Журнал ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ. Сборник фантастики 2006 - разные

…Ближе к обеду в офис позвонила Галка. Мне давно удалось вбить ей в голову, что звонить мне на работу просто так, поболтать, категорически воспрещено и чревато всяческими бедами. Так что причина не могла не быть экстренной. И заключалась, как всегда, в Сережке.

— Ты слышала, что у них произошло? В школе? На спортплощадке? Там учитель едва не погиб! Всех распустили по домам, а я подумала, ты-то на работе…

— Как дети? С ними все в порядке?!

— Да небось пацаны сами как-то всей… Витек говорит, это случилось как раз, когда твой Сергей…

После идеально провернутой операции с отмыванием денег столичный шеф, помимо скромной премии, дал мне понять, что я могу слегка расслабиться. Даже если упустить сейчас заказ на целую партию вертикальных и горизонтальных жалюзи, фирма не особенно обеднеет.

Как раз подошел автобус, и через двадцать минут я стояла на школьном стадионе, в окружении нескольких сонных ментов и группки зевак. Лысый физрук — на вид и вправду редкостный козел — размахивая руками, в сотый раз показывал, где именно он стоял. В двух шагах от этого места на земле поблескивало нечто вроде сплющенных водопроводных труб. Подойдя поближе, я определила, что это трубы и есть.

Ранее они были спортивным турником.

Сережка подошел неслышно:

— Что ты тут ищешь, ма?

— Ты еще спрашиваешь?! — я выпрямилась. — Где она?! Твоя фитюлька!!

Он насупился:

— Я ее тебе не отдам. Я ничего не сделал.

— Что? Может быть, ты это называешь «в мирных целях»?!

— Он хотел, чтобы я подтянулся двадцать раз. Говорит, иначе меня не переведут в одиннадцатый класс. Двадцать раз, мама! Он козел, понимаешь?!

Я молча ждала ответа. Сережка умный, так что вопроса можно и не задавать.

— Ну, я и вызвал тяжелую машину с посадкой на брюхо… И рассчитал, когда он отойдет в сторону, ты мне веришь?! Если б я хотел его… можно было б запрограммировать стрелковый, с вмонтированным пулеметом, — последние слова сын произнес мечтательно, со вздохом.

— Где она? — устало повторила я.

— У меня с собой, ясно же. И чего ты вообще сюда полезла, ма? Тащусь с твоей женской логики…

«Женскую логику» я пропустила мимо ушей, заметив мимоходом, что Сережка, как всегда, прав. Протянула руку:

— Дай сюда.

— Нет.

На Сережкином лице была мрачная готовность. К войне, к многолетней осаде, к отлучению от семьи и уходу из дома. Надо было идти на компромисс.

— Допустим, — сказала я. — Оставь у себя. Но поклянись, что больше не пустишь ее в ход. Ни в каких целях.

Повисла пауза.

— Клянусь, — пробормотал сын.

Иван принес мне тортик и цветы. А Леночке — огромного плюшевого зайца.

Его артель наконец получила подряд на строительство загородного особняка в тайге, на берегу реки. У меня возникло подозрение, что заказчик — тот самый крутой дядя, который тогда покупал у нас жалюзи. Наверное, завеялся в наш город, скрываясь от криминальных разборок, а потом осмотрелся и решил осесть в этих местах. Я его где-то понимала. Красиво, речка, тайга…

Обнимая счастливого, трезвого, бородатого Ивана, я и себя понимала. Да, я была права. С нормальным, сильным, любящим мужиком — на край света: так и должно быть. Вовсе не демонстративное бегство назло всем от скособоченной жизни с этим… гением. А простой, самодостаточный женский поступок. Логичный, как заметил бы Сережка.

Иван сказал, что по условиям подряда артель должна сдать объект до конца июля. А в августе мы поедем на юг. На море!

Леночка визжала от счастья, обнимая зайца; он был выше ее на полторы головы. Сережка разглядывал отчима со слегка снисходительным, но уважением. И не отказался от чая с тортиком. Я даже забеспокоилась, не предложит ли он вызвать в помощь артели какой-нибудь грузовой вертолет своей фитюлькой. Нет, не предложил.

Физрук оказался куда большим козлом, чем я думала. Он и вправду не аттестовал Сережку, и его не перевели в одиннадцатый класс. Директриса, к которой я пошла на поклон втайне от сына, мрачно глянула на мою столичную сумочку и посоветовала подать документы в кулинарное ПТУ, единственное в нашем городе.

Я со дня на день ждала разрушения школы до фундамента в результате вертолетной атаки неопознанного происхождения. Но Сережка прокомментировал ситуацию лаконичным «пофиг». И зарылся в железки, предоставив мне одной нездоровые размышления с участием призрака армии на горизонте.

На город упала жара и голодные стаи комаров. Леночкин садик закрылся на лето, и приходилось брать ее с собой в офис, под защиту вертикальных и горизонтальных жалюзи. Столичный шеф задержал мою июньскую зарплату; пояснения были невнятны. Я подала заявление на отпуск в августе и сосредоточилась на ожидании Ивана, потихоньку собирая чемодан.

Впервые за столько лет мы поедем на море.

Все будет хорошо.

Муж вернулся без предупреждения, когда я была на работе. И первое, что мы с Леной увидели, вернувшись домой, был роскошный мягкий уголок небесно-голубого цвета. Второе — телевизор с плоским и длинным экраном. Третьим был сам Иван, загорелый дочерна, слегка под хмельком, распираемый самодовольной гордостью.

Леночка повисела у отца на шее, потом уступила ее мне. Затем настала очередь громких восторгов по поводу Ивановой добычливости; я изобразила их вполне искренне, хотя обивка уголка была диковатая, а наш старый телевизор никогда не вызывал у меня нареканий. И только после этого осторожно поинтересовалась, сколько у нас еще осталось денег

— Ни фига у него не осталось, — бросил Сережка. Откуда-то из-за ящика с железками.

Я вопросительно обернулась:

— Иван?

— Что «Иван»?!

И тут же мне стало его жаль: так скоропостижно скончались на бородатом лице самодовольство и детская радость. Жалость конечно, была неуместна. Равно как и мое сдавленно-истеричное:

— А… море?

Прикусила язык, но было поздно. Праздник обратился в свою противоположность.

Иван потрясал кулаками и брызгал слюной, орал что-то бессвязное о семейном достатке и всяческой блажи, о себе-кормильце и моих столичных привычках, с которыми пора кончать раз и навсегда, а там завел и о вечном: о Сережкином отце и «этих драных жалюзях»… Я слушала, не возражая и все больнее прикусывая губу. Не будет никакого моря. Будет мягкий уголок и плоский телевизор; неслыханная роскошь для нашего города, на зависть Галке. И так всю жизнь.

— Мама, — неслышно сказал над ухом Сережка.

Я обернулась через плечо. В полураскрытой ладони сына конспиративно поблескивала фитюлька.

Честное слово, на это стоило посмотреть: как мы, все четверо, веселые, отдохнувшие и загорелые — не по-таежному, а реально, с облупленными солеными носами! — вылезаем по очереди из просторного пассажирского вертолета. Жалко, что ни у кого не было такой возможности. Прилетели мы глубокой ночью, поскольку полагаться на один лишь режим невидимости все-таки неразумно.