Мы - псковские! - Санин Владимир Маркович

— Отойдите, сам разберусь, — успокоил он футболистов и вытащил из кармана пачку сигарет. — Закуривай, товарищ судья, с фильтром. Значит, дело было так. Ты потерял свисток и...

— С поля! — рявкнул дядя Миша и журавлиными ногами направился к центру. — Дилетант!

— Чего ты сказал? — оскорбился седоусый. — А ну-ка повтори!

— Судью на мыло! — тонким голосом завопил с дерева мальчишка.

Дядя Миша подбежал к дереву и начал тащить мальчишку за ногу. Тот завопил благим матом.

— Шкуру спущу! — пригрозил судья и вновь направился к центру.

Игра возобновилась. Волышевцы устремились вперед.

— Шай-бу! — скандировал стадион.

— Димка, отдай Валерке! — потребовал седоусый.

— Как я ему отдам? — остановившись у боковой линии, пожаловался Димка. — Видишь, как его держат?

— А ты пасуй промеж ног, в одно касание! — строго указал седоусый. — Помнишь, как Стрельцов?

Пока Димка вспоминал, как в подобных случаях поступает Стрельцов, мяч отобрали. Седоусый развел руками, а Димка погрозил ему кулаком и бросился за противником. Но тот, развив огромную скорость, уже прорвался в штрафную площадь и со страшной силой ударил по воротам.

— На три коровы влево! — ликовал стадион.

И тут произошло долгожданное событие. Выбитый в поле мяч подхватил Валерка. Рывок — и обведенные, как кегли, защитники противника остались далеко позади. Удар — гол!

Мои изобразительные средства слишком скудны, чтобы передать радость трибун. Седоусый целовал бородатого, мальчишки на деревьях дрыгали ногами, как лягушки, а девушки влюбленными глазами смотрели на героя, которого друзья по команде на руках несли к центру поля.

Едва обескураженные порховичи успели ввести мяч в игру, как Валерка отличился вновь. Отобрав мяч у соперника, он стремительно пошел вперед. Все несколько десятков зрителей встали со своих мест. Стадион ревел:

— Е-ще шай-бу!

Порховичи бросались Валерке в ноги, стеной становились на его пути, но центр нападения волышевцев делал невозможное: по моим подсчетам он раза два обвел обе команды. Однако ударить по воротам ему помешало одно досадное обстоятельство: на штрафную площадку выбежал козел, на рогах которого висел чей-то пиджак. Пытаясь сбросить пиджак, козел брыкался, тряс бородой и душераздирающе блеял. Минуты две, намертво забыв про персональную опеку, за ним гонялись защитники. Насмерть перепуганный неистовым ревом и свистом, козел, наверное, решил, что наступает светопреставление, и метался по полю как одержимый. Наконец его изловили и привязали веревкой к дереву, у которого козел и проблеял до конца матча.

Дядя Миша дал спорный, и мяч запрыгал по штрафной площадке. Здесь уже столпились все игроки. По мячу наносили невероятной силы удары, лупили его бутсами и кедами, но он никак не мог пробиться сквозь груду человеческих тел. Поднятый с земли, мяч заскакал по головам. Стадион стонал. Разгоряченные футболисты вошли в такой азарт, что потеряли ориентировку. Центр нападения порховичей дважды бил по своим воротам, и только отчаянные броски вратаря спасали гостей от неминуемого гола. Дядя Миша метался по штрафной площадке, приплясывая от возбуждения, а потом не выдержал, рванулся к мячу и под овацию игроков и зрителей боднул его головой.

— Гол! — сотрясался стадион. — Гол!!

Боковой судья, не разобравшись в ситуации, показал на центр. К дяде Мише подбежали капитаны, но ему было не до них. Во время своего лихого прыжка он уронил очки, и чья-то преступная нога втоптала их в землю. Одно стеклышко чудом уцелело, но от оправы остались одни воспоминания. При помощи куска шпагата очки кое-как прикрутили к дяди Мишиным ушам. Гол был отменен, и игра продолжалась.

