Правда о Бэби Донж - Жорж Сименон

Франсуа по-прежнему молчал. Он относился к следователю так же спокойно, как к любому представителю людского рода. Неужели этот человек, обремененный детьми, неудобствами временного жилья, восемью километрами, которые ему предстоит проделывать на велосипеде, чтобы вернуться домой к завтраку, интригами, уже плетущимися вокруг него, может разом, едва раскрыв папку с делом, уяснить хотя бы частицу правды о Беби, в то время как он, ее муж, проживший с ней десять лет?…

Я зачитаю вам, хотя это не совсем согласуется с процессуальными нормами, протокол первого допроса госпожи Донж. Точнее, речь идет о заявлении, сделан ном ею инспектору Жанвье в воскресенье двадцатого августа, в семнадцать часов.

Я, Эжени-Бланш-Клементина Донж, двадцати семи лет от роду, супруга Франсуа Донжа, под присягой заявляю следующее: сегодня в Каштановой роще, находящейся в совместном владении моего мужа и моего деверя, я посредством яда покушалась на жизнь Франсуа Донжа, всыпав ему в кофе некоторое количество мышьяка.

Больше добавить ничего не имею.

Следователь поднял глаза и успел заметить усмешку, исчезавшую с губ Франсуа.

— Как видите, ваша жена признает этот факт.

Г-н Жифр не часто испытывал столь неприятное ощущение, как у кровати этого больного: он сознавал, что вмешивается в сугубо личные дела. Даже при допросе Беби Донж…

— Сейчас я ознакомлю вас с протоколом допроса которому подверг вчера подследственную.

Он пожалел о слове «подследственная», но было уже поздно — Франсуа нахмурился. Что надела Беби на допрос — платье или костюм? Прежде чем выслушать сказанные ею слова, ему необходимо представить себе жену зримо, объемно, в определенной обстановке. Он полузакрыл глаза и опять непроизвольно увидел мол в Руайане и — со спины — идущую впереди пару: Феликса и Жанну.

— Я избавлю вас от слушания процедурных формул и прочту лишь основные вопросы и ответы.

Вопрос: Когда возник у вас умысел на отравление мужа?

Ответ: Точно не знаю.

Вопрос: За несколько дней до покушения? Или за несколько месяцев?

Ответ: Вероятно, за несколько месяцев.

Вопрос: Почему вы говорите «вероятно»?

Ответ: Потому, что это был довольно неясный умысел.

Вопрос: Что вы подразумеваете под словами «довольно неясный умысел?»

Ответ: Я смутно предчувствовала, что мы до этого дойдем но не была уверена.

Франсуа вздохнул. Следователь бросил на него взгляд, но было уже поздно: лицо Донжа выражало лишь неослабное внимание.

— Я могу продолжать? Вы не устали?

— Продолжайте, пожалуйста.

— Итак, продолжаю.

… но не была уверена.

Вопрос: Что вы подразумеваете под словами «мы до этого дойдем». Вы употребили множественное число. Я не могу объяснить себе это.

Ответ: Я тоже.

Вопрос: Давно у вас в семье начались разногласия?

Ответ: Между мужем и мной никогда не было разногласий.

Вопрос: Каковы ваши претензии к мужу?

Ответ: У меня нет никаких претензий.

Вопрос: Имелись ли у вас основания для ревности?

Ответ: Не знаю, я вообще не ревнива.

Вопрос: Если ваш поступок объясняется не ревностью, то что же явилось его причиной?

Ответ: Не знаю.

Вопрос: Бывали ли в вашей семье случаи психических расстройств? От чего умер ваш отец?

Ответ: От амебной дизентерии.

Вопрос: Здорова и в здравом ли уме ваша матушка? Доктор Боланже, который освидетельствовал вас с точки зрения психического состояния, утверждает, что вы полностью вменяемы. Каков характер ваших отношений с мужем?

Ответ: Мы жили под одним кровом, и у нас есть сын.

Вопрос: У вас часто возникали ссоры?

Ответ: Никогда.

Вопрос: Могли вы по некоторым признакам предполагать, что у вашего мужа есть привязанность на стороне?

Ответ: Меня это не беспокоило.

Вопрос: Если бы такая привязанность имела место, отомстили бы вы за нее тем или иным способом?

Ответ: Меня бы она не задела.

Вопрос: Итак, вы утверждаете, что в течение нескольких месяцев питали более или менее твердое намерение убить мужа и что не знаете причин столь важного решения.

Ответ: Именно так.

Вопрос: Где и когда вы раздобыли яд?

Ответ: Точно дату указать не могу. Кажется, в мае.

Вопрос: Значит, за три месяца до преступления. Продолжайте.

