Пираты Венеры - Эдгар Берроуз

На столе лежал хлеб— не такой, который я ел прошлой ночью, — стояли кушанья, по внешнему виду напоминавшие яйца и мясо, запеченные вместе, а также несколько блюд, совсем не похожие на земные. Блюда сильно отличались друг от друга по запаху и вкусу и были превосходно приготовлены.

Во время еды хозяева затеяли серьезный спор. Из их жестов и взглядов стало понятно, что предметом дискуссии был я. Женщины оживляли завтрак, пытаясь завязать со мной разговор; эти попытки доставляли им много веселья, и трудно было не присоединиться к их смеху, настолько он был заразителен. В конце концов одной из них пришла в голову счастливая мысль учить меня языку. Она указала на себя и сказала: «Зуро», а затем показала на другую девушку: «Алзо». Заинтересовались и мужчины. Скоро я знал, что имя того, кто казался главой дома и первым вышел ко мне прошлой ночью, Дуран. Двух других звали Олсар и Камлот.

Однако прежде чем я усвоил имена и названия некоторых блюд на столе, завтрак окончился, и трое мужчин пригласили меня с собой. Пока мы шли по мостику от дома Дурана, в глазах встречных, как только они замечали меня, вспыхивало любопытство и удивление. Очевидно, люди мо его типа совершенно неизвестны на Венере или, по крайней мере, очень редки. Голубые глаза и светлые волосы, да еще одежда, вызвали много комментариев, о чем можно было судить по жестам и пристальным взглядам.

Нас часто останавливали сгорающие от любопытства друзья моих спутников или хозяев (не знаю пока, к какой категории их отнести), но никто не оскорбил, не обидел меня. Ну, раз я оказался объектом их любопытства, они будут объектом моего.

Все встреченные нами люди тоже оказались красивыми и молодыми. Их можно было бы назвать цветом данной расы. И опять не довелось видеть ни стариков, ни детей.

Вскоре мы подошли к дереву таких колоссальных размеров, что едва верилось глазам: не менее пятисот футов в диаметре. Освобожденная от ветвей на сотню футов вверх и вниз от мостка поверхность ствола была усеяна окнами и дверями и опоясана широкими балконами или верандами. Перед большой, искусно украшенной дверью стояла группа вооруженных людей, около которых мы остановились, и Дуран обратился к одному из них.

Мне послышалось, что он называл этого человека Тофаром, и, действительно, его так и звали, как я узнал позже. На нем было ожерелье, к которому крепился металлический диск с рельефной иероглифической надписью, а в остальном он ничем не отличался от своих товарищей.

После разговора с Дураном он внимательно Оглядел меня с ног до головы. Затем они оба вошли в дверь, а остальные продолжали рассматривать меня, Камлота и Олсара.

Я воспользовался временем ожидания, чтобы как следует рассмотреть искусную резьбу портала, образующего арку шириной в «ять футов. Резьба явно была на историческую тему, очевидно, в изображениях отражались различные события из жизни правительства или народа. Мастерство исполнения было высоким, и не требовалось напрягать воображение, чтобы понять, что каждое скульптурно вырезанное лицо — это портрет какой-нибудь живой или умершей знаменитости. В очертаниях фигур не было ничего гротескного, как в работах подобного характера на Земле, и только бордюры, которые окружали всю резьбу и разделяли смежные сюжеты, были обычными.

Мое внимание все еще привлекали эти прекрасные образцы резьбы по дереву, когда Дуран и Тофар вернулись и приказали мне, Олсару и Камлоту следовать за ними в помещение, расположенное в толще гигантского дерева. Мы прошли несколько больших комнат и широких длинных коридоров, вырезанных в стволе живого дерева. По великолепной лестнице спустились на этаж ниже. Комнаты освещались лампами, подобными тем, какие были в доме Дурана.

Перед дверью одной из комнат стояли двое вооруженных людей с дротиками и мечами. Меня ввели внутрь. На другом конце помещения, за столом у большого окна, сидел человек. Около дверей мы остановились, причем мои спутники застыли в торжественном молчании, пока человек за столом не поднял голову и не повернулся к нам. Затем они пересекли комнату, сопровождая меня, как караульные, и встали, вытянувшись, перед столом. Стоявший за столом человек пристально разглядывал нас.

Он поприветствовал моих спутников, называя каждого по имени, и, когда они ответили, я понял, что его называют Джонгом. Это сравнительно пожилой, но хорошо выглядевший человек с мужественным лицом и царственной осанкой. Его наряд подобен тому, который носили другие мужчины-венериане, только на голове повязка, поддерживающая круглый металлический диск в центре лба. Казалось, он очень заинтересовался и внимательно следил за мной, слушая Дурана, излагавшего историю моего появления прошлой ночью.

