глотки у них были луженые. Кулаки мерно взлетали в воздух, и лозунги звучали один за другим, без паузы:
– СПАСИБО ЗА ПОДНЯТИЕ ЦЕН!
– УКРЕПИМ РЯДЫ ТАЙНОЙ ПОЛИЦИИ!
– ДА ЗДРАВСТВУЕТ ПАРТИЯ!
– ЧЕСТЬ И СЛАВА СТОЙО ПЕТКАНОВУ!
– СПАСИБО ЗА ДЕФИЦИТ ПРОДУКТОВ!
– ДАЕШЬ ИДЕОЛОГИЮ ВМЕСТО ХЛЕБА!
И вдруг, словно по молчаливому сговору, эти лозунги подхватила и остальная часть толпы. «СПАСИБО ЗА ДЕФИЦИТ ПРОДУКТОВ» прокатилось по площади громовым эхом, партийный руководитель захлопнул стеклянную дверь, и демонстрация сразу же достигла того порога истерики, который – Ганин это знал – был уже опасен. Его люди выстроились шеренгой перед фасадом комитета Партии, и тут Отряд Девинского заметил их. Студенты трижды подбегали к ним с криком:
– СПАСИБО ЗА ПУЛИ!
– СПАСИБО ЗА ПЫТКИ!
– СПАСИБО ЗА ПУЛИ!
– СПАСИБО ЗА ПЫТКИ!
Было замечено, что «зеленые» и оппозиция не присоединяются к этим крикам; они, казалось, выжидали, когда студенты вновь начнут благодарить за дефицит и высокие цены, чтобы тут уж снова оказаться вместе с ними. Телевизионщики уже работали вовсю.
Из боковой двери комитета выскочил человек в кожаном пальто, назвал какую-то фамилию и чин и передал Ганину приказ партийного секретаря: стрелять поверх голов демонстрантов, а если они не разбегутся, стрелять по ногам. Выполнив поручение, он стремительно исчез, но его появление не осталось незамеченным.