Том 1. Стихотворения 1906-1920 - Марина Цветаева

Анжелика

Темной капеллы, где плачет орган,Близости кроткого лика!..Счастья земного мне чужд ураган:Я — Анжелика.

Тихое пенье звучит в унисон,Окон неясны разводы,Жизнью моей овладели, как сон,Стройные своды.

Взор мой и в детстве туда ускользал,Он городами измучен.Скучен мне говор и блещущий зал,Мир мне — так скучен!

Кто-то пред Девой затеплил свечу,(Ждет исцеленья ль больная?)Вот отчего я меж вами молчу:Вся я — иная.

Сладостна слабость опущенных рук,Всякая скорбь здесь легка мне.Плющ темнолиственный обнял как другСтарые камни;

Бело и розово, словно миндаль,Здесь расцвела повилика…Счастья не надо. Мне мира не жаль:Я — Анжелика.

Добрый колдун

Всё видит, всё знает твой мудрый зрачокСердца тебе ясны, как травы.Зачем ты меж нами, лесной старичок,Колдун безобидно-лукавый?

Душою до гроба застенчиво-юн,Живешь, упоен небосводом.Зачем ты меж нами, лукавый колдун,Весь пахнущий лесом и медом?

Как ранние зори покинуть ты мог,Заросшие маком полянки,И старенький улей, и серый дымок,Встающий над крышей землянки?

Как мог променять ты любимых зверей,Свой лес, где цветет Небылица,На мир экипажей, трамваев, дверей,На дружески-скучные лица?

Вернись: без тебя не горят светляки,Не шепчутся темные елки,Без ласково-твердой хозяйской рукиСкучают мохнатые пчелки.

Поверь мне: меж нами никто не поймет,Как сладок черемухи запах.Не медли, а то не остался бы медВ невежливых мишкиных лапах!

Кто снадобье знает, колдун, как не ты,Чтоб вылечить зверя иль беса?Уйди, старичок, от людской суетыПод своды родимого леса!

Потомок шведских королей

О, вы, кому всего милейПобедоносные аккорды, —Падите ниц! Пред вами гордыйПотомок шведских королей.

Мой славный род — моя отрава!Я от тоски сгораю — весь!Падите ниц: пред вами здесьПотомок славного Густава.

С надменной думой на лицеВ своем мирке невинно-детскомЯ о престоле грезил шведском,О войнах, казнях и венце.

В моих глазах тоской о чудеТакая ненависть зажглась,Что этих слишком гневных глаз,Не вынося, боялись люди.

Теперь я бледен стал и слаб,Я пленник самой горькой боли,Я призрак утренний — не боле…Но каждый враг мне, кто не раб!

Вспоен легендой дорогою,Умру, легенды паладин,И мой привет для всех один:«Ты мог бы быть моим слугою!»

Недоумение

Как не стыдно! Ты, такой не робкий,Ты, в стихах поющий новолунье,И дриад, и глохнущие тропки, —Испугался маленькой колдуньи!

Испугался глаз ее янтарных,Этих детских, слишком алых губок,Убоявшись чар ее коварных,Не посмел испить шипящий кубок?

Был испуган пламенной отравойСветлых глаз, где только искры видно?Испугался девочки кудрявой?О, поэт, тебе да будет стыдно!

Обреченная

Бледные ручки коснулись рояляМедленно, словно без сил.Звуки запели, томленьем печаля.Кто твои думы смутил,Бледная девушка, там, у рояля?

Тот, кто следит за тобой,— Словно акула за маленькой рыбкой —Он твоей будет судьбой!И не о добром он мыслит с улыбкой,Тот, кто стоит за тобой.

С радостным видом хлопочут родные:Дочка — невеста! Их дочь!Если и снились ей грезы иные, —Грезы развеются в ночь!С радостным видом хлопочут родные.

