Сын лекаря - Матвей Курилкин

Таким образом, за полтора суток мы потеряли убитыми сорок человек. Скольких потеряли эльфы – неизвестно. Арбалетчики, конечно, отстреливались, если нападение происходило днем, но оценить результат не было времени, сил, а главное, лишних людей. Я чувствовал себя все более измотанным, и усилием воли заставил себя прекратить так выкладываться. Тех раненых, что у меня есть, я точно не поставлю на ноги за пару часов, а значит, смысла в этих усилиях нет. Пусть уж потерпят до безопасной крепости, и там, в относительно спокойной обстановке я смогу им помочь. А сейчас – только перевязка. Однако непрерывная ходьба все больше утомляла. Перекусы сухарями на ходу тоже не очень придавали сил, так что прогулка начала вызывать у меня серьезное недовольство. Радовало только то, что до Пагауза осталось всего несколько часов марша. Эта последняя ночь без сна запомнилась мне только дикой усталостью и желанием уснуть. Многие, не только я, засыпали на ходу, время от времени взбадриваясь, слыша крики умирающих и раненых. Только одна мысль на мгновение сверкнула у меня в голове, во время одного из таких просветлений – затея его величества бессмысленна. Да, людям пока удается сдерживать продвижение эльфов – там, где нет леса. Воевать с ними в лесу мы еще не готовы. И никакие крепости нам в этом не помогут.

Моя мысль нашла себе отличное подтверждение на рассвете, когда мы, наконец, вышли к Пагаузу. Город был пуст и разрушен. Я был так измотан, что не сразу обратил внимание на новые крики – просто начал готовиться к приему очередного покалеченного. Однако крики не прекращались, и боли в них слышно не было. Слышался ужас. Я поднял глаза и всмотрелся туда, куда и все остальные. И вот тут-то меня пробрало. Города не было. Впереди было пустое пространство, большая поляна, в центре которой лежали развалины. От того места, где я стоял, было плохо видно, но я все-таки различил. В центре развалины были старыми, камни и кирпичи уже потемневшие от времени. Наши предшественники действительно успели построить стену – сейчас можно было различить, что по краям обломки свежие, есть много древесных стволов. Постройки были разрушены не более двух недель назад. Эльфы терпеливо позволили солдатам и строителям закончить постройку, дождались, когда они сообщат об успехе, и стерли ее с лица земли. Нас заманили в ловушку! Люди потеряли Элтеграбскую тысячу, и теперь первородные уничтожат еще одну. Из дальнего от нас края леса показалась цепочка фигур в зеленовато-бурой одежде. На мгновение мне показалось, что это люди.

Кажется, не было в войске никого, кто не понял бы, что мы попались в ловушку. Я услышал голос тысячника Орена – он приказывал разворачиваться. Через минуту он появился возле обоза.

– Сгружаем раненых и продовольствие, бойцов сажаем в телеги, как можно больше. Человек двести можно усадить. Остальные будут идти за телегами. Помойные остаются в прикрытие, охранять раненых, и будут двигаться следом за нами по мере возможности.

Тысячник Орен жертвовал помойными и ранеными, чтобы сохранить хотя бы часть армии. Если бежать, время от времени меняясь с теми, кто сидит на телегах, то можно двигаться очень быстро, несмотря на усталость. К счастью, эльфы никогда не убивали лошадей, как и других живых существ, без необходимости. Они, конечно, не питаются только растениями, овощами и фруктами, как об этом думают невежественные люди, но уничтожают живое существо только по необходимости. Вот только сейчас им кажется необходимым убить девять из десяти людей, живущих в нашем мире. В общем, Лирантской тысяче не грозило остаться без телег.

Я смотрел, как выгружают раненых, и чувствовал, что во мне что-то ломается. Я не лекарь! На самом деле я ведь никогда не хотел быть врачом. Хороший лекарь любит людей, очень хороший лекарь относится к человеку как к механизму, который следует починить, а гениальный лекарь умирает с каждым пациентом, которого не смог вырвать из лап смерти, так говорил мне отец. Ничего из этого я не мог сказать о себе. Да и прошлой своей жизни я пошел учиться в медицинский институт исключительно следуя указаниям родителей, самому мне было все равно. Эти раненые мне никто, я чужой здесь, в этой стране и в этом мире, я попал сюда случайно, пусть и по собственной глупости. И все-таки я смотрел, как солдаты быстро, но аккуратно выкладывают раненых на носилки, и чувствовал, что во мне что-то ломается.

– Залазь в телегу, парень, – велел мне тысячник Орен, проходя мимо меня. – Ты вымотался больше других.

Я дернулся было, чтобы выполнить приказ. Боги, да я больше всего на свете сейчас хотел оказаться в этой телеге. Не видеть эту редкую цепочку первородных, неумолимо надвигающуюся на нас. Не видеть еще одну, такую же, появившуюся за нашими спинами. Оказаться хотя бы в относительной безопасности, укрытым за толстыми щитами повозок, и уснуть хоть на короткое время, на те два часа, через которые придется встать и поменяться местами с кем-то из бегущих за этими телегами. Я понял, что не могу. Каким бы плохим лекарем я ни был, я уже взял на себя ответственность за своих пациентов и теперь не могу оставить их, перестать бороться за их жизни. Пускай им и не угрожает возможность умереть от ран. Я стоял, разрываясь между желанием и неведомым, нелепым, неизвестно откуда взявшимся чувством долга, так не вовремя проявившимся у меня, и смотрел, как мимо меня, навстречу стоявшим на краю леса эльфам тянется колонна измученных солдат.

