Болевой порог. Вторая чеченская война - Олег Палежин

всю дорогу о чём-то своём офицерском, но Саня не вникал. Когда показалась верхушка водонапорной башни, вновь прозвучал выстрел, эхом проносясь по руслу реки. Брызнула крошка бетона рядом с ботинком лейтенанта. Макеев дёрнул Скачкова за плечо, уводя бойца в сторону. Оба рванули под мост к берегу, матерясь и запинаясь, петляя на ходу. На груди бойца болталась пехотная каска. На спуске он запнулся о камень и кубарем полетел вниз. В каску он уткнулся лицом, разбив себе губу и оцарапав щеку.

– Это что такое было, боец? – уставился на Саню взводный.

– Вражеский снайпер, товарищ старший лейтенант, – задыхаясь и вытирая кровь, ответил Скачков.

– Понятно, что не дружеский. А откуда он взялся?

– Не могу знать.

– У «секрета» рация есть? – спросил с надеждой Макеев.

– Должна быть.

– Тогда идём к ним. На мост идти нельзя, подстрелят. Тебя задело что ли?

– Нет, ерунда, товарищ старший лейтенант.

– Ну пошли.

Предупредив смены «секрета» о работе снайпера по мосту, Макеев добрался до рации:

– «Шило», я «Бамбук-13», приём.

– «Шило» на проводе, «Бамбук-13».

– Ты мне вчера коробку обещал.

– Обещал, значит, дам.

– Мне сейчас нужно, я домой попасть не могу.

– Ты на той стороне рыбу ловишь?

– Ага, клюёт хорошо. Унести не можем.

– Жди, «Бамбук», скоро будем. Конец связи.

Ждали недолго. На нашей стороне показался Т-72, за ним выползла самоходная артиллерийская установка. Машины не рискнули идти на разрушенный мост и решили работать с берега. Водонапорная башня со страшным скрипом прогнулась. Танк после трёх залпов сдал назад, уступая место самоходке. Она полностью обрушила башню, но Скачков пропустил это зрелище. Он и взводный бежали назад, изредка оборачиваясь. На берегу стоял ротный, заткнув руки за спину.

– Ну что, «Бамбуки», встряли?

– Есть немного, Серёжа, – ответил, задыхаясь, Макеев.

– Прекратите прогулки, они до добра не доведут, пусть разведка гуляет. Их наградные листы чаще наших уходят. Ты лучше, лейтенант, своим взводом займись, а то они всю бахчу станицы разворовали.

– Есть, товарищ капитан! – ответил Макеев и пошёл строить взвод.

Через сутки к обеду пришло распоряжение командования всем пехотным подразделениям занять высоты на противоположной стороне реки. Пополнив боекомплект и приведя в порядок личное оружие, батальоны пересекли злосчастный мост. Парни тащили на себе тяжёлые крупнокалиберные пулемёты, гранатомёты, ящики с патронами и прочее хозяйство, включая ломы и лопаты. На высотах были обнаружены добротные позиции противника, что облегчило задачу пехоте.

– Вот как нужно зарываться в землю! – крикнул комбат, указывая на окопы.

Довольные бойцы, не скрывая радости, занимали блиндажи и организовывали оборону по периметру и флангам. Солдатам не нужно было снова вгрызаться в каменистую почву высот. Саперы под прикрытием разведки прочесали грунтовую дорогу на километр. Вся броня осталась за рекой в ожидании инженерных войск, которые должны были организовать переправу. Октябрь был щедрым на жаркие дни, но ночью осень брала своё. Высоты продувались ветрами, а тёплая одежда осталась на том берегу. Костры разводить запретили, да и солярку на этот раз взять было негде.

– Кто сунется в Виноградное, сам лично расстреляю к чёртовой матери! – кричал ротный. – Это село будут чистить внутренние войска! Пусть работают, а то привыкли стадионы охранять.

Титов наловил в траве много крупных ящериц. Подкравшись к задремавшему бойцу, он аккуратно стал распихивать живность ему в сапоги. Пехота смеялась, увидев реакцию испугавшегося парня. «Секрет» у моста сняли и переместили вперёд ближе к селу. На обочине дороги поставили импровизированный блокпост. Пустые ящики от снарядов забили песком, зажав между ними здоровенный дрын.

– Почти шлагбаум получился, – одобрительно сказал ротный, осмотрев пост. – При любой нештатной ситуации выходите на связь.

Нечего палить в разные стороны.

Во второй половине дня из села Виноградное к блокпосту направилась довольно шумная и агрессивно настроенная толпа чеченок. Женщины сорока лет и старше орали на солдат, используя почему-то сугубо свой чеченский язык.