Ответ: Я поехала в город за покупками, в том числе и за парфюмерией.

Вопрос: Минутку. Большую часть времени вы жили в Каштановой роще?

Ответ: Последние три года почти безвыездно из-за здоровья сына. Ничем определенным он не болен, но у него очень хрупкое сложение и ему необходим свежий воздух.

Вопрос: Муж жил с вами в Каштановой роще?

Ответ: Не все время. Навещал нас раза два-три в неделю. Иногда приезжал вечером, а утром возвращался в город.

Вопрос: Благодарю вас. Продолжайте. Вы остановились на каком-то дне в мае.

Ответ: Помню, что это было в середине месяца. Я захватила из дому мало денег и заехала на завод.

Вопрос: На завод вашего мужа? Вы там часто бывали?

Ответ: Редко. Меня не интересовали его дела. Мужа в кабинете не было. Я прошла в лабораторию, надеясь найти его там. Муж — химик и ставит кое-какие опыты. В маленьком стеклянном шкафчике я увидела пузырьки с этикетками.

Вопрос: До этого дня вы никогда не думали о яде?

Ответ: По-моему, нет. Слово «мышьяк» поразило меня. Я взяла пузырек, где оставалось немного серовато-белого порошка, и положила его в сумочку.

Вопрос: Тогда у вас и родилась мысль воспользоваться им?

Ответ: Возможно. Не берусь утверждать точно. Потом вошел муж и вручил мне деньги.

Вопрос: Вы должны были отчитываться перед ним в расходах?

Ответ: Он всегда давал мне столько денег, сколько я хотела.

Вопрос: Следовательно, три месяца вы прятали яд, выжидая случая прибегнуть к нему? Что побудило вас выбрать именно это воскресенье, а не какой-нибудь другой день?

Ответ: Не знаю. Я немного устала, господин следователь, и если позволите…

Г-н Жифр поднял голову. Лицо у него было серьезное и смущенное. Еще немного, и он запустит пальцы в свои редкие волосы.

— Вот все, чего я добился, — признался он, — Я надеялся, что хоть вы дадите мне какие-нибудь разъяснения.

Жифр забыл, что он следователь, и держался с Франсуа Донжем, как обыкновенный человек. Он встал, возбужденно заходил взад-вперед по маленькой, выкрашенной эмалевой краской палате, осмелился даже засунуть руки в карманы слишком широких брюк.

— Мне не надо объяснять вам, господин Донж, что весь город говорит о драме на почве ревности, что называются некоторые имена… Понимаю, конечно, что подобные слухи не должны влиять на правосудие. Есть ли у вас основания предполагать, что ваша жена оказалась в курсе одной из ваших возможных связей?

Как он спешил! И как вдруг остолбенел от изумления, услышав ответ Франсуа:

— Жена знала обо всех моих романах.

— Вы хотите сказать, что сами рассказывали ей о своих похождениях?

— Когда она спрашивала.

— Простите мою настойчивость. Это настолько удивительно, что мне необходимы уточнения. Значит, у вас было не одно, а много увлечений?

— Довольно много. В большинстве несерьезные, часто однодневные.

— И возвращаясь домой, вы рассказывали жене?…

— Я считал ее просто товарищем. Она сама поощряла меня.

Машинально произнесенное «поощряла» поразило Франсуа, и он на мгновение задумался.

— Давно начались такие признания?

— Несколько лет назад. Когда именно — уточнить не могу.

— И вы оставались мужем и женой? Я хочу сказать, между вами были нормальные супружеские отношения?

— Довольно редко. Здоровье жены, особенно после родов, не позволяло…

— Понимаю. Она разрешила вам искать на стороне то, что не могла дать сама.

— Примерно так, хотя и не совсем.

— И вы никогда не чувствовали в ней ни малейшей ревности?

— Ни малейшей.

— И до конца, то есть до прошлого воскресенья, вы с ней оставались товарищами?

Франсуа медленно оглядел следователя с головы до ног. Представил его себе в кругу семьи, в ветхом докторском доме — Донжу случалось там бывать. Представил на велосипеде, с зажимами на манжетах брюк. Представил во время воскресной мессы, в сопровождении полудюжины детей и вечно озабоченной жены.

И чуть слышно ответил:

— Да.

Письмоводитель прилежно работал пером, и его набриллиантиненные волосы отсвечивали в солнечных лучах, пробивавшихся сквозь штору.

— Пожалуйста, поподробнее, господин Донж.

И следователь бросил на Франсуа удрученный взгляд: да, он знает, что бестактен в своем упорстве, но это его долг.

— Уверяю, мне больше нечего сказать вам, господин Жифр.