Эверест. Кому и за что мстит гора? - Джон Кракауэр

Окинув взглядом вместительный салон вертолета, я попытался запомнить имена моих товарищей по команде. Кроме гидов Роба Холла и Энди Харриса, там была тридцатидевятилетняя мать четверых детей Хелен Уилтон, которая уже третий сезон работала менеджером базового лагеря. Медик и профессиональная альпинистка Каролина Маккензи, женщина около тридцати лет, была врачом экспедиции и так же, как и Хелен, не должна была подниматься выше базового лагеря.

Адвокат Лу Касишке, мужчина представительной и эффектной внешности, которого я встретил в аэропорту, покорил уже шесть из Семи вершин, точно так же, как и молчаливая и сдержанная сорокасемилетняя Ясуко Намба, директор по персоналу токийского отделения Federal Express.

Разговорчивый и общительный Бек Уэтерс, сорока девяти лет, работал патологоанатомом в Далласе. Стюарт Хатчисон – педантичный канадец-интеллектуал тридцати четырех лет – работал кардиологом, но в настоящий момент получил грант и занимался научными исследованиями. Самый старший член группы – пятидесятишестилетний Джон Таск работал анестезиологом в Брисбене и занялся альпинизмом после того, как ушел в отставку из австралийской армии.

Фрэнк Фишбек, пятидесяти трех лет, светский и щегольски одетый издатель из Гонконга, уже предпринял три попытки подняться на Эверест с одним из конкурентов Холла. В 1994 году он дошел до Южной вершины, которая находится всего на сто метров ниже главной вершины Эвереста по вертикали. Даг Хансен, сорока шести лет, был почтовым служащим из Америки. В 1995 году он совершил попытку подняться на Эверест вместе с Холлом, но, как и Фишбек, дошел только до Южной вершины.

Я даже не знал, что думать о моих коллегах по экспедиции. Внешне и по своему альпинистскому опыту они очень сильно отличались от крепких парней, с которыми я привык ходить в горы. Тем не менее все они казались милыми, приличными людьми, и во всей группе не было ни одной «сертифицированной сволочи» – во всяком случае, никто не успел проявить себя в таком качестве на начальном этапе.

Так или иначе у меня было мало общего с моими товарищами по экспедиции – за исключением Дага. Он был жилистым, любителем экстрима в смысле работы и отдыха, и его не по возрасту загрубевшее лицо напоминало старый футбольный мяч. Даг более двадцати семи лет проработал почтовым служащим. Он рассказал мне, что скопил деньги на это путешествие, работая на почте в ночную смену, а днем подрабатывая на стройке. Поскольку я сам до того, как стать писателем, восемь лет работал плотником, и состояние наших финансов было гораздо более скромным по сравнению с остальными клиентами, я сразу почувствовал себя с Дагом комфортно и спокойно, как ни с кем другим.

Свое растущее беспокойство я объяснял главным образом тем, что никогда ранее не поднимался в горы в составе такой большой и незнакомой мне группы людей. За исключением одной поездки на Аляску двадцать один год назад, все предыдущие экспедиции я совершал либо с одним-двумя проверенными и надежными друзьями, либо в гордом одиночестве.

В альпинизме крайне важно быть уверенным в тех, кто находится с тобой рядом. Действия одного альпиниста могут самым драматическим образом повлиять на состояние всей команды.

Плохо затянутый узел, неверный шаг, сдвинутый камень или какое-то другое небрежное действие могут привести к неприятным и непредсказуемым последствиям – как для совершившего оплошность, так и для его товарищей. Поэтому совершенно не удивительно, что альпинисты с огромной неохотой берут в свою команду людей, которых знают плохо или совсем не знают.

Однако взаимное доверие является непозволительной роскошью для тех, кто стал клиентом платной экспедиции. Здесь приходится полагаться только на проводника. Пока вертолет с оглушающим ревом подлетал к Лукле, я начал подозревать, что все мои товарищи по экспедиции – точно так же, как и я сам, – втайне надеялись, что Холл позаботился о том, чтобы «отфильтровать» клиентов с сомнительными способностями, а также принял все меры для защиты каждого из нас от ошибок и промахов остальных участников команды.