– Почему ты еще не в телеге, воин? – рявкнул вновь оказавшийся возле меня тысячник.

– Я не могу, – выдавил я из себя. – Пациентов не могу оставить.

Тысячник остановился. Тысячник посмотрел мне в лицо.

– Ты ведь понимаешь, мальчик, что помойные, раненые и все, кто останется прикрывать отход, умрут?

Я кивнул. Сил, чтобы ответить, у меня не оставалось.

– Что ж, это действительно твой долг, – кивнул тысячник. – А мой долг вернуть королевству хоть часть солдат. У тебя осталось довольно много денег. Если я выживу, могу их кому-нибудь передать.

Что он говорит! Я не хочу умирать! Я не хочу оставлять завещание!

– Я не знаю, есть ли у меня родственники. Раздайте их выжившим или используйте еще как-нибудь, господин Орен.

Тысячник кивнул и, схватив меня за рукав, подвел к толпе помойных, которые растерянно стояли вокруг носилок с ранеными.

– Это сотник Варден. Он остается за главного. Ваша задача – задержать эльфов, насколько сможете. Хотя бы дождитесь этих, которые с того края идут. Потом можете разбегаться. Кто побежит за нами сразу, получит болтом. И вот что, если кто выживет – считайте, вину перед его величеством искупили.

Тысячник развернулся и побежал вслед удаляющимся солдатам.

– Ну, командуй, сотник, – сказал невысокий человек в потрепанной черной одежде, оказавшийся рядом со мной.

Зачем Орен поставил меня командовать смертниками? Я же не умею! Я никогда этим не занимался!

Я вспомнил, что положено говорить в таких ситуациях.

– Занять круговую оборону вокруг носилок. Сомкнуть щиты. Парни, – это к раненым, – кто может встать, стойте за нашими спинами. Будете колоть мечами тех, кто прорвется. Эээ… в смысле оказывать поддержку солдатам первой и второй линий.

– Мы поняли, сотник, – ответил кто-то из солдат. – Давайте, парни, у кого кишки еще не вываливаются, поработаем.

Эльфы немного растерялись, когда оказалось, что армия разделилась на две части. По крайней мере, те, что стояли на пути отступающих, стали время от времени поглядывать на нас, не зная, на кого нападать. Кажется, это немного помогло – кони прорвали жидкий заслон на дороге, и, оставляя за собой тела подстреленных, армия скрылась в лесу. Я перестал оглядываться и встал лицом к приближавшимся с дальнего края поляны. Они, увидев, что происходит, перешли на бег. Похоже, нам тоже немного повезло, и нас не будут расстреливать издалека, выискивая щели в щитах, – слишком торопятся. Нападавшие на ходу закидывали луки за спину и снимали с поясов свое странное оружие – уруми. Где-то я про такие мечи читал. Кажется, в моем мире в Индии было что-то подобное. Я вспомнил, что мне говорил десятник Декель. Подождал, когда эльфы приблизятся, и выкрикнул:

– Поменять щиты, рассыпаться!

Помойных никто не учил. Да и голос мой услышали далеко не все, а продублировать никто не додумался. Из тех, кто услышал, немногие исполнили приказание – менять большой, почти в рост щит, который дает хоть какую-то защиту от стрел, на маленький, круглый, и выходить из строя казалось не слишком хорошей идеей. Да и поторопился я, так что из тех, кто все-таки послушался, двое или трое упали со стрелами в груди еще до того, как цепочка странных мечников смешалась с оборонявшимися. А потом многие не успели среагировать на удар гибкой полосы стали и свалились с рассеченными лицами. Да я и сам свалился, только не от удара, а от того, что ноги у меня ужасно дрожали, и когда я шагнул вперед, навстречу заносящему руку для удара первородному, я просто споткнулся и свалился ему под ноги. Через пару мгновений я понял, что еще жив, вскочил на ноги. Эльфов передо мной не было, а сзади раздавались крики. Я на тех же ватных ногах повернулся и увидел перед собой спину эльфа. Кажется, он не обратил внимания на мое падение и просто перешагнул через меня. Тогда я подошел к нему и изо всех сил ударил в спину своим мечом, который каким-то чудом не выронил при падении. Первородный упал мне под ноги, а я прыгнул к следующему, который был чуть правее меня. Этот успел меня заметить и взмахнул мечом, или кнутом, я так и не решил, к какому типу оружия относится этот самый уруми, но в этот момент тот человек, помойный в черной одежде, который интересовался моими приказами минуту назад, поднырнул под его руку и ударил мечом в бок. Я огляделся, пытаясь понять, где требуется больше помощи, но никак не мог принять решение – за те секунды, что прошли с момента столкновения, строй перестал существовать, первая линия бойцов была уничтожена, и вообще, была такая неразбериха, что совершенно непонятно, где свои, а где эльфы. Особенно учитывая тот факт, что сосредоточить взгляд на чем-то одном я не мог, глаза отказались фиксировать происходящее. Я только собрался броситься наугад, как был рывком остановлен. Я позорно взвизгнул и снова обернулся назад, одновременно махнув мечом.