Светлая церковь, кольцо,Шум, поздравления, с образом мальчик…Девушка скрыла лицо,Смотрит с тоскою на узенький пальчик,Где загорится кольцо.

«На солнце, на ветер, на вольный простор…»

На солнце, на ветер, на вольный просторЛюбовь уносите свою!Чтоб только не видел ваш радостный взорВо всяком прохожем судью.Бегите на волю, в долины, в поля,На травке танцуйте легкоИ пейте, как резвые дети шаля,Из кружек больших молоко.О, ты, что впервые смущенно влюблен,Доверься превратностям грез!Беги с ней на волю, под ветлы, под клен,Под юную зелень берез;Пасите на розовых склонах стада,Внимайте журчанию струй;И друга, шалунья, ты здесь без стыдаВ красивые губы целуй!Кто юному счастью прошепчет укор?Кто скажет: «Пора!» забытью?— На солнце, на ветер, на вольный просторЛюбовь уносите свою!

Шолохово, февраль 1910

От четырех до семи

В сердце, как в зеркале, тень,Скучно одной — и с людьми…Медленно тянется деньОт четырех до семи!К людям не надо — солгут,В сумерках каждый жесток.Хочется плакать мне. В жгутПальцы скрутили платок.Если обидишь — прощу,Только меня не томи!— Я бесконечно грущуОт четырех до семи.

Волей луны

Мы выходим из столовойТем же шагом, как вчера:В зале облачно-лиловойБезутешны вечера!Здесь на всем оттенок давний,Горе всюду прилегло,Но пока открыты ставни,Будет облачно-светло.Всюду ласка легкой пыли.(Что послушней? Что нежней?)Те, ушедшие, любилиРисовать ручонкой в ней.Этих маленьких ручонокЖдут рояль и зеркала.Был рояль когда-то звонок!Зала радостна была!Люстра, клавиш — все звенело,Увлекаясь их игрой…Хлопнул ставень — потемнело,Закрывается второй…Кто там шепчет еле-еле?Или в доме не мертво?Это струйкой льется в щелиЛунной ночи колдовство.В зеркалах при лунном светеСнова жив огонь зрачков,И недвижен на паркетеСлед остывших башмачков.

Rouge et Bleue[12]

Девочка в красном и девочка в синемВместе гуляли в саду.— «Знаешь, Алина, мы платьица скинем,Будем купаться в пруду?».Пальчиком тонким грозя,Строго ответила девочка в синем:— «Мама сказала — нельзя».

Девушка в красном и девушка в синемВечером шли вдоль межи.— «Хочешь, Алина, все бросим, все кинем,Хочешь, уедем? Скажи!»Вздохом сквозь вешний туманГрустно ответила девушка в синем:— «Полно! ведь жизнь — не роман»…

Женщина в красном и женщина в синемШли по аллее вдвоем.— «Видишь, Алина, мы блекнем, мы стынем, —Пленницы в счастье своем»…С полуулыбкой из тьмыГорько ответила женщина в синем:— «Что же? Ведь женщины мы!»

Столовая

Столовая, четыре раза в деньМиришь на миг во всем друг друга чуждых.Здесь разговор о самых скучных нуждах,Безмолвен тот, кому ответить лень.

Все неустойчиво, недружелюбно, ломко,Тарелок стук… Беседа коротка:— «Хотела в семь она придти с катка?»— «Нет, к девяти», — ответит экономка.

Звонок. — «Нас нет: уехали, скажи!»— «Сегодня мы обедаем без света»…Вновь тишина, не ждущая ответа;Ведут беседу с вилками ножи.

— «Все кончили? Анюта, на тарелки!»Враждебный тон в негромких голосах,И все глядят, как на стенных часахОдна другую догоняют стрелки.

Роняют стул… Торопятся шаги…Прощай, о мир из-за тарелки супа!Благодарят за пропитанье скупоИ вновь расходятся — до ужина враги.

Пасха в апреле