Глава 4. Пхакдинг

31 марта 1996 года. 2800 метров

Для тех, кто не валял дурака и не расслаблялся, ежедневные переходы заканчивались чуть позже полудня, но редко до того, как жара и боль в ногах заставляли нас спрашивать каждого встречного шерпа: «Как далеко до лагеря?» Ответ, как мы вскоре узнали, был всегда неизменным: «Не больше трех километров, сагиб…»

Вечера были тихими, дым поднимался в спокойном воздухе, смягчая сумерки, быстро меняющееся освещение озаряло горный хребет, где мы должны разбить лагерь следующей ночью, а облака закрывали те места, по которым нам предстояло пройти. Растущее возбуждение снова и снова увлекало мои мысли к Западному гребню…

Когда садилось солнце, я зачастую чувствовал себя одиноким, но лишь изредка мои сомнения возвращались. В такие минуты мне казалось, что вся моя жизнь осталась позади. Ступив на гору, я знал (или верил), что это чувство уступит место полной концентрации для решения предстоящей задачи. Но иногда я спрашивал себя: неужели я проделал весь этот долгий путь только для того, чтобы понять, что на самом деле ищу то, что оставил позади.

Из Луклы путь лежал на север по сумеречному ущелью, где бурным потоком неслась с ледника по засыпанному валунами руслу холодная речка Дудх-Коси. Первую ночь нашего перехода мы провели в деревушке под названием Пхакдинг.

Эта деревушка состояла из полдюжины домов и переполненных гестхаусов, в которых останавливались треккеры[4] и альпинисты, и была расположена на горизонтальном выступе склона над рекой.

С наступлением темноты подул по-зимнему холодный ветер, и утром, когда я поднимался вверх по тропе, на листьях рододендронов ярко блестел иней. Но Эверест находится на 28 градусах северной широты, то есть чуть выше тропиков, и как только солнце поднялось достаточно высоко, чтобы его лучи проникли в глубь каньона, температура резко поднялась. К полудню, когда мы перешли четвертый за тот день шаткий пешеходный мост, подвешенный высоко над рекой, пот градом катился у меня по лицу, и я разделся до шортов и майки.

За мостом грунтовая тропинка отошла в сторону от берегов Дудх-Коси и стала зигзагом подниматься вверх по крутой стене каньона. Периодически на тропинке встречались небольшие рощицы благоухающих сосен. Изысканно рифленные шпили ледяных пиков Тамсерку и Кусум-Кангру пронзали небо на расстоянии более трех вертикальных километров над головой. Это был красивый край, поражавший своим величием, но вот уже много веков он не являлся дикой и неосвоенной территорией.

На каждом клочке пахотной земли были устроены террасы, на которых выращивали ячмень, гречиху или картофель. Молитвенные флажки были натянуты на веревках между склонами гор, тут и там встречались древние буддистские чортены{19} и стены, выложенные из покрытых резьбой камней мани{20}, стоявшие, словно часовые, даже на самых высоких перевалах.

Когда я повернул от речки, тропа была забита треккерами, караванами яков{21}, монахами в красных робах и босыми шерпами, сгибающимися под тяжестью непомерно больших и тяжелых грузов – дров, керосина и газированных прохладительных напитков.

Через полтора часа после того, как мы пересекли широкий мост через реку, я прошел через лабиринт окруженных каменными стенами загонов для яков и неожиданно оказался в центре Намче-Базара, культурного и торгового центра шерпов.

Расположенный на высоте 3450 метров над уровнем моря, Намче занимает огромный, чуть покатый и округлый участок земли, напоминающий вставленную в склон горы спутниковую тарелку. Более сотни строений, соединенных лабиринтом узких тропинок и мостиков, прилепились к скалистому склону. В районе нижней окраины города я нашел гестхаус Khumbu Lodge, поднял полог одеяла, выполнявшего функцию входной двери, и увидел своих товарищей по экспедиции, которые пили чай с лимоном за столом в углу.

Я подошел, и Роб Холл представил меня Майку Груму, третьему проводнику нашей экспедиции. Тридцатитрехлетний австралиец с морковно-рыжими волосами, худой и поджарый, как бегун-марафонец, Грум работал водопроводчиком в Брисбене и только периодически подрабатывал высокогорным гидом. В 1987 году ему пришлось провести ночь под открытым небом во время спуска с вершины Канченджанга (8586 метров), он обморозил ноги, после чего ему ампутировали все пальцы на ногах.

Несмотря на это, уже после столь печального инцидента Грум совершил восхождения на вершины Чогори, Лхоцзе, Чо-Ойю, Ама-Даблам и, в 1993 году, на Эверест, причем без баллона с кислородом.

Он был чрезвычайно спокойным и осторожным, хотя и малообщительным человеком, редко начинал разговор первым, а на все вопросы отвечал кратко и очень тихим голосом.