Когда Дуран закончил, человек по имени Джонг обратился ко мне. Манера говорить была серьезной, тон мягкий. Из учтивости ответил ему, хотя знал, что он понимает меня не лучше, чем я его. Он улыбнулся и покачал головой, затем вступил в дискуссию с другими. В заключение он ударил в маленький гонг на столе, поднялся и, обойдя вокруг стола, подошел ко мне. Тщательно осматривая мою одежду и даже щупая ее, как бы проверяя качество, он одновременно разговаривал с присутствующими, словно обсуждая ее материал и покрой. Затем осмотрел кожу моих рук и лица, пощупал волосы, заставил открыть рот, чтобы осмотреть зубы. Я вспомнил о лошадиной ярмарке и о работорговле. Возможно, последнее казалось более подходящим.

Вошел человек, очевидно, слуга и, получив приказ от Джон га, снова вышел, а я продолжал оставаться объектом изучения. Моя двадцатичетырехчасовая щетина вызывала оживленные комментарии. Борода, редкая и рыжеватая, никогда не отличалась красотой, и я намеревался удалить ее, как только найдутся необходимые принадлежности для бритья.

Нельзя сказать, что мне понравился такой подробный осмотр, но манера и форма, в которой он проводился, были далеки от какого-либо проявления грубости или невоспитанности, а положение мое здесь было настолько неопределенно, что здравый смысл подсказывал воздержаться от возмущения фамильярностью человека по имени Джонг. Как выяснилось позже, мой такт оценили.

Вскоре через дверь справа вошел человек. Вероятно, именно его вызвал слуга, недавно вышедший отсюда с каким-то поручением. Когда он приблизился, стало видно, что он очень похож на остальных: красивый молодой человек лет тридцати. Есть люди, которым не нравятся монотонность красоты, они считают, что красивое все одинаково. Венериане же отличались друг от друга: они были красивы, но каждый по-своему.

Человек, именуемый Джонгом, коротко пересказал ему все, что они обо мне узнали. Когда Джонг закончил, вошедший жестом пригласил следовать за ним. Несколькими минутами позже я оказался в другой комнате на том же этаже. В ней было три больших окна, обстановка состояла из нескольких досок, столов и кресел. Почти все стены занимали полки, а на них, как я смог догадаться, стояли тысячи книг.

Следующие три недели были необычайно интересны. Все это время Данус, в чье распоряжение я поступил, обучал меня венерианскому языку и подробно рассказывал мне о планете, людях, среди которых я оказался, об их истории. Я легко научился языку и овладел им мастерски, однако не буду описывать его полностью. В венерианском алфавите двадцать четыре буквы, из которых только пять обозначают гласные звуки. Заглавных букв нет. Система пунктуации отличается от нашей и более практична: например, прежде чем вы начинаете читать предложение, вы уже знаете, какое оно: восклицательное, вопросительное, ответ на вопрос или простое повествование. Знаки, соответствующие точке и точке с запятой, используются так же, как и у нас; двоеточия нет. Точка следует в конце предложения, а вопросительный или восклицательный знаки предшествуют ему.

Я овладел языком своих хозяев, писал и читал, а когда мой учитель отсутствовал (он был хранителем библиотеки), проводил много приятных часов, роясь в огромной библиотеке. Данус был к тому же врачом короля и главой колледжа медицины и хирургии.

Первый вопрос, который задал Данус, — откуда я появился? Однако на мой ответ, что прибыл из другого мира, отстоящего более чем на двадцать шесть миллионов миль от родного Амтора (так венериане называли свой мир), он скептически покачал головой:

— Нет жизни за пределами Амтора, — заявил он. — Как может быть жизнь там, где все — огонь?

— Это ваша теория… — начал я, но остановился. В венерианском языке не было слова «вселенная», как не было слов «луна», «солнце», «звезда» и «планета». Великолепие небес, которое наблюдаем с Земли, никогда не видят обитатели Венеры из-за двух облачных слоев, постоянно окружающих планету. Я продолжил: — А что, по-твоему, окружает Амтор?

Он шагнул к полке и вернулся с огромным фолиантом, открыл его и показал великолепно выполненную карту Амтора. На ней были три концентрические окружности. Между центральной и внешней лежала область, обозначенная, как Трабол, что означало «Страна Тепла». Границы морей, материков и островов были доведены лишь до этих окружностей, и только в некоторых местах проведенные контуры пересекали ограничивающие окружности, как бы обозначая области, в которых безрассудные исследователи бросают вызов опасностям, таящимся в неизвестных и негостеприимных странах.