Константин Великий. Первый христианский император - Джордж Бейкер

С восшествием Диоклетиана на престол Рим стал подниматься из пучины хаоса. Диоклетиан проводил в жизнь свою четкую программу реформ и возрождения, используя для этого все имевшиеся в его распоряжении средства. Экономическая власть не принесла стране ничего. Естественно, бразды правления в свои руки взяла власть политическая. Она уже претерпела некоторые, пока еще неуловимые изменения. В лице Диоклетиана она возвратилась к своей блистательной юности. Диоклетиан в чем-то совершенно определенно напоминал первого, великого Августа – хотя во многом другом он оказывается весьма далек от классического образа. Его родители были рабами зажиточного римского сенатора Анулина; отец впоследствии стал свободным человеком и секретарем сенатора. Свое имя будущий император получил по названию иллирийского города, в котором родилась его мать, – Доклии. Молодой Доклии, по мере того как росли его амбиции, стал Диоклом, а потом – Диоклетианом.

Зная, кем был его отец, можно предположить, что Диоклетиан если и не отличался большой склонностью к учению, то, по крайней мере, обладал некоторыми качествами, присущими интеллектуалу и столь презираемыми грубыми невеждами[7]. Он предпочитал действовать убеждением, ненавидел насилие и, как правило, стремился снять с себя ответственность за его применение. Диоклетиана сама природа одарила тем лоском и благородными манерами, которые некоторые люди носят как вечно падающую маску… У него было чутье хорошего лавочника. Всю свою жизнь он с учтивостью встречал посетителей и провожал их к нужному им прилавку.

У Диоклетиана имелось обширное поле деятельности. Ему было 38 лет, он находился в самом расцвете своих жизненных сил; судя по портретам, это был ничем не примечательный человек с мелкими чертами лица, коротко подстриженными волосами и мягким взглядом. В повседневной жизни мы часто встречаемся с такими людьми – довольно упитанными бледными блондинами… Весной, после битвы при Марге, он стал наводить порядок на Дунае. В результате успешной кампании против пришедших с другого берега реки племен он получил титул Германского Величайшего. С самого начала Диоклетиан внедрил в сознание всего римского мира одну простую идею – теперь у них есть великий и могущественный император, и чем раньше они осознают это, тем будет лучше.

Диоклетиан рассчитывал на обывателя. В частной жизни он не был великим и могущественным, но он заставил обывателя поверить в свое величие и могущество. Не прошло и шести месяцев со времени его прихода к власти, когда он начал проводить в жизнь идею, которой было суждено стать замечательным вкладом в доктрину имперской монархии. Даровав своему другу Максимиану статус цезаря, он сделал первый шаг в преобразовании монархии в тетрархию.

Цезари существовали еще со времен Луция Элия, и с первого взгляда не было понятно, что теперь этот высокий титул будет означать гораздо больше, чем во времена, когда им обладал Элий. Однако через год после битвы при Марге различие стало ощутимым. Дело не только в том, что Максимиан разительно отличался от Элия, – он был решительным, деятельным, сильным человеком, наделенным неиссякаемой энергией и оптимизмом. Его статус был поднят до положения Августа, и он стал полноправным и равным соправителем императора… Они называли себя Иовием и Геркулием. Диоклетиан был Иовием, а Максимиан – Геркулием… Помимо всего прочего, это решение свидетельствует об удивительном сочетании скромности и уверенности в себе… Диоклетиан понимал, что никто не может единолично управлять империей. Ему хватило честности и веры в свои силы, чтобы разделить трон с другим человеком… Уже одним этим он прославил себя в веках.

Еще не дочитав эту книгу до конца, читатель поймет, что Максимиан вовсе не был безгрешным человеком. Он никогда не претендовал на роль святого. Но он играл с Диоклетианом в открытую, хотя был амбициозным, нетерпимым человеком. Диоклетиан не просто разделил власть с таким напарником, но, что еще более удивительно, сумел заставить его играть по правилам. Такими мерами Диоклетиан хотел высвободить себе время для обдумывания своих планов и политики в целом, пока Максимиан взял на себя защиту рубежей империи.

Если говорить кратко, то перед Диоклетианом стояла задача отстоять империю ценой, которая была бы ей по силам… Ни тогда, ни позже никто всерьез не предполагал, что эта проблема решится сама собой. Если бы оказалось, что защита империи разумной ценой невозможна, то не осталось бы другого выхода, кроме как уйти с завоеванных ранее территорий и оставить всякую надежду спасти цивилизацию от нашествия варваров. Всегда считалось, что причин для подобных опасений нет. Цивилизация, как таковая, гораздо богаче, чем варварство, и имеет гораздо больше ресурсов. Ей нечего опасаться войны… По крайней мере, ей нечего опасаться своих противников. Возможно, ей следует опасаться самой себя, ошибок и невежества своих сторонников. Диоклетиан же взялся за дело, зная только одно: проблему можно успешно решить, но лишь общими усилиями.

Он хотел создать мобильное резервное войско или ударную группировку… Со временем легионы Августа превратились в местные военные части, формируемые по территориальному признаку: в них набирали солдат из провинций, на территории которых эти части были расквартированы. Поэтому они в основном защищали интересы своих провинций. Состоявшие из представителей мелких землевладельцев и арендаторов в приграничных районах, они в своей идеологии отражали крестьянское мировоззрение и местные интересы. В них не было того духа единства, которым отличались легионы римской республики, набиравшиеся из горожан. Во время правления Диоклетиана единственное преимущество (а именно местный патриотизм) военных частей, сформированных по территориальному признаку, сводилось на нет тем, что в случае вторжения врагов, чтобы сконцентрировать войска в одном месте, приходилось оголять другой участок границы; в какой-то момент это невозможно стало делать: сирийской границе угрожали персы, на Дунае стояли готы, на Рейне – франки и алеманны, а в Мавритании зрело восстание. Необходимо было оборонять все границы одновременно; и создание мобильного резерва, который мог нанести удар там и тогда, где и когда это было нужно, казалось самым дешевым и эффективным способом решения проблемы. Более того, такой резерв обладал бы тем единством, той общностью опыта и идеологии, которые отличали старую армию Августа. Это была бы императорская армия, свободная от местных и классовых предрассудков – и чем свободнее, тем лучше. Как и сам император, эта армия заботилась бы об общем благе, охраняла бы империю в целом.