Стихотворения - Михаил Лермонтов

Посвящение

Тебе я некогда вверялДуши взволнованной мечты;Я беден был — ты это знал —И бедняка не кинул ты.Ты примирил меня с судьбой,С мятежной властию страстей;Тобой, единственно тобой,Я стал, чем был с давнишних дней.И муза по моей мольбеСошла опять с святой горы.Но верь, принадлежат тебеЕе венок, ее дары!..

1830. Майя. 16 число

Боюсь не смерти я. О нет!Боюсь исчезнуть совершенно.Хочу, чтоб труд мой вдохновенныйКогда-нибудь увидел свет;Хочу — и снова затрудненье!Зачем? что пользы будет мне?Мое свершится разрушеньеВ чужой, неведомой стране.Я не хочу бродить меж вамиПо разрушении! — Творец.На то ли я звучал струнами,На то ли создан был певец?На то ли вдохновенье, страстиМеня к могиле привели?И нет в душе довольно власти —Люблю мучения земли.И этот образ, он за мноюВ могилу силится бежать,Туда, где обещал мне датьТы место к вечному покою.Но чувствую: покоя нет,И там, и там его не будет;Тех длинных, тех жестоких летСтрадалец вечно не забудет!..

Гость

Как прошлец иноплеменныйВ облаках луна скользит.Колокольчик отдаленныйТо замолкнет, то звенит.«Что за гость в ночи морозной?»Мужу говорит жена,Сидя рядом, в вечер поздныйВозле тусклого окна…Вот кибитка подъезжает…На высокое крыльцоИз кибитки вылезаетНезнакомое лицо.И слуга вошел с свечою,Бедный вслед за ним монах:Ныне позднею пороюЗаплутался он в лесах.И ему ночлег дается —Что ж стоишь, отшельник, ты?Свечки луч печально льетсяНа печальные черты.Чудным взор огнем светился,Он хозяйку вдруг узнал,Он дрожит — и вот забылсяИ к ногам ее упал.Муж ушел тогда. О! ПреждеЖил чернец лишь для нее,Обманулся он в надежде,Погубил он с нею все.Но промчалось исступленье;Путник в комнате своей,Чтоб рыданья и мученьеСхоронить от глаз людей.По рыдания звучалиВплоть до белыя зари,Наконец и замолчали.Поутру к нему вошли:На полу од посинелый,Как замученный, лежал;И бесчувственное телоПлащ печальный покрывал!..

К***

Не думай, чтоб я был достоин сожаленья,[51]Хотя теперь слова мои печальны, — нет,Нет! все мои жестокие мученья —Одно предчувствие гораздо больших бед.

Я молод; но кипят на сердце звуки,И Байрона достигнуть я б хотел;У нас одна душа, одни и те же муки, —О, если б одинаков был удел!..

Как он, ищу забвенья и свободы,Как он, в ребячестве пылал уж я душой,Любил закат в горах, пенящиеся водыИ бурь земных и бурь небесных вой.

Как он, ищу спокойствия напрасно,Гоним повсюду мыслию одной.Гляжу назад — прошедшее ужасно;Гляжу вперед — там нет души родной!

Дереву

Давно ли с зеленью радушной[52]Передо мной стояло тыИ я коре твоей послушнойВверял любимые мечты;Лишь год назад, два талисманаСветилися в тени твоей,И ниже замысла обманаНе скрылося в душе детей!..

Детей! — о! да, я был ребенок! —Промчался легкой страсти сон;Дремоты флер был слишком тонок —В единый миг прорвался он.И деревцо с моей любовьюПогибло, чтобы вновь не цвесть;Я жизнь его купил бы кровью, —Но как переменить, что есть?

Ужели также вдохновеньеУмрет невозвратимо с ним?Иль шуму светского волненьяБороться с сердцем молодым?Нет, нет, — мой дух бессмертен силой,Мой гений веки пролетитИ эти ветви над могилойПевца-страдальца освятит.

Предсказание

Настанет год, России черный год,[53]Когда царей корона упадет;Забудет чернь к ним прежнюю любовь,И пища многих будет смерть и кровь;Когда детей, когда невинных женНизвергнутый не защитит закон;Когда чума от смрадных, мертвых телНачнет бродить среди печальных сел,Чтобы платком из хижин вызывать,И станет глад сей бедный край терзать;И зарево окрасит волны рек:В тот день явится мощный человек,И ты его узнаешь — и поймешь,Зачем в руке его булатный нож:И горе для тебя! — твой плач, твой стонЕму тогда покажется смешон;И будет все ужасно, мрачно в нем,Как плащ его с возвышенным челом.

Все тихо — полная луна…

Все тихо — полная лунаБлестит меж ветел над прудом,И возле берега волнаС холодным резвится лучом.Никто, никто, никто не усладилВ изгнанье сем тоски мятежной!Любить? — три раза я любил,Любил три раза безнадежно.

1830 год. Июля 15-го

(Москва)

Зачем семьи родной безвестный кругЯ покидал? Все сердце грело там,Все было мне наставник или друг,Все верило младенческим мечтам.Как ужасы пленяли юный дух,Как я рвался на волю, к облакам!Готов лобзать уста друзей был я,Не посмотрев, не скрыта ль в них змея.

