Эфирия Конец Эпохи (СИ) - Че Макс

Ламиону сопровождали воительницы в легких доспехах черного и темно-синего цвета, вооруженные острыми клинками с большими зубьями, смотрящими в разные стороны. Уже от увиденного послы были в замешательстве, а приблизившись к огням, которые освещали территорию внутреннего двора, они увидели бледную кожу, черные волосы и необычный цвет глаз обращенных эльфов.

— Что с вами случилось? — произнес один из послов, не выдержав и нарушив правила этикета. Этот вопль возмущения был спровоцирован не только обнаружением рабов и измененной внешностью его сородичей, но и самим поведением эльфийских женщин. Отношения между мужчинами и женщинами у эльфов всегда были равноправные с небольшой долей патриархата, выражавшегося в том, что в основном правящие должности, высшие чины в эльфийской армии и места с самой трудной физической работой занимали эльфы-мужчины, в искусстве, лекарстве больше отдавали предпочтение эльфийкам, а здесь же были заметны явные следы матриархального общества, которого никогда не было у эльфов, и это прямо внутри эльфийского поселения. После этого посол одернул сам себя, попросил прощения и молча встал вместе с остальными позади советника Ивриума.

Советник, как один из представителей власти эльфов на материке, ожидал каких-то знаков почтения от эльфов, которые продолжали являться частью королевства Адриэль, а значит подчиняться представителям этой власти, но он ошибался: эти эльфы уже не были верны Совету поселений эльфов, в который входил Ивриум, ни Высшему совету на Адриэле. Эти эльфы верили только той, за которой пошли и от которой получили новую силу. Теперь Ламиона была их вождем, которая, в свою очередь, уже привыкла к почестям, что ей оказывали обращенные эльфы и захваченные ими рабы.

После нескольких секунд стояния напротив друг друга и неловкого молчания без оказания каких-либо почестей с обеих сторон, Ламиона пригласила послов пройти в главное здание для дальнейших переговоров. Пройдя вовнутрь, Ламиона разместилась в роскошном кресле, которое олицетворяло трон. Перед ней стоял стол, на котором лежали листы пергамента и развернутые свитки, преимущественно карты местности. Ее обступили воительницы, как и гостей, закрывая им выход. Послам не было предложено сесть. Все, что происходило, оскорбляло их, как и принципы, устои эльфов.

— Совет почтил меня своим вниманием? — произнесла Ламиона с насмешкой, перебирая драгоценные камни браслета на левой руке.

Ивриум взял слово, используя все доступные ему дипломатические приемы, понимая, что это уже были ни эльфы, и неизвестно чего стоило от них ожидать. Он уже не хотел никаких переговоров, теперь надо было вывести разговор так, чтобы их выпустили из лагеря, дабы быстрее донести совету об увиденном.

— Я наслышан о вас, Ламиона, и хотел поблагодарить за освобождение наших земель и спасение нашего народа. Надеюсь, я не сильно огорчу ваше гостеприимство, но нам пора.

Смысл слов Ивриума стал ясен послам, но не все могли молча стоять. Вперед вышел Алори́ил, когда-то служивший в эльфийской армии, а после занявшийся дипломатией и прибывший на Габилеон с одной из первых экспедиций.

— Я, конечно, должен испытывать благодарность за ваше рвение в освобождении наших земель, но как правильно было замечено уважаемым послом, что с вами случилось?

Алориила попытались перебить и отодвинуть, но он сделал несколько шагов вперед, продолжая говорить:

— Это действие какой-то силы? Вы уже не похожи на эльфов, а эти люди на улице — что они делают?

— У нас много забот. Нужно строить дома, ковать оружие, шить одежду. Пускай этим занимаются более слабые. Среди нас больше нет земледельцев, кузнецов, портных, теперь мы все — воины, и мы должны готовиться к новым битвам, — не отвлекаясь от своего браслета, проговорила спокойно Ламиона.

— Но там же рабы, вы убиваете их! — возмутился Алориил.

