Замок пепельной розы. Книга 2 (СИ) - Снегова Анна

Спустя час я вновь была на пороге трапезного зала. Пыталась успокоить дыхание, привести в порядок чувства. Получалось с трудом. А надо было! Через считанные минуты я предстану пред светлы очи дражайшего супруга. И начнётся наше представление. Мне потребуется всё самообладание, которого и так остались крохи, чтобы достойно отыграть роль и убедить дурацкое семечко в том, чего нет. А вдруг не удастся? Все счастливые обладатели Замков роз в один голос твердят об удивительной чуткости и почти разумности этих удивительных каменных созданий.

Но поворачивать назад уже поздно. Вот-вот поднимется занавес.

Бегло себя осматриваю.

Моё платье — это буйство всех оттенков от светло-серого до антрацитово-чёрного. Обнажённые плечи, тесный корсет, пышная юбка. Корсет битый час шнуровала горничная, строго и осуждающе поджав губы. Наверняка теперь уж точно считает меня чем-то вроде падшей женщины, охомутавшей их дражайшего господина.

К волосам я её с таким настроением уже не допустила — благо покойная матушка не раз повторяла, что женщина должна всё уметь сама и учила меня справляться с повседневными делами без посторонней помощи. Мол, не знаешь, куда занесёт тебя жизнь, и глупо будет ходить потом страшилищем лохматым только потому, что не знаешь, как причесаться. Так что высокую причёску с открытой шеей я соорудила сама — всё по наставлениям Тилль. Пара локонов на спину и плечи… «игривых», как сказано в руководстве. Ну вот что это значит?! Как прядь волос может чего-то там «играть»?! Бред полный.

Но я сделала. И духи за уши и на запястья тоже. Они нашлись на дне чемодана. Новый, непривычный запах — тягуче-сладкий, с ноткой пряных специй. У меня от него немедленно закружилась голова.

Грудь, поднятая корсетом, выглядела так… ну, как будто она у меня была очень даже и ничего. Я аж удивилась. Не привыкла к себе такой.

Взгляд в ростовое зеркало перед выходом заставил меня застыть на мгновение. Я себя не узнавала. Куда делась та дурнушка Элис — Бульдожка, как меня все называли? Как называла себя даже я сама иногда.

Умерла, испарилась, не стало.

Передо мной была не Элис Шеппард — нет! А Её светлость герцогиня Элис Морриган.

У этой юной леди в отражении были огромные глаза — тревожные и печальные, но наконец-то живые. У неё была длинная изящная шея. Скульптурные плечи. Тонкая талия — спасибо корсету. Сногсшибательное декольте, в конце концов!

Она была красива, эта леди.

Почти женщина.

Почти.

— Его сиятельство ожидают вас!

Старик-сторож, он же садовник, он же, как теперь выясняется, и дворецкий, и лакей, услужливо распахнул передо мной высокие двери, а затем молча удалился с коротким поклоном.

Я выдыхаю и делаю решительный шаг вперёд. Чуть не падаю с высоченных каблуков, но вовремя удерживаю равновесие.

По залу плывут чарующие ароматы жаркого. Один край бесконечно длинного фамильного стола Морриганов уставлен изысканными блюдами. Свечи трепещут, букеты цветов благоухают… в общем, идеальные декорации.

В столь поздний час в огромном зале уже сгустилась тьма, и робкое свечное пламя лишь на шаг отодвигает её от белоснежного пятна старинной скатерти, поэтому я не сразу замечаю его.

А когда это происходит, и высокая фигура в тёмно-сером медленно выступает из теней, разом забываю все и всяческие наставления бедняжки Тилль.

Разве можно о чём-то вообще помнить, когда дыхание перехватывает в груди и подкашиваются ноги?

Мы сегодня оба в цветах пепла. Мы сегодня оба подходим друг к другу осторожно, будто ступаем по битому стеклу — и стараемся, чтоб оно не издало ни звука и не спугнуло нашу неведомую добычу. Живое волшебство, которое этим вечером пытаемся приманить на свет наших душ.

Хотя… может, я ошибаюсь. И это вовсе не мы, а оно — семечко — ловит нас незримыми путами сейчас, притаилось там, посреди всей этой пышной мишуры, вросшее в доски стола, и следит, пристально следит за тем, что мы станем делать дальше.

