Обыденный Дозор. Лучшая фантастика 2015 (сборник) - Сергей Лукьяненко

– Мы не можем никуда бежать из больницы! Мы же сейчас под действием препарата… У нас галлюцинации. Мы в пижамах, в конце-то концов! Нам надо вернуться в палату и дождаться, пока нас отпустит…

– Без меня, – уверенно сказала Дженни. – Я туда не пойду. Псих с автоматом, профессор, который распиливает автобус для лоджии, дверь эта не закрывающаяся… Без меня. Ты что, не понял, что они там все обдолбанные? Сидят свои препараты варят и проверяют на себе.

Я покачал головой:

– Он же объяснил, что это не наркотики.

– А что это тогда? – спросила Дженни. – Что? Ты вообще понял его объяснение, что это?

Я покачал головой:

– Он что-то говорил про нанотехнологии и про то, что это обратная противоположность наркотикам. И сознание пациента не изменяет. А меняет саму реальность.

– Так я и говорю, – кивнула Дженни. – Препарат приняли мы, а обдолбанные – все они.

– Так не бывает, – возразил я. – Говорю как будущий медик.

– Но он именно это нам и втолковывал! – возразила Дженни. – Что с нами будет все в порядке, а изменится реальность. Вот мы и оказались в обдолбанной больнице. Как ее название… – Дженни вдруг уставилась куда-то за мою спину, и глаза ее расширились.

Я испуганно обернулся, но вокруг ничего не происходило: светило весеннее солнце, а проходная была по-прежнему пустой. А на воротах сияла алая табличка с золотыми буквами. Я с изумлением прочел:

Центральный клинический военный госпиталь

Федеральной службы безопасности

святого великомученика Пантелеймона

– Эта надпись была такой, когда ты сюда шел? – спросила Дженни шепотом.

– Табличка вроде была, – признался я. – А вот надпись я не читал…

Неожиданно сзади послышался треск веток, и мы резко обернулись. Из кустов сирени бочком выходила бабулька-вахтерша в цветастом платке – теперь я с ужасом заметил, что на ее платке нарисованы совокупляющиеся в разных позах Микки-Маусы. Видимо, у меня на лице появилось изумление, но бабка истолковала его иначе:

– До корпуса далеко ходить, – объяснила она, кивнув на кусты, – когда тепло, и тут можно.

– Скажите, – спросила Дженни у бабки, – это госпиталь ФСБ святого Пантелеймона?

Бабка указала рукой на табличку:

– Читать умеете? Для кого написано-то?

– А какое отношение Пантелеймон имеет к ФСБ? – спросил я.

Бабка смерила меня презрительным взглядом – от воротника пижамы до резиновых тапочек.

– Святой Пантелеймон, когда был в вашем возрасте, – начала она назидательно, – нашел на улице мертвого ребенка, которого укусила ядовитая ехидна. Он стал молиться Господу, чтобы мальчик ожил и чтобы ехидна взорвалась на куски. Господь выполнил обе эти просьбы, и с тех пор Пантелеймон стал врачом. Жития святых читать надо! – закончила старушка и кивнула на свой стул, где лежала книжка. – Ясно?

– Ясно… – сказали мы с Дженни, переглянувшись.

– А мученик Пантелеймон, – закончила бабка, – мучительную смерть принял: ему отсекли голову, а из раны потекло молоко.

Мы потрясенно молчали.

– А вы откуда такие полосатые? Матросы, что ли? – Бабка указала пальцем на наши пижамы. – Матросы – это не к нам, у нас только сухопутные части лечатся.

– Но… – начал я, удивленно вскинув брови.

– Не пущу, – сурово покачала головой бабка. – У нас режимная территория. Идите отсюда, матросы, идите.

Мы с Дженни сидели на пустой автобусной остановке и глядели, как мимо прокатываются грузовики. На нас никто не обращал внимания.

– Вот я дура, – с чувством произнесла Дженни. – И зачем я вообще в это ввязалась?

Она качнула ногой, и резиновая галоша упала в песок. Ногти на ноге у Дженни оказались покрашены в ярко-красный цвет.

– А действительно, зачем ты в это ввязалась? – спросил я.

– А ты зачем? – с вызовом повернулась она.

– Ну… – Я пожал плечами. – Знаешь, медики всегда на себе испытывали разные лекарства…

– Вот не надо только брехать, – перебила Дженни. – Скажи честно: увидел объявление и решил покушать психоактивных препаратов. На халяву, да еще за деньги.

Я поморщился.

– Не совсем так. Видишь ли, я читал Кена Кизи, Тимоти Лири, Макенну, Кастанеду… И…

– И? – требовательно спросила Дженни.

– И, в общем, ты права, – согласился я наконец. – Увидел объявление, стало интересно, повелся… На хрена мне это было? Какой-то препарат, хрен знает какой вообще… Я ж раньше ничего толком не пробовал. Так, пару раз покурить друзья дали…

Дженни поддела галошу кончиками пальцев, ловко подкинула и надела на ногу.