— Ничего страшно, если они умрут. Мои воины приведут новых — люди быстро плодятся. Они всё равно ведут краткое и бессмысленное существование, тратя свое время на жестокость и убийство кого угодно, даже себе подобных. Какой смысл жалеть этих вонючих и отвратительных существ? А так, мы направляем их жестокость в полезное русло, позволяя своей работой искупить вину перед нашим народом. Это услуга, за которую они должны быть благодарны.

— Кто вас изменил? Вы же эльфы — самый светлый, просвещенный народ Эфирии.

Правда, таковыми себя считали эльфы, но не все остальные расы поддерживали эти мысли.

— Никто! Только воля моего народа и их королевы!

Эти слова Ламионы вызвали шепот среди послов, которые стояли позади Алориила.

— Эльфы никогда не держали рабов, не пытали побежденных. Вы изменили всем нашим устоям, нашим принципам, а теперь объявляете себя королевой? — Алориил хотел остановиться, догадываясь о возможных последствиях, но уже не мог. — Кто вам дал такое право? У нас никогда не было королей — только власть Совета! Нет, вы не спасители, но изменники и предатели!

Ламиона, не выдержав напора Алориила, прекратив игру со своими драгоценностями, вскочила с кресла. Ее маска безмятежности сменилась на гнев. Вокруг зрачков стала пульсировать красная радужная оболочка.

— Предатели? А скажите мне, посол, когда у молодой эльфийки убивают любимого, когда выселяют из родного дома, а после приходят к ней в новый дом и сжигают его, а ее пытают ради забавы, чтобы после отрезать уши ради пары золотых — это не предательство бездействующего Совета?

В этот момент Алориил обратил внимание на уши Ламионы, думая, что она говорит о своих страданиях, но уши ее были прекрасны, одеты в красивые украшения. Тогда он подумал, что это собирательный образ того, что довелось испытать следующим за ней эльфам.

— Я знаю, что, сидя в защищенных городах, Совет и многие другие не знали, что происходит на окраинах, но поверьте: мы все хотим мира и процветания нашей расе, — Алориил говорил искренне, как бы успокаивая Ламиону, и только Ивриум возмущенно шептал:

— Не может быть никакой королевы… Это абсурд… Власть всегда принадлежала Совету…

Укротив свой пыл, Ламиона присела, смотря в сторону от стоящих перед ней послов, указала на лист, лежащий на столе. Одна из ее стражниц взяла его и силой всунула в руки Алориила.

— Что это? — спросил он.

— Это мой указ. Отныне я и последовавшие за мной эльфы никак не зависим от вас и являемся самостоятельным королевством. Мы обещаем не нападать на ваши земли, но ограничивать себя в расширении своих земель в других направлениях не собираемся. Мы больше не будем зваться эльфами, теперь мы — илитии́ри, “смотрящие в ночь” (возможен и другой перевод самоназвания дроу, например, “укрытые ночью” или “эльфы, живущие в ночи”), и отвергаем все культурное и историческое наследие, а также пантеон эльфийских богов. Мы готовы принять к себе любых эльфов, которые хотят быть свободными от тирании Совета. Передайте это своим покровителям, — заявила королева илитиирий.

Эльфы, отвергающие своих богов и культуру, наносили самое чудовищное оскорбление, которое только могли причинить эльфы своей расе. Один из этого десятка пришедших послов был белым магом — так называли магов света, которые могли не только лечить и защищать своей энергией других, но и атаковать, используя силу света, — не выдержав шквала этой ереси, которая обрушилась на них, маг хлопком ладони произвел мощную вспышку света, которая ослепила воительниц, стоящих вокруг. Для обращенных эльфов, хорошо видевших в темноте, это ослепление производило усиленный эффект. Когда стражницы Ламионы попытались атаковать белого мага, он создал щит, закрывшись от атаки, о который разбились копья.

Разгневанная этой дерзкой выходкой Ламиона, которую тоже зацепила слепящая вспышка, метнула мощный энергетический шар в мага, но промахнулась из-за временного ослепления и поразила Ивриума, советника из правящего Совета эльфов. Этого удара ему хватило, чтобы распрощаться с жизнью в мгновение ока. Маг бросился ему на помощь, но было уже поздно: после такого удара его уже нельзя было исцелить. Мага, как и других, схватили подоспевшие воины, слепота понемногу проходила.