Только когда мы вдвоем (ЛП) - Лиезе Хлоя

Меня и Райдера поставили в пару для финального экзамена. Чтобы успешно завершить курс, нам не только придётся сотрудничать на протяжении оставшегося семестра, но мы также должны прийти к согласию насчёт идеи проекта, работать вместе, и нас будут суммарно оценивать. «Невозможно» — это ещё мягко сказано.

Райдер вздыхает и трёт лицо.

— Слушай, — говорю я. — Я тоже не в восторге.

Он не отвечает. Он меня как будто не слышит. Более того, кажется, будто он вообще никогда меня не слышал. Я дружу с Руни достаточно давно, чтобы знать, что это её главная жалоба в отношении мужчин: «Они попросту не слушают, Уилла! Они даже не пытаются понять».

Райдер кажется ужасно типичным в этом отношении.

— Эй, — я тычу его в руку и этим заслуживаю его резкое переключение внимания. Вау, ну привет, сплошные мышцы. Чёрт подери.

Он выпрямляется на сиденье и поворачивается ко мне. Даже в тени козырька кепки его глаза имеют поразительный зелёный оттенок травы.

— В чём твоя проблема? — спрашиваю я.

Его взгляд опускается к моему рту, затем к моим рукам, которые вертят телефон на столе. Внезапно его руки тяжело опускаются на мои ладони, останавливая машинальные движения. Весь воздух вылетает из моих лёгких. Его хватка тёплая, пальцы длинные, на ладонях чувствуются мозоли. Он подвинулся ближе, и я улавливаю лёгкий хвойный аромат и мягкий запах чистого мыла.

Его пальцы мягко обхватывают мой телефон, после чего Райдер проводит пальцем по экрану и подносит устройство к моему лицу, верно предположив, что я использую Face ID для разблокировки. Когда телефон разблокировался, он создаёт новую переписку с незнакомым мне номером. Я смотрю, как его пальцы летают над экраном, затем опускаю взгляд на сообщение.

«Я глухой, — написано там. — Так я могу с тобой говорить».

У меня отвисает челюсть. Он не может слышать. Это объясняет... ну, очень многое. Но всё равно, даже если он глухой, это не оправдывает то, что он меня пнул и дёрнул за волосы.

«Ты сама начала».

Ладно, я сама начала. Потому что он был засранцем.

«Он не был засранцем. Это ты засранка. Он не мог тебя слышать, а ты предположила худшее и обращалась с ним как с отбросами».

— Уф, — я стону, шумно выдыхая и надувая щеки. Затем я беру свой телефон. Я собираюсь набрать сообщение, но его ладони снова тяжело ложатся на мои. Я поднимаю глаза, и моё сердце странно ёкает. Этот парень создаёт вокруг себя определённую атмосферу. Стула под ним почти не видно, ноги вытягиваются далеко за парту. Он опирается локтем на поверхность, и его бицепс лесоруба отчётливо выделяется. На самом деле, он немного устрашает. Ну, устрашал бы. Если бы меня можно было напугать.

Райдер показывает на свой глаз, затем подносит палец к уголку моего рта. Я ёжусь, когда кончик его пальца проводит по моей щеке.

— Ты умеешь читать по губам?

Он кивает, но свободной рукой делает тот жест, который люди показывают, когда хотят, чтобы ты действовал помедленнее.

— Медленно. Если я говорю медленно.

Он кивает.

— Но ты сам не говоришь?

Он качает головой. Мои плечи невольно горбятся. Как, чёрт возьми, мы будем общаться? Я совсем немного знают американский язык жестов, потому что однажды летом, каждый вечер после смены в книжном магазине, я работала няней для семилетней Лолы, у которой были проблемы со слухом. Мама немного обучила меня языку жестов, который узнала за годы работы медсестрой, и я неплохо выучила его, чтобы заботиться о Лоле. Но сами понимаете, как обстоит дело — со временем всё забывается, если знаниями не пользоваться, а ведь прошли уже годы. Хотя я вспоминаю одну ключевую фразу, которую мы с Лолой регулярно использовали.

«Прости». Я сжимаю руку в кулак и описываю ей круг в районе сердца.

— Я не знала, — говорю я ему. — Я думала, ты просто засранец-лесоруб.

Его губы весело подёргиваются. Глянув на телефон, он печатает: «Лесоруб? Что, это потому что я ношу фланелевые рубашки?»

