Мария Каллас - Клод Дюфрен

Как же тряслась от страха эта девочка, которой еще не исполнилось и четырнадцати лет, стоя в то сентябрьское утро 1937 года на пороге взрослой жизни. В своем тюлевом белом платьице и носочках она чувствовала себя то овцой, отданной на съедение волкам, то Давидом, входящим в ров со львами. И этот первый приступ страха будет повторяться на протяжении всей ее артистической карьеры и бесследно исчезать только с поднятием театрального занавеса. Девочку охватила настоящая паника еще и потому, что она прибыла на прослушивание в сопровождении целой делегации, состоявшей из тетушек и дядюшек, спешивших, перебивая друг друга, дать ей последние советы и напутствия. И конечно же больше всех усердствовала в этом Евангелия, которая тоже чувствовала, что настал решающий момент, и вот-вот она должна будет узнать, оправдаются ли ее надежды или же, напротив, им не суждено сбыться…

И с каким радостным облегчением они восприняли слова Марии Тривеллы, которая с влажными от умиления глазами, взволнованным голосом сообщила им, что никогда еще не слышала столь многообещающего голоса! Она не только будет давать уроки Марии, но посодействует, чтобы талантливую девочку приняли в ее класс. Растроганная до слез бывшая певица согласилась даже на подделку документов. В консерваторию принимали только тех, кто достиг шестнадцатилетнего возраста, а Марии, как нам известно, не было еще и четырнадцати! Мария Тривелла вместе с Евангелией исправили дату рождения в ее удостоверении личности. Так, в начале 1938 года Мария Калогеропулос начала официальные занятия пением. А почему Калогеропулос? Возвратившись на родину, Евангелия сочла нужным взять прежнюю фамилию, в то время как Георгиос оставался Каллас. Так супруги все больше и больше отдалялись друг от друга…

Поступив в консерваторию, Мария с первых же дней начала оправдывать возлагавшиеся на нее надежды. Мощное звучание и широкий диапазон голоса позволяли ей без всяких усилий и с удивительной легкостью исполнять казалось бы такие далекие друг от друга партии, как «Кармен» и «Сантуцца». Впрочем, именно в образе последней Мария выразила с помощью вокала яростный гнев, отчаяние и величие своей героини, продемонстрировав такой накал страстей и такой высокий трагедийный пафос, что обнаружила дар драматической актрисы. В столь юном возрасте она уже заявила о себе как о незаурядной личности.

Встреча с Марией Тривеллой была даром небесным для будущей оперной дивы, почти таким же, как чуть позднее встреча с Эльвирой де Идальго, что позволило выявить скрытые возможности ее таланта. Речь больше не шла о воздушных замках, которые строила ее мать, подталкивая дочь на олимп, а о беспристрастном и в то же время восторженном заключении профессионалов, наслушавшихся на своем веку немало прекрасных голосов, однако еще ни разу не сталкивавшихся с подобным феноменом. И вот Мария погрузилась в работу с такой же жадностью, с какой обычно набрасывалась на еду. Она не только хотела добиться успеха, стать лучшей из лучших, достигнуть вершины творчества, но делала это с твердой уверенностью в том, что преодолеет все преграды, устранит с дороги к славе любого конкурента.

Такой образ мыслей в подростковом возрасте может показаться довольно странным и его можно принять за излишнюю самоуверенность, если бы он не соответствовал возможностям и способностям Марии, а также ее страстному желанию во что бы то ни стало достигнуть намеченной цели, которая, как она полагала, ей была по плечу… Добровольный каторжный труд все более и более увлекал ее. Она стала не только самой прилежной ученицей на курсе у Марии Тривеллы в консерватории, но еще брала у нее дополнительные частные уроки. Ранним утром Мария отправлялась к своей преподавательнице в студию, где без устали повторяла вновь и вновь то или иное упражнение, получала указание, на лету схватывая преподанный урок.

Вернувшись домой, она устремлялась к пианино и до изнеможения повторяла уже усвоенное упражнение. Теперь она часто забывала о еде, что, зная ее привычки, говорило о многом.

И конечно же такая целеустремленность и всепоглощающая жажда самоусовершенствования не замедлили повлиять на характер амбициозной девочки; ведь путь к славе усеян не только розами. Оправданы ли были подобные издержки восхождения на олимп? Послушаем, что сказала по этому поводу мать гениальной певицы; при этом оставим за ней право быть ответственной за свои слова:

«К тому времени в характере Марии уже сформировались некоторые, не самые лучшие черты, которые особенно проявились во взрослой жизни. Еще ребенком она была подвержена вспышкам гнева и к тому же весьма скуповата; теперь же у меня создалось впечатление, что эти черты становились все более заметными. Она вела себя недопустимо оскорбительно по отношению к своим родным дядям и тетям, не исключая даже Эфтимиоса, так много сделавшего для нее. Она так же плохо обращалась и с прислугой, грубила старшим и раздавала пощечины более юным, чем она. Когда я упрекала ее за подобное поведение, она с усмешкой отвечала: «Ну и что дальше?» Кроме того, она ревновала к студентам консерватории так же, как впоследствии будет относиться к другим певицам, и потому многие недолюбливали ее. В гневе Мария снимала очки и бросалась с кулаками на обидчика совсем как мальчишка!»

Безусловно, следует принять во внимание, что Евангелия так откровенно высказалась значительно позднее тех далеких событий. К тому времени мать и дочь окончательно рассорились. Впрочем, вполне вероятно, что Евангелия испытывала невольную зависть к другой женщине, Марии Тривелле, которая заняла ее место в жизни дочери, а она, увы, осталась на обочине дороги, ведущей на олимп. Однако нельзя не прислушаться и к словам матери. Некоторые однокашники Марии Каллас по консерватории подтверждали, что у восходящей звезды и тогда уже был неуживчивый характер; и все, что нам известно о его проявлении во взрослой жизни Марии, свидетельствует о том, что высказывания матери не были беспочвенными. Кроме того, представить будущую лирическую героиню мировых оперных сцен, размахивавшую в ярости кулаками, — зрелище весьма впечатляющее!

Глава 3

Появление волшебницы

В свои шестнадцать лет Мария уже не была ребенком. Впрочем, была ли она когда-нибудь ребенком? Нам уже известно, как порой она сожалела о своем детстве, оборвавшемся на дороге к славе. И все же смогла бы она стать великой Каллас без всяких потерь? С течением времени можно уже говорить о том, что, несмотря на мотивы, которыми руководствовалась Евангелия, и допущенные ею крайности, она была первой ступенькой лестницы, ведущей Марию к великой цели. Второй же ступенькой оказалась Мария Тривелла, затем эстафету подхватила Эльвира де Идальго. В дальнейшем на пути к успеху Марию сопровождали мужчины, влюбленные в нее как в женщину или как в актрису.