Дорн останавливается в шаге от меня, не сводя немигающего взгляда. Я уже забыла, как величественно он выглядит, когда изменяет своей привычке одеваться удобно и вместо этого даёт волю наследственной аристократичности и герцогскому шику. Белоснежное кружевное жабо на мерцающей серой ткани сюртука смотрится так, что можно хоть сейчас на королевский приём. Руки муж держит за спиной. Молчит. Значит, первый ход за мной.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Повинуясь наитию, опускаюсь в глубоком реверансе. Хорошая жена всегда выказывает почтение супругу.

По тому, как вспыхнула и стала гореть кожа декольте, понимаю, что эта часть моего туалета явно не обойдена герцогским вниманием. Пожалуй, стоит признать, что Тилль определённо понимает в таких штучках. Выпрямляюсь, одновременно судорожно роясь в памяти в надежде вспомнить, что там было, в тех постыдных заметках с наставлениями.

А тем временем дражайший супруг не предпринимает ни малейших попыток мне помочь. Но ведь даже в театре бывают суфлёры! По-прежнему не решаюсь поднять глаз — не могу долго смотреть в лицо мужу, мой взгляд пытается найти пристанище то на зеркально начищенной пуговице камзола, то на падающей на лоб пряди непослушных тёмных волос — вопреки столичной моде Морриган и не думает их прилизывать и помадить.

Нервно улыбаюсь, заправляя собственный небрежно завитой локон за ухо. Ну их, эти «игривые»! Ужасно мешаются. Повожу плечом, чувствуя, как до обидного болезненно врезается корсет в нежную кожу.

— Здесь так красиво… Выглядит, как настоящее свидание! — хриплый голос меня не слушается.

— Возможно, потому что это оно и есть.

Я давлюсь новой порцией комплиментов убранству зала и снова замолкаю. И вроде бы не глупая девушка, прекрасно понимаю, что всё игра и пустое… но сердце принимается нестись вскачь, и вопреки всему какая-то часть меня воспринимает его слова всерьёз.

Ну же, Элис! Не будь дурой, соберись!

«Говорить следует низким грудным голосом, да к тому же медленно, чередуя слова с дыханием. Лучше всего делать это на выдохе. Тренируйте речь на три такта, а никак не на два — скажем, не «погода хорошая», а «погода нынче дивно хороша!» Губки слегка приоткрыты, лёгкая улыбка…».

При попытках собрать все советы Тилль в одну кучу у меня стал плавиться мозг. Как — ну как, скажите на милость, можно выдыхать и разговаривать? Да еще одновременно говорить и приоткрывать рот? Держа при этом непринуждённую улыбку слегка стукнутой дурочки. А речь на три такта… мамочки, это как вообще?!

И всё же я решила рискнуть.

Прочистила горло, и бросилась в бой.

— Мне чрезвычайно… — Нет, не так, ниже голос, ниже!… — лестно ваше внимание, мой дорогой супруг! — Так… три такта сделала, будь они не ладны, что там дальше… а, да, ещё было что-то про комплименты… — Вечер просто волшебный, и вы подготовились к моему приходу… прибытию… появлению с таким… такой фантазией и вкусом! Я чувствую себя счастливейшей из женщин. — Если я продолжу держать улыбку, точно заработаю паралич лица. — Что у нас на ужин, любовь моя?

На этом месте я сбилась, потому что не сообразила, что нужно сделать именно сейчас — выдыхать, приоткрывать рот или улыбаться. Всё одновременно почему-то не получалось.

Да ещё муж имел наглость не то что мне не помогать, а самым вопиющим образом мешать!

Потому что на протяжении всего моего монолога он выдал такую богатую игру лицом, что мои тщедушные попытки игры голосом могли отдыхать в сторонке.

Сначала Дорн удивлённо выгибал бровь. Потом в его глазах стали плясать искры смеха. Стало ясно, что он едва сдерживает улыбку. Под конец его дрогнувшие губы окончательно похоронили мои иллюзии о собственном актёрском мастерстве.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Если дело так пойдёт дальше, то я не справлюсь. Кажется, меня не воспринимают всерьёз. Мы по-прежнему остаёмся в разных весовых категориях — герцог Морриган, мечта всех женщин, импозантный и величественный, и неуклюжая Бульдожка Элис, которая пытается примерить маску не своей роли и платье не со своего плеча.