— И борода. И ботинки. Ты в Лос-Анджелесе, Бугай, а не на Тихоокеанском Северо-Западе. Ты как до сих пор не поджарился?

Он опускает голову и, если не ошибаюсь, я почти заставила этого засранца улыбнуться.

«Ткань тонкая, — печатает он. — Под ней ничего нет».

Мои щёки заливаются жаром. Лесоруб кажется мускулистым. Несложно представить кубики пресса и стальные мышцы груди, спрятанные под мягкой, поношенной клетчатой тканью. Я поддразнивала его, но этот мужчина умеет носить клетчатые рубашки. Ткань натянулась на округлых плечах, бицепсах, но всё же оставляет достаточно простора воображению, чтобы я секунд тридцать тупо пялилась и представляла, что у него под этой униформой лесника.

Затем я выхожу из транса и, чтобы скрыть румянец, наклоняюсь над телефоном и печатаю вместо того, чтобы говорить вслух. «Ну, в любом случае. Я прошу прощения за недопонимание».

Его ответ поразительно быстрый, но, наверное, если бы я могла говорить только так, я бы тоже наловчилась. «Ничего страшного. Эту ошибку можно понять. И к слову говоря, там, в ресторане был семейный ужин. Мы не друзья; МакКормак — муж моей сестры. Я собираюсь придушить его, поскольку эта ситуация — целиком и полностью его вина».

Я поднимаю взгляд и с разинутым ртом смотрю на Райдера.

— Серьёзно?

Он кивает, затем печатает: «Ага. Вини во всём Чокнутого Профессора».

Это вызывает у меня хрюкающий смешок. Я прикрываю рот, стараясь скрыть, каким смешным мне это показалось.

«И ещё, я почти не использую язык жестов, — пишет он. — Это... нечто новое».

Я читаю его сообщение, затем поднимаю на него взгляд.

— То есть, ты не всегда был глухим?

Он хмурится и постукивает меня пальцем по губам, отчего моя кожа горит в месте его касания. Снова повернувшись к телефону, он печатает: «Открывай рот нормально. Помедленнее. Ты мямлишь хуже, чем мой брат. Будто тебе челюсти запаяли».

А лесоруб-то командир. И прямолинейный. Это чрезвычайно раздражает. Во мне вспыхивает раздражение, щёки окрашиваются горячим румянцем. Разблокировав телефон, я печатаю: «Ну прости, этим утром я пропустила урок ораторского искусства, профессор Хиггинс. Я не ожидала, что придётся общаться с раскомандовавшимся глухим лесорубом».

Его брови взлетают, пока пальцы бегают по экрану телефона. «Превосходно. Мямля, и вдобавок эйблист»2.

Ахнув, я хлопаю ладонью по столу и поворачиваюсь к нему.

— Неправда!

Мой телефон пиликает. «Сразу наделала в свои спортивные штанишки. Я шутил».

Я испытываю лишь лёгкое облегчение из-за того, что он на самом деле не обвиняет меня в том, что я стыжу его глухотой. Я хмурюсь и печатаю: «Ты всегда такой засранец?»

«А ты всегда такая вспыльчивая?» — парирует он в ответ.

Наши глаза встречаются, и оба телефона падают на стол.

Сделав долгий успокаивающий вдох, я решаю быть выше мелочных оскорблений и перейти к делу.

— Как мы будем работать вместе? — спрашиваю я.

Райдер пожимает плечами, затем берёт телефон. «У тебя есть макбук?»

Я киваю.

«Хорошо, — пишет он. — Принеси его на нашу первую рабочую сессию. Мы можем сидеть друг напротив друга и переписываться в мессенджере, как будто обычно разговариваем. Поначалу странно, но потом ты привыкнешь. Если только ты не хочешь попросить другого напарника. Я понимаю, что ситуация не идеальная».

Когда я читаю эти слова, что-то в моей груди сжимается. Он с такой готовностью списывает себя со счетов. Как будто он ожидает, что все забракуют его из-за неудобства.

«Я не возражаю, если ты сам не против», — пишу я.

Тень улыбки играет на его губах, когда Райдер читает это сообщение, но потом лицо снова делается стоическим. Глядя мне в глаза, он снова пожимает плечами.

Мой телефон пиликает новым сообщением.

«Меня устраивает».