Во втором тайме матч достиг неслыханного накала. Футболисты носились по полю как пушечные ядра. В один момент в ворота хозяев вместе с мячом влетела бутса левого инсайда. Бутсу вратарь поймал. На этом основании волышевцы потребовали гол не засчитывать. Трибуны неистовствовали. Неумолимый дядя Миша велел начинать с центра. Порховичи обрели второе дыхание и непрерывно штурмовали ворота противника. Но в этот момент бдительный седоусый заметил, что на поле двадцать три игрока. Липший порхович был с позором изгнан, и волышевцы бросились в ответную атаку. Валерий превзошел самого себя. Получив мяч, он донес его на голове до штрафной площадки и «сухим листом» забил потрясающий по красоте гол. Седоусый целовал бородатого, который яростно отбивался. Девушки не отрывали от Валерия влюбленных глаз, а мальчишки от ликующих воплей совершенно охрипли.

И тут произошли два совершенно непредвиденных события.

Сначала волышевский вратарь, поощряемый зрителями, начал откровенно тянуть время. Он баловался мячом во вратарской площадке до тех пор, пока не забил самому себе гол. Напрасно седоусый валялся у судьи в ногах, предлагая закурить сигарету с фильтром и доказывая, что такой гол не считается — дядя Миша журавлиными ногами направился к центру.

Второе событие произошло за пять минут до конца игры, когда волышевцы, стремясь сквитать счет, непрерывно били по воротам гостей. Поймав мяч, порховский вратарь с преступным умыслом выбил его в сторону проходившего мимо стада коров, которые варварски надругались над футбольной святыней. Едва мяч привели в порядок, как дядя Миша воздел к небу руки и дал свисток: время матча истекло. Седоусый разрывался на части, доказывая, что имело место совершенно неслыханное нарушение всех футбольных правил, но гости бодро прокричали: «Физкульт-ура!», уселись в свой автобус и укатили в Порхов. Лучезарные надежды волышевских болельщиков на триумф в Лужниках были разбиты вдребезги.

Так проходил этот интересный матч. Если очевидцы найдут в моем репортаже кое-какие неточности — заранее приношу извинения; я ведь не специалист, а простой любитель.

ПЕСЦЫ

Когда несколько лет назад Василий Георгиевич Костев, директор совхоза «Волышево», принял бразды правления, он обратил внимание на два нелепых, по его мнению, обстоятельства: с одной стороны, в совхозе имелись свободные рабочие руки, а с другой — выбракованные лошади.

— Бесхозяйственность, — констатировал директор.

— Исправим, — пообещал старожил. — Лишних рабочих сократим, а лошадей кому-нибудь продадим.

— За четверть цены? — возразил директор. — Убыток. А что, если мы из этого убытка сделаем прибыль?

— Хорошо бы, — мечтательно сказал старожил. — Лично я согласен.

— Вот и отлично, — удовлетворенно сказал директор. — Значит, будем разводить песцов.

Старожил не поверил своим ушам.

— Кого? — треснутым голосом переспросил он.

— Песцов, — повторил директор. — Зверьки, знаете ли, такие, с голубыми шкурками. Видели воротники? Красиво.

Старожил округлил глаза и выгнул дугой грудь.

— Деды наши без песцов жили, отцы наши без...

— А у вашего деда был телевизор? — ласково перебил директор.

— Не-ет...

— А у вас есть? Как же так, обижаете предка. Дед жил без телевизора, значит, и вы должны свой вынести в чулан. Ну, так как решим — насчет песцов? Рабочие есть, корм — выбракованные лошади — тоже...

Волышево хохотало и утирало слезы смеха. Но с течением времени хохот становился все тише, потом перешел в неуверенные смешки и наконец прекратился.

Шутка ли сказать, за каждую сданную шкурку государство заплатило по семьдесят рублей!

— И как это тебе, Василий Георгиевич, в голову пришла такая шальная мысль? — поражались коллеги.

Костев пожимал плечами:

— А что? На дороге валялись деньги, и я их подобрал. Если закажут — начну разводить жирафа.

Но пока на жирафа заказов не поступало, и Костев ограничился песцами. Тем более что и с ними хлопот хватает. Немало горя хлебнул директор, пока не обучил кадры, не преодолел законное недоверие бывших свинарей и доярок к диковинному северному зверю. Зато теперь на звероферме визжат и лают две с половиной тысячи будущих воротников. Окрестные мальчишки бешено завидуют волышевским, которым подвалило такое неслыханное счастье — каждый день, сколько влезет, смотреть на песцов!