Из Ниццы с любовью - Топильская Елена Валентиновна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сказано — сделано, «Антилона-Гну» под управлением дамы в розовом лихо развернулась и рванула к Каннам, через мыс Антиб. Про него мы тоже, помнится, читали. «Женщина в очках, с ружьем, в автомобиле» гоняла на позаимствованном у босса, без спросу, «Тандерберде» (посмотреть бы одним глазком, как он выглядит) как раз по этим дорогам, в направлении мыса Антиб, не подозревая про труп в багажнике…
Не успели мы оглянуться, как дорожные указатели любезно сообщили нам, что мы уже в Антибе. Припарковавшись на широкой размеченной площадке, мы вышли и осмотрелись. До Железной маски ведь надо было добираться на пароходике. А пока не вредно было бы подкрепиться перед морской прогулкой. И словно по заказу, оказалось, что мы стоим у стеклянной витрины с художественно оформленным меню ресторанчика под интригующим названием «У Сезара». Интересно, кто такой Сезар? Сам Цезарь? И что предлагает нам его изысканная кухня, изысканная — судя по тому, как затейливо выглядит карта блюд и напитков. Это вам не забегаловка с понятным и демократичным уровнем цен, где меню получаешь, уже сев за столик. «У Сезара» считают нужным прямо с дороги предложить вам подумать, по карману ли вам их угощение, и лишь потом толкать дверь.
Наш переводчик уперся взглядом в строчки с виньетками, а я повернула голову за официантом, выносившим на веранду тарелку с каким-то неопознаваемым блюдом из членистоногих — то ли дары моря, то ли дары леса, но пахло это изумительно.
— Ой, что это? — вырвалось у меня, и все повернули головы туда же. Официант оглянулся, инстинктивно прикрыл собой блюдо, и от греха подальше ускорил шаг.
— А! — вспомнил Сашка. — Это такие морские кузнечики, что-то типа креветок. Тут же морская кухня, наверное, что выловят с утра, тем и потчуют.
Он ткнул пальцем в меню, указывая на что-то непроизносимое и, по-моему, даже нечитаемое. Лена Горчакова тоже заглянула в меню, и на лице ее отразился священный ужас. Она-то смотрела на строчку с ценой морских кузнечиков и мысленно переводила наличную сумму валюты в следовательскую зарплату и обратно. После чего категорически отказалась даже шаг ступить в это дорогое заведение.
— Я сюда не хочу. Тут темно, — пробормотала она. — Вон там получше. Посимпатичнее.
Оглянувшись, я увидела с другой стороны от ступенек, ведущих к самой полосе прибоя, чуть поодаль, столики, стоящие прямо на песке. Конкуренты, но попроще, в отличие от «Сезара» — пластиковые стульчики и совсем уж картонные стеночки бара. Да, там явно подешевле, в «Сезаре» все-таки интерьер, сиденья, обитые тканью, приличная посуда, свечи. А вокруг того кафе по пляжу летают использованные одноразовые тарелки и обрывки туалетной бумаги. И две бродячие собаки резвятся, отнимая друг у друга какой-то крупный объедок.
— Нет уж, — хмыкнула Регина, — я хочу посидеть в приличной обстановке.
— Там тоже прилично, — уперлась Лена, не глядя на нас.
— Да что мы, гопники, что ли? — Регина высокомерно оглянулась на Ленку. — Я нормального кофе хочу. Причем в нормальной компании. И креветок. И пирожное…
— Там тоже есть креветки, — уверяла Ленка, не поднимая глаз. — И море лучше видно. И вообще…
Отвернувшись, она тихо пошла в сторону пластиковых столов, явно ожидая, что мы все последуем за ней. Но мы остались на месте. Мне, честно говоря, тоже не хотелось мерзнуть на продуваемом ветрами клочке морского берега, глотая песок, а в «Сезаре» было так уютно и так по-французски, и из приоткрытой двери доносилась приглушенная музыка вперемешку с ароматами свежесваренного кофе и жареных морских вкусностей.
