ИГРА - Эльвира Кобзева

Я пулей выскочила обратно на балкон и перегнулась через перила с риском вывалиться наружу. Под моими окнами стояла его машина с работающим двигателем и уже начинала медленно трогаться с места.

–Совершенно случайно ехал мимо, – язвительно объяснил он, – смотрю: киска моя стоит и дымит вовсю. А ведь обещала слушаться…

Я поджала губы, нахмурила брови и виноватым голосом выдавила:

–Косяк. Согласна. Что мне за это будет?

–Тебе ничего, а вот мне будет то, что я захочу, – засмеялся он.

–Ладно, – вздохнула я. – Согласна…

Попалась как девочка в 16 лет. Папа меня однажды застукал так в подъезде. Было ужасно стыдно и неудобно. Теперь к этим чувствам добавилось что-то новое. Наказание – вот что. Университетского образования не нужно, чтобы догадаться, что именно он от меня захочет. А кто сказал, что я буду против?

Машина уехала, но рисковать я больше не стала. Решила, что теперь буду курить в туалете. Но параноидальная мысль о том, что дым может подняться или спуститься по стояку к соседям, а те меня сдадут, отбила желание курить вообще. Поэтому я пошла по новой перелопачивать дебри моего гардероба и собираться на вторую за сегодня встречу.

Для Тёмы утренний наряд не подходил. С ним я всегда держалась строгой и рассудительной дамой. Он смотрел на меня при этом как на идеал воплощения женственности, а я при этом внутри умирала со смеху. Нет, Артём был очень хорошим мальчиком. Немного избалованный папочкиными деньгами и связями, но все-таки задатками настоящего мужчины он был наделен. К тому же он был божественно красив: высокий рост, темные волосы, широкие плечи и ясные голубые глаза, загорелая кожа, приятный сильный мужской запах. Одевался он тоже неплохо: наличие денег сочеталось с врожденным вкусом. К сожалению, минус его состоял только в его возрасте. Молодой идеалист. Перфекционист. Я была для него идеалом. Мне это нравилось какое-то время. Но он решил, что мы должны озвучить наши отношения или даже зарегистрировать их, потому что в его понимании семья и дети – это цель нашего существования. Возраст мой при этом еще не смущал ни разу. Слова «свадьба» и «знакомство с родителями» вывели меня из оцепенения. Я трезво взглянула на ситуацию, уволилась и сбежала сюда. Наше общение свелось к телефонным разговорам один раз в несколько дней, и мне казалось, что у Тёмы уже все перегорело. Даже то, что он разозлился на меня, играло мне на руку: пусть так, но он отстанет от меня в конце концов.

Что заставило его сесть в машину и примчаться сюда, я не знала. Но обязательно выясню это через пару часов. Я назначила Тёме встречу в ресторане «Ла маре», где по сведениям Кузи, сегодня вечером должен ужинать Кот. Правилам это не противоречило: мы будем не наедине, но на глазах друг у друга. И он сможет убедиться, что для меня это просто игра. Что моя эмоциональная привязанность к нему прошла, а есть только желание. Сильное. Горячее. Опасное. И еще я буду с другим мужчиной, это его позлит. А уж во что выливается его злость, я хорошо поняла этим утром.

В «Ла маре» я, конечно, опоздала. Платье, которое я выбрала для ужина существенно отличалось от того, что было на мне на первом свидании. Строгое платье-обманка: футляр чуть ниже колен, без рукавов, завышенная талия, воротник-стойка под горло. Все черное и непрозрачное. Обман был в том, что строгость вся была спереди. Сзади не было практически ничего. Вся спина была открыта. Причем настолько глубоко, что белье опять отменяется. И разрез почти до самого выреза. В общем одни вырезы-разрезы. Волосы в этот раз пришлось уложить. Чувствовала я себя в этом наряде черной пантерой. Я настолько была уверена в себе, что перестала переживать из-за того, что моей компанией будет Тёма. Перестала расстраиваться из-за того, что по натуре я оказываюсь не очень хорошим человеком, что я злая, жестокая и черствая женщина, которой абсолютно наплевать на чувства этого молодого мужчины, который ждет меня в ресторане, что я просто использую его для достижения своих целей, а потом выброшу, как ненужную вещь. Да, иногда меня грызла совесть за такие вещи, но недолго.

У входа в ресторан я поискала глазами их авто. Бумер с московскими номерами стоял прямо у входа, а лекс Кота – на противоположной стороне улицы. Отлично: значит, оба на месте. Теперь главное внутри сесть так, чтобы оказаться спиной к Коту. Он будет видеть все, а я не буду видеть его вообще, не буду на него отвлекаться и буду все делать более естественно.

Честно говоря, в этом ресторане я еще не была ни разу. Но куда мне нужно было идти, я поняла сразу. Хотя я и опоздала, Тёме все же не хватило этого времени, чтобы закончить все приготовления. Я ожидала стандартные 100 красных роз – такой букетик, которым запросто убить можно, а чтобы носить его, необходима помощь пары атлетов. Но роз было больше. В вестибюле туда-сюда носились официантки из зала, охранники со входа, работники с кухни в белых спецовках – все расставляли большие белые вазы с розами. В каждой вазе штук по 20 ярко-красных роз. Из этих ваз они делали импровизированную дорожку, которая вела в большой общий зал. Я даже не подозревала, что в нашем городе можно купить СТОЛЬКО красных роз! Да у нас их тут просто не может быть в таком количестве.

