Девять кругов рая - Ольга Володарская

Назаров решил махнуть на нее рукой, но тут рассмотрел на лице девушки кровь. Она стекала по скуле и шее, заливая ворот белой водолазки. Фанатка ничего не замечала. А вот Леша не смог закрыть на это глаза и бросился к ней, чтобы оказать медицинскую помощь.

На сей раз у него получилось утащить ее с танцплощадки. А все потому, что Стаса со сцены от греха подальше увели. Леша усадил девушку на лавочку и стал осматривать ее рану. Она, к счастью, оказалась неглубокой. Щеку не разрезали (битых бутылок было полно под ногами, и кто-то мог взять осколок в руки), по ней всего лишь заехали кулаком или локтем. Леша вытащил из кармана носовой платок и приложил к ране.

– Держи, – скомандовал он. – А я за аптечкой схожу.

– Где он? – выпалила девица, нервно озираясь.

– Кто? Тот, кто тебя ударил? Ты помнишь его лицо?

– Стас! Где Стас? Почему его увели? И куда? Он еще выйдет на сцену?

– Вряд ли. Дискотека окончена.

И тут девушка расплакалась. Горько, навзрыд. Леша хотел дать ей платок, но вспомнил, что он уже сделал это, только использовал его в качестве ватного тампона.

– Я из-за него с другого конца города сюда приехала, – всхлипнула фанатка. – Хотела автограф взять… Но даже к сцене подойти не дали.

– Сходите лучше на нормальный концерт.

– Были бы деньги на билет, давно бы…

И она судорожно вздохнула.

Леша впервые внимательно присмотрелся к девушке. Она оказалась очень бедно одетой. Водолазочка была из самого дешевого магазина, джинсы старые, кроссовки того и гляди развалятся. Но все это было не важно, поскольку фанатка Огонькова оказалась так хороша, что ее красота затмевала все. Смугленькая, кареглазая, с волнистыми волосами того редкого оттенка, который называют медовым. А что за дивный носик – маленький, чуть вздернутый и очень подвижный. Девушка, когда шмыгала им, была похожа на ежика.

– Тебя как зовут? – спросил Леша.

– Наташа.

– Наташ, пошли в мою машину, а?

– Это еще зачем? – подозрительно спросила она.

– Я тебе щеку обработаю.

Наташа колебалась.

– Да не бойся ты. Я в милиции работаю. Вот мое удостоверение. – И Леша продемонстрировал ей свои корочки.

– Тогда ладно, пошли, – согласилась она.

Назаров привел ее к своей старой колымаге. Коллеги считали, что это позор, а не машина и лучше совсем не иметь авто, чем такое, но Леша любил свою «ласточку». Это было первое его персональное средство передвижения, в которое он вложил очень много труда и денег. Старую развалину пришлось и варить, и красить, и детали в ней менять. Но «ласточка» все равно то и дело ломалась и выглядела не слишком презентабельно. Однако Наташе она понравилась:

– Миленькая у тебя машина. Цвет такой приятный…

Леше тоже нравился цвет: небесно-голубой, но мужики находили его «бабским». А главный зубоскал отделения, Витек Сказка, называл «педористичным» и именовал «ласточку» не иначе как «гей-мобилем».

Назаров помог Наталье забраться в салон, затем уселся сам. Открыв аптечку, достал перекись и ватку.

– Может пощипать, – предупредил он, перед тем как начать.

– Ничего, я к боли привычная.

– Когда успела привыкнуть?

– Папаша меня частенько колотит.

– Пьет?

– По-черному.

– А мать?

– Нет ее. Умерла давно. После этого отец и стал бухать.

И Наташа поведала ему свою немудреную историю. О том, как хорошо и дружно они жили раньше, но когда мамы не стало (при простейшей операции по удалению аппендикса занесли инфекцию, и молодая женщина умерла от заражения крови), отец от горя запил. Сначала только вечерами принимал, потом и днем начал. В обед. Когда попался пьяным на глаза начальству, его уволили. С тех пор он работал нерегулярно, а вскоре совсем перестал. Хорошо хоть Наташа к тому времени окончила школу и смогла устроиться в магазин продавщицей. Училась она заочно, в техникуме, так что могла и образование получать, и трудиться. Наташа довольно неплохо зарабатывала, но отец почти все деньги отбирал. Ему они были нужнее, ведь пить на что-то надо. Когда у дочери необходимой ему суммы не оказывалось, он пускал в ход кулаки. Если деньги были, он отнимал их, уходил из дома и возвращался таким пьяным, что мог харкнуть в чашку с чаем или помочиться на ковер. Вот так и жили. Наташа, которой было уже девятнадцать, при таком отце не имела никакой личной жизни. И из квартиры надолго не уйдешь – он мог привести дружков-алкашей, и к себе никого не пригласишь – стыдно…

– А однажды, – продолжала рассказ Наташа, – я увидела по телевизору его. Стаса! У нас ужасный «ящик». Такой старый, что его даже за бутылку не продашь. Черно-белый еще. И показывает только Первый канал. Но когда по телевизору показали Стаса, у меня сердце так и ухнуло. Он именно тот, о ком я мечтала. Красивый, талантливый, умный, романтичный…

– Откуда ты знаешь, что он умный и романтичный? – цокнул языком Леша. Насчет первого и второго он спорить не стал: Огоньков на самом деле хорош собой и не бездарен, но на этом, по его мнению, достоинства того и заканчивались.