Обидевшаяся Лена так и ушла по пляжу в направлении забегаловки, Горчаков пометался некоторое время, то бросаясь за ней, то возвращаясь к выбранному нами кафе, но в конце концов убежал, увязая в песке, но следам родной жены. А мы с Региной и доктором Стеценко перешагнули невысокий порог ресторанчика «У Сезара» и остановились, оглядываясь в поисках свободного столика. В принципе, можно было сесть и на террасе, на свежем воздухе, но с моря откровенно задувало. Странно, что здесь на берегу ветры свирепствовали, ожесточенно хлопая фестонами свернутых навесов и вздымая с пустого пляжа мелкую песчаную пыль, а вот Ницца, несмотря на более открытое пространство, была защищена от бурь. Или мне так казалось?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Деловитая мадам средних лет за стойкой, сухая и элегантная, кивнула нам как старым знакомым и отвернулась к длинному ряду бутылок, что-то протирая и переставляя, давая нам возможность осмотреться и освоиться. Мы уселись в уголке, и я с досадой подумала о чете Горчаковых, униженно зябнущих на сквозняке дешевого кафе. И тут мне вдруг пришло в голову, что Ленка явно неправильно поняла слова про нормальную компанию. У меня-то и тени сомнения не было, что Регина имела в виду публику. В «Сезаре», это было видно и с улицы, кофейничали явно состоятельные люди, приехавшие сюда на хороших машинах. А на берегу обосновались несколько цыганистого вида семей с детьми разных возрастов, ноющими и галдящими, и старички с неухоженными и невоспитанными собаками. А Ленка наверняка подумала, что Регина намекала на то, что гусь, то есть она, свинье, то есть им, не товарищ, и мы должны распределиться по заведениям в строгом соответствии с доходами. Богатые — направо, бедные — налево. Ужас! Я даже привстала, чтобы бежать в то кафе и вытащить оттуда Ленку, но села обратно. Не знаю, почему.
Сухопарый месье, настолько похожий на хозяйку за стойкой, что мы так и не смогли определиться — он муж или все-таки брат, — грустно улыбаясь, положил перед нами по кожаной папке меню. Мы с Региной с надеждой посмотрели на Стеценко.
— Сейчас, девочки, дайте мне сообразить.
Сашка углубился во французские строчки, а мы с Региной стали оглядывать помещение. Регина незаметно кивнула в сторону женщины, сидящей спиной к окну.
— Посмотри-ка…
Я посмотрела. У окна, откинувшись на спинку диванчика, сидела пожилая женщина, на вид лет семидесяти. Старуха. Но какая величественная!
Про таких говорят — «со следами былой красоты», и пусть лицо ее было морщинистым, и морщины каскадом спускались на шею и терялись в нескромном вырезе топа, но покрывал эти морщины средиземноморский загар, на котором выгодно смотрелось многоярусное бирюзовое ожерелье. Отяжелевшие веки тронуты были голубыми тенями, а брови выщипаны и уложены по всем правилам. Мочки ушей, в которые были вдеты массивные грушевидные серьги с бирюзой, явно перепробовали на своем веку тяжесть всех на свете драгоценных камней и благородных металлов, сильно оттянувших их книзу. Черный топ и широкая цветастая юбка не скрывали грузноватой фигуры с обвисшим бюстом — и, несмотря на это, лифчика мадам явно не признавала, но, честное слово, весь ее облик притягивал взгляд. Хотелось смотреть и смотреть на то, как она сидит, нога на ногу, непринужденно облокотясь на расшитую пухлую диванную подушку, покуривает какую-то крепкую черную сигарету и, не выпуская ее из пальцев, умудряется той же рукой подносить к губам крошечную чашечку с кофе, а другой откидывает назад короткие мелированные кудри.
— Нет, вы посмотрите на этих западных теток! — тихо сказала Регина, наклонившись к нам с Сашкой. — Вся в морщинах, места живого нету, кожа обвисла, как на шарпее, а как сидит. Как выглядывает! Королева! Топ — Гуччи, юбка — Александр Мак-Куин, туфлишки — Кристиан Лубутен, сумочка — Вюиттон, естественно. Прикид тысчонок на десять, если не больше, а про цацки я вообще молчу…
— А откуда ты знаешь? — удивилась я.
— Что я знаю? — удивилась в ответ Регина. — Что, сколько это все стоит?
— Нет, что туфли у нее — от Кристиана Лубутена?
— Ты что, Швецова, шутишь? Как можно не узнать Лубутена? Когда она ногой болтает?
Тут уже и Сашка поднял нос от французского меню.
— У Лубутена же на всех туфлях подметка красная, неужели ты не знала? Ты, женщина с высшим образованием… Мне вот интересно, что она забыла в этой дыре? Что это она тут кофеи распивает? А не в Кафе де Пари в Монте-Карло?
— Может, она живет тут рядом, — предположил Сашка, который тоже заинтересовался грандиозной старухой.