Я медленно пошла по этой дорожке из красных роз. Бросив один лишь взгляд в зал, я тут же увидела компанию из четырех человек за столиком в правом углу, двое из которых были мне знакомы. Спиной ко мне сидел Добряк. Лицом к входу сидел Кот. Но дорожка из роз пересекала зал и шла дальше к массивным дверям, на которых красовалась золотистая табличка с надписью «V.I.P.». Уединяться настолько в мои планы не входило. Тем более что Кот меня уже заметил.

Тёма вышел из вип-зала, что-то объясняя менеждеру с черном костюме, но, увидев меня, тут же что-то сунул ему в руку, сказал «спасибо» и пошел мне навстречу, широко улыбаясь и сверкая голубыми глазами. Выглядел он потрясающе. Сразу было видно, что он не местный. Строгий костюм при покупке на ценнике имел явно примерно 6-значную цифру, прибавлял ему солидности и накинул лет пять, так что разница между нами в глаза вообще не бросалась. На его лице была такая неподдельная радость, что мне опять стало его жалко.

Но я тут же заняла нужную позицию (спиной к Коту) и изобразила недоумение вперемешку с гневом. Тёма попытался меня обнять, но я сухо отстранилась, обвела взглядом этот красный розовый кошмар и спросила:

–Что это?!? Ты в своем уме? Ты что тут устроил?

–Котенок, я так рад тебя видеть, – казалось, что он не слышит меня.

–Тёма, я серьезно! Что это?

Он опешил.

–Я говорила тебе сто раз, что не люблю это все. Скажи, пусть все немедленно уберут. Вы тут весь зал перегородили! Нормальным людям не пройти вообще!

–Я хотел тебе сделать сюрприз, котенок.

Странно, но все они, так или иначе, приписывали меня к семейству кошачьих.

–Мне приятно просто увидеть тебя, – смилостивилась я и чмокнула его в щеку, для чего пришлось встать на цыпочки, несмотря на огромные каблуки. – Так что или пусть это все уберут, или я уйду отсюда прямо сейчас.

–Пошли, сейчас все уберут, – он взял меня под руку и направился к большим дверям.

–Нет, – я выдернула руку, – давай сядем как нормальные люди, без этих понтов. Я хочу остаться здесь, – я огляделась, ища подходящий столик справа, – вон там свободно.

Как из-под земли вырос менеджер:

–Артём Вениаминович, выбирайте абсолютной любой столик. Через минуту он будет свободен.

Фу, как противно стало. Как меня бесят эти лебезения перед чужими кошельками. Интересно, сколько он ему заплатил за эту вакханалию?

–Мы сядем туда. Там свободно, – указала я ему на место, которое выбрала. – И нам ничего больше не нужно. Только меню и пепельн… Нет, пепельницу не надо. Я бросила курить.

8.Когда режут лук – кто-то всегда плачет.

Тёма был счастлив. Я сидела с ним лицом к лицу и улыбалась. Конечно, он не знал истинной причины моего хорошего настроения. И я не буду его расстраивать. Я знаю, что Кот сейчас смотрит на меня. Я знаю, как он сел: глубже в кресло, слегка наклонившись вправо, широко расставив ноги. Я знаю, что он делает: он только что закурил. Я знаю, как он смотрит: искоса, повернув голову к своим собеседникам и делая вид, что внимательно слушает их. Глаза он прищурил, словно дым попал. И они – его глаза – сверкают черным блеском. Мне не нужно было оборачиваться, чтобы все это увидеть.

–Котенок, – Тёма взял меня за руку, – я скучал без тебя.

«Детский сад», – пронеслось у меня в голове. Но нужно было срочно настроиться на другой лад. Поэтому я максимально, насколько мне позволила моя конституция, выгнула спину и приблизилась к нему:

–Тёмка, я тоже. Только не зови меня котенком. Я просила…

–Кать, – остановил он меня и его голос резко изменился, стал хриплым и надрывным. – Катя… Катя, я… Кать, ты сейчас послушай меня внимательно и не перебивай, – он вздохнул. – Я знаю, что у тебя со мной несерьезно. Я не дурак, я все понимаю. Ты поигралась с молоденьким богатеньким мальчиком. Тебе было весело. Мне тоже было весело, и я тебе подыгрывал. Но в определенный момент для меня наши отношения перестали быть игрой. Я стал относиться к ним серьезно серьезно. К тебе… Я не дурак, я все понимаю. Я знаю, что я тебе не нужен. Я тебе даже больше скажу: мне с тобой очень плохо. Ты мне как будто по пальцу в день отрезаешь без наркоза и смотришь, как я от боли корчусь. Только, Кать, ты не забывай, что я мужик, я плакать не буду. Я не знаю, зачем тебе все это было нужно, но когда ты уходишь, я понимаю, что без тебя мне еще хуже, чем с тобой. Я не хочу, чтобы ты вышвыривала меня из своей жизни. Не хочешь замуж – не надо. Не хочешь никому говорить о наших отношениях – не говори. Не хочешь жить со мной – живи одна. Но я хочу знать, что я могу в любой момент прыгнуть в тачку и примчаться к тебе. И что ты пустишь меня. Хотя бы на одну ночь. А не выкинешь, как сломанную игрушку, которая тебе больше не нужна.