Но в общество иное я вступил,Узнал людей и дружеский обман,Стал подозрителен и погубилБеспечности душевной талисман.Чтобы никто теперь не говорил:Он будет друг мне! — боль старинных ранИз груди извлечет не речь, но стон;И не привет, упрек услышит он.

Ах! я любил, когда я был счастлив,Когда лишь от любви мог слезы лить.Но, эту грудь страданьем напоив,Скажите мне, возможно ли любить?Страшусь, в объятья деву заключив,Живую душу ядом отравитьИ показать, что сердце у меняЕсть жертвенник, сгоревший от огня.

Но лучше я, чем для людей кажусь,Они в лице не могут чувств прочесть;И что молва кричит о мне… боюсь!Когда б я знал, не мог бы перенесть.Противу них во мне горит, клянусь,Не злоба, не презрение, не месть.Но… для чего старалися ониТак отравить ребяческие дни?

Согбенный лук, порвавши тетиву,Гремит — но вновь не будет прям, как был,Чтоб цепь их сбросить, я, подняв главу,Последнее усилие свершил;Что ж. — Ныне жалкий, грустный я живуБез дружбы, без надежд, без дум, без сил,Бледней, чем луч бесчувственной луны,Когда в окно скользит он вдоль стены.

Булевар

С минуту лишь с бульвара прибежав,[54]Я взял перо — и, право, очень рад,Что плод над ним моих привычных правУзнает вновь бульварный маскерад;Сатиров я, для помощи призвав, —Подговорю, — и все пойдет на лад.Ругай людей, но лишь ругай остро;Не то — …ко всем чертям твое перо!..

Приди же из подземного огня,Чертенок мой, взъерошенный остряк,И попугаем сядь вблизи меня.«Дурак» скажу — и ты кричи «дурак».Не устоит бульварная семья —Хоть морщи лоб, хотя сожми кулак,Невинная красотка в сорок лет —Пятнадцати тебе все нет как нет!

И ты, мой старец с рыжим париком,Ты, депутат столетий и могил,Дрожащий весь и схожий с жеребцом,Как кровь ему из всех пускают жил,Ты здесь бредешь и смотришь сентябрем,Хоть там княжна лепечет: «Как он мил!»А для того и силится хвалить,Чтоб свой порок в Ч**** извинить!..

Подалее на креслах там другой;Едва сидит согбенный сын земли;Он как знаток глядит в лорнет двойной;Власы его в серебряной пыли.Он одарен восточною душой,Коль душу в нем в сто лет найти могли.Но я клянусь (пусть кончив — буду прах),Она тонка, когда в его ногах.

И что ж? — он прав, он прав, друзья мои.Глупец, кто жил, чтоб на диете быть;Умен, кто отдал дни свои любви;И этот муж копил: чтобы любить.Замен души он находил в крови.Но тот блажен, кто может говорить,Что он вкушал до капли мед земной,Что он любил и телом и душой!..

И я любил! — опять к своим страстям!Брось, брось свои безумные мечты!Пора склонить внимание на дам,На этих кандидатов красоты,На их наряд — как описать все вам?В наряде их нет милой простоты:Все так высоко, так взгромождено,Как бурею на них нанесено.

Приметна спесь в их пошлой болтовне,Уста всегда сказать готовы: нет.И холодны они, как при лунеНам кажется прабабушки портрет;Когда гляжу, то, право, жалко мне,Что вкус такой имеет модный свет.Ведь думают тенетом лент, кисей,Как зайчиков, поймать моих друзей.

Сидел я раз случайно под окном,И вдруг головка вышла из окна,Незавита и в чепчике простом —Но как божественна была она.Уста и взор — стыжусь! в уме моемГоловка та ничем не изгнана;Как некий сон младенческих ночейИли как песня матери моей.

И сколько лет уже прошло с тех пор!..О, верьте мне, красавицы Москвы,Блистательный ваш головной уборВскружить не в силах нашей головы.Все платья, шляпы, букли ваши вздор.Такой же вздор, какой твердите вы,Когда идете здесь толпой комет,А маменьки бегут за вами вслед.

Но для чего кометами я васНазвал, глупец тупейший то пойметИ сам Башуцкой объяснит тотчас.Комета за собою хвост влечет;И это всеми признано у нас,Хотя — что в нем, никто не разберет:За вами ж хвост оставленных мужьев,Вздыхателей и бедных женихов!

О женихи! о бедный Мосолов;Как не вздохнуть, когда тебя найду,Педантика, из рода петушков,Средь юных дев как будто бы в чаду;Хотя и держишься размеру слов,Но ты согласен на свою беду,Что лучше все не думав говорить,Чем глупо думать и глупей судить.

Он чванится, что точно русский он;Но если бы таков был весь народ,То я бы из Руси пустился вон.И то сказать, чудесный патриот;Лишь своему языку обучен,Он этим край родной не выдает:А то б узнали всей земли концы,Что есть у нас подобные глупцы.

Песнь барда