– Да я же вижу! У него в глазах интеллект. А как поет! Будто душой. Конечно, он романтичный…

Назарову все стало понятно. Девочка, лишенная возможности заводить отношения с реальными парнями, погрузилась в мир фантазий. В них она встретила прекрасного принца и полюбила. В роли принца выступал Стас Огоньков. Красивый, талантливый, умный и романтичный. При этом Наталья не сомневалась, что ее мечты воплотятся в жизнь. Она подойдет к своему кумиру за автографом, он увидит ее, влюбится, и они поженятся.

Леше стало жаль девушку. И жалость эта многократно усилила его симпатию к ней. Назаров вообще был из породы тех мужчин, что увлекаются именно теми барышнями, которые нуждаются в сострадании и опеке. Начиная с той первой девочки, что обнаружила в портфеле дохлую ворону. Она была очень скромной, если не сказать забитой, и ее каждый готов был обидеть. Леша сначала ее просто жалел, а потом не заметил, как стал ей симпатизировать. После же истории с мертвой птицей Назаров влюбился не на шутку. И опекал даму своего сердца вплоть до восьмого класса. Он бы и дальше любил ее и оберегал, но девушка нашла себе старого и богатого дядю, и малолетний, а главное – нищий рыцарь стал казаться ей глупым и жалким. И в его защите она перестала нуждаться – ее «папик» был близок к криминальным кругам, и все об этом знали…

– Наташа, давай я тебя домой отвезу? – предложил Леша.

– Я далеко живу.

– Ты уже говорила…

– Это ничего?

– Ничего. Я все равно собирался немного покататься. Люблю, знаешь ли, перед сном, – довольно убедительно соврал он, хотя обычно ложь ему давалась с трудом.

И они поехали.

По дороге болтали о том о сем. Наташа оказалась приятной собеседницей. Единственное, что немного раздражало Лешу, – это частое упоминание в разговоре Стаса Огонькова. Наташа не могла выкинуть его из головы и то вздыхала по поводу того, что ей так и не удалось взять у него автограф, то вслух мечтала о походе на его концерт, то спрашивала, слышал ли Леша последний его хит. Если же Назарову удавалось увести разговор в сторону, то общение с девушкой доставляло ему огромное удовольствие. Она была умненькой, веселой и мягкой. Последнее для Леши было очень ценно. Он не переносил грубоватых, хамоватых, навязывающих ему свое мнение женщин. А еще дам с громкими голосами. Все они напоминали Назарову армейского старшину Куницына, чей громовой рык заставлял его вскакивать по утрам на протяжении двух лет.

Когда они подъехали к Наташиному дому, Леша очаровался девушкой окончательно. И не хотел с ней расставаться.

– Давай, провожу тебя до квартиры, – предложил он, – а то район у вас, прямо скажем, не очень благополучный, вдруг в подъезде шваль какая-то тусуется…

– Тусуется, конечно, но я всю эту шваль знаю. Выросли вместе. Так что не стоит беспокоиться.

– И все же я настаиваю.

– Хорошо, – покладисто согласилась Наташа. – Если тебе так будет спокойнее, пошли.

И они пошли. В подъезде, как и предполагал Леша, «зависла» лихая компания. Но Наташу они встретили приветливо. Поздоровались, улыбнулись, а один из кодлы предупредил: «Папашка твой дома. Бухой в хламину!» Услышав это, Наташа поникла. Уголки ее рта опустились, спина ссутулилась. Тяжко вздохнув, она сказала Леше: «Ты не провожай меня до двери. Если папа увидит тебя, то устроит мне разнос!»

Но было поздно. Наташин отец, видимо, услышав ее голос, распахнул дверь и вывалился на лестничную клетку. На нем были дырявые семейные трусы, вытянутая майка. От мужика воняло перегаром и мочой, наверняка в пьяном состоянии он ходил под себя. Сфокусировав свой мутный взгляд на Наташе, алкаш прохрипел:

– Что, потаскуха, нашлялась? В доме жрать нечего, а она с кобелями таскается…

– Папа, замолчи! – взмолилась Наташа. – И пойдем в дом.

– Я пойду! А ты в ларек побежишь. Купишь пожрать и выпить.

– Но продукты я только сегодня покупала… Или ты опять дружков приводил и вы все сожрали?