– Они, что, по-русски ни бум-бум? – спросил боец у сержанта.

– Да всё они бум-бум. Ругают нас просто. Подойдут ближе чем на пятьдесят метров, стреляй в воздух одиночными, – ответил сержант, садясь за радиостанцию.

Сзади за толпой медленно двигался автомобиль марки «Нива», его интерес был абсолютно непонятен. Поэтому сержант дал красную ракету своим. Наш снайпер доложил, что в салоне автомобиля находятся одни мужчины, их рук он не видит. Слава оборудовал для себя позицию среди ветвей старого дуба. Дуб лет двести простоял у обочины этой дороги и видел не одну войну. Сержант с автоматом наперевес отправился навстречу толпе.

– Я ни черта не понимаю, о чём вы тут толкуете, дамы, – пытался наладить диалог Герасимов.

Но толпа приближалась к посту, надвигаясь чёрным пятном на солдата, обступая его со всех сторон.

– Как цыгане у нас на вокзале, – заметил вслух Витя Любимов, крепче прижимая к плечу приклад автомата.

– Гера, вернись назад, мы тебя уже не видим! – закричали с поста.

Сержант вырвался из толпы, поправляя форму и автомат, бегом возвращаясь назад.

– Блядь, вот дуры, – запыхался Герасимов, вытирая выступавшие капли крови на оцарапанном лице, – дай очередь в воздух, Любимый.

Витя взял чуть выше толпы и нажал на спусковой крючок своего автомата. Раздалась глухая мясистая очередь. «Нива» резко сдала назад, развернулась и скрылась за пригорком дороги, оставив позади пелену дорожной пыли. Делегация из числа слабого пола, погрозив кулаками, вернулась в своё село. Сержант по связи дал отбой и предложил по ужинать бойцам, намекая на весёлый вечер или ночь. «Видать, спецназ постарался, – подумал он, не озвучивая своё предположение, чтобы не пугать парней. – Чем это мы не приглянулись этим бабам?» – соображал Герасимов, глядя в бинокль.

Темнело. На небе одна за другой зажигались такие низкие и яркие звёзды. В лесополосе через дорогу от блокпоста уже было невозможно что-либо разглядеть. Но сержант знал, что там их не обойти. Ещё днём Макеев наставил растяжек и осветительных ракет, прикрыв фланг. Слава затаился среди толстых ветвей дуба, включив прибор ночного видения. Слушая всевозможные звуки, бойцы пытались уловить хоть что-нибудь необычное. Хруст веток, шорохи, кашель в лесу или движение на дороге. К утру ужасно клонило в сон. Ресницы медленно слипались, и на стальном корпусе пулемёта выступили капли росы. Укутавшись в плащ-палатки, пехотинцы зевали, сидя на пустых ящиках и смоля папиросы в кулак. Их позиция с пулемётом у дороги смотрелась довольно смешно. Особенно кривая палка вместо шлагбаума.

Макеев разглядывал местность в бинокль, думая, где разместить ещё один «секрет». Разбудив сержанта Титова, он поставил ему задачу – принести с того берега бушлаты для взвода. Со стороны Червлённой в небо уходили последние осветительные ракеты, провожая ещё одну ночь на Кавказе. Титов спросонья гремел котелком, потеряв свою ложку, парируя летящие в него кирзовые сапоги дембелей. Он поднял своё отделение и пошёл на ту сторону, напевая слова из песни «Тёмная ночь». Когда он закончил петь, то понял, что забыл пароль. Развернув отделение, сержант, матерясь, побрел обратно, прекрасно понимая, как отреагирует на это взводный.

– Ты чего ходишь туда-сюда, Титя? – спросил проснувшийся от холода Скачков.

– Я пароль забыл, Саня!

– Не знал да ещё и забыл, да, Москва?

– Не умничай, – скорчил выжидающее лицо Титов, приложив к этому всё своё актерское мастерство.

– У лейтенанта спроси.

– Ну Саня, – не отставал Серёга.

– Одиннадцать. С ночи и до утра пароль «Одиннадцать», запомнил? – спросил шёпотом Скачков.

– Запомнили? – командным тоном продублировал вопрос Титов, поворачиваясь лицом к своему отделению.

Оказавшись на том берегу, сержант первым делом полез в десант машины. Там под ворохом обтирочного материала он прятал банку сгущённого молока. Пробив две дырки патроном автомата, он присосался к ней как младенец. Бойцы смотрели на него молча, сглатывая слюну зная, что не поделится. Серёга заметил это и смущенно поперхнулся.

– Начинайте связывать бушлаты, потом перекусим. А тебе, Бригадир, вообще сладкое нельзя, у тебя вместо зубов одни пеньки остались, и разговариваешь