– Я тоже, кроме травки, ничего не пробовала. Хотя нет, вру. Однажды мне подружка в клубе какую-то таблетку дала, но у меня уже было полстакана вискарика, так что я ничего не разобрала толком, только башка утром болела… Слушай, Пашка, а как ты думаешь, оно все три дня нас так плющить будет? Этот профессор сказал, три дня…

Я пожал плечами:

– Не знаю. Мне кажется, уже стало отпускать потихоньку.

– Это ты как определил? – усмехнулась Дженни.

– Ну, вроде уже давно сидим, а никакой дикости вокруг не видно…

– Дикости не видно? – изумилась Дженни. – А вон туда посмотри…

Я проследил за ее взглядом и увидел на той стороне шоссе здоровенный столб, на котором красовался рекламный плакат. Верхний угол плаката занимала толстая физиономия гаишника с рукой, важно поднимающей полосатую палку, а огромные буквы гласили: «ВОДИТЕЛИ! УВАЖАЙТЕ ТРУД ПЕШЕХОДОВ!»

Я закрыл лицо ладонями и помассировал. Затем прижал кулаки к закрытым векам и яростно тер глаза, пока передо мной не поплыли пятна самых ярких расцветок. Затем снова открыл глаза. Плакат никуда не исчез – он все так же маячил над дорогой. А за ним на бетонном заборе я теперь явственно разглядел длинный желтый транспарант, на котором черными буквами значилось без знаков препинания: «БАНИ ПЛИТКА НАДГРОБИЯ ДЕШЕВО», и стрелка указывала куда-то за угол, хотя угла у забора не было – он тянулся вдоль шоссе сколько хватал глаз.

– Ну как? – ехидно поинтересовалась Дженни.

– Плохо, – признался я. – Ты тоже все это видишь, да? Плакат? И вот то, желтое?

– И еще мужика, который перед собой матрас толкает по обочине шоссе… – кивнула Дженни.

– Где? – изумился я. – Ой, точно… Слушай, а зачем он матрас по шоссе толкает? Грязно ведь, и порвется…

– Ты меня спрашиваешь? – возмутилась Дженни. – Он уже километра два прошел, пока мы тут болтаем, скоро до нас доползет, вот сам и спросишь.

Я только хотел сказать, что пора отсюда сваливать, но как раз к остановке подрулил старенький зеленый автобус с табличкой на лобовом стекле «ЗАКАЗНИК-2» и призывно открыл переднюю дверь. Мы вошли внутрь. В салоне сидели хмурые таджики в одинаковых строительных безрукавках оранжевого цвета, и каждый держал в руке черенок от лопаты.

– Курсанты, что ли? – звонко крикнул водитель, вглядываясь в наши лица.

– Студенты, – ответил я.

– А я сразу понял: полосатые, значит, матросы! – крикнул он, стараясь перекрыть шум мотора. – Вы на митинг тоже?

– В Москву, – сказала Дженни.

Водитель удовлетворенно кивнул.

– А что у вас за пассажиры? – спросила Дженни, настороженно покосившись на таджиков в оранжевых безрукавках.

– Это нелегалы! Асфальтщики! – охотно сообщил водитель, прижав ладонь ко рту – то ли для секретности, то ли чтобы перекричать шум. – Звонок помощника губернатора: всех оранжевых срочно на митинг. Собрались, поехали.

– А палки им зачем? – продолжала Дженни.

– Российский флаг нести дадут! – объяснил водитель.

– А для чего у вас на торпеде кочан капусты лежит? – не унималась Дженни.

Я перевел взгляд и остолбенел – действительно, прямо перед водителем, заслоняя обзор, лежал громадный кочан.

– Подарили! – с гордостью улыбнулся водитель, нежно похлопал кочан ладонью и пояснил со значением: – Женщина подарила.

Я ткнул Дженни в бок локтем и прошептал:

– Прошу тебя, не спрашивай больше ничего! Я не знаю, что мне делать с этой безумной информацией, у меня скоро башка от нее взорвется!

Но водителя было не остановить.

– У меня брат, – почему-то сообщил он не к месту, но гордо, – капусту возил на «Газели». Шесть раз в аварию влетал и переворачивался. В итоге без руки остался. А капуста в кузове цела. Вот вы, студенты, объясните, как такое бывает?

Я глубоко вздохнул, надув щеки. Водитель явно ждал ответа.

– Всякое бывает, – сказал я. – Вот у вас бывает состояние, когда все люди вокруг кажутся сумасшедшими? И вы слышите речь, но не понимаете смысла?

Дженни больно пихнула меня локтем.

– Смысл – он всегда есть, – философски заметил водитель. – Просто его увидеть надо. Смысл я вам объясню: с тех пор я перед собой всегда кочан вожу. Считай, мой талисман. Если он цел будет, то и со мной ничего не случится. – Водитель снова нежно посмотрел на кочан и доверительно пояснил: – Обычно у меня маленький. А этот – знакомая женщина подарила.