Короли преступного мира - Евгений Осипович Белянкин

Альберт и сам чувствовал, что элита его опекает — какая-то ловкая и невидимая рука вела его по этой заколдованной жизни… Словно рядом с ним повсюду шел человек-невидимка, телохранитель.

И все же, несмотря на везение, жизнь не была столь уж безоблачной. Всегда находились люди, которые тайно или явно становились врагами… Кривоногий Жора невзлюбил его сразу. Баламут по натуре, Жорка любил покуражиться, повторяя где-то подхваченную фразу: «Страшно не умереть, страшно умирать». Он доставал ее, как психологическое оружие, когда требовалось запугать какого-нибудь пацана. Сам Жорка вечно картинно разыгрывал какую-нибудь роль… Сядет, например, верхом на скамейке и орет благим матом:

— Все, господа! Начальник сказал: «Жора, где твой макинтош? Тебя ждет свобода… хоть завтра!» Начальник, зачем мне свобода? Опять же воровать буду. Другого делать не умею. Потому как Жорка — вор. Родился в воровской постели и помрет в ней…

Жорку-артиста пробовали затащить в самодеятельность.

— Господи, по мне не театр, а веревка плачет…

Картавя, путаясь в словах, он на ходу сочинял байки про свою сладкую жизнь. Все знали, что Жорка врет безбожно и что жизнь его гроша ломаного не стоит — какая уж там кабацкая романтика!

Но побасенки его нравились, и на вопрос Жорки: «Господи, кому мы нужны?» — пацаны весело хором орали: «Маме!»

Альберта Жорка забавлял, но сдружиться они так и не сдружились. Наоборот, когда в пацанах возникало какое-то смутное недовольство, Жорка старался хитро повернуть его на Альберта, мол, в «бугры» рвется…

Сильные отрицательные эмоции, идущие от Жорки, возбуждали Альберта, и он уже предчувствовал то время, когда они схлестнутся. Особливо он Жорку не боялся, но все же — кто знает, что выкинет!

А тут у Альберта вдруг проснулась страсть к познанию. Он ходил в библиотеку, где навалом оказалось рыцарских романов и фантастики. Там его приметили и затащили в самодеятельность. В клубе было ново, необычно, можно, кроме всего, бренчать на гитаре, и Альберт стал пропадать там. Это еще больше подхлестнуло Жорку. Он и разнес весть о том, что в театре, мол, одни «опущенные» и что Альбертик там за своего… Надо, господа пацаны, по закону проверить — тот ли он, за того ли себя выдает?

Все понимали, что это значило.

На кисти руки у Жорки наколка: шип от колючей проволоки, что означало «прописка в зоне». Глаза «мартовского кота» хитро блуждали, казалось, по раздавленному Альберту. Жорка смаковал минутную власть.

— Страшно не умереть, страшно умирать.

Быть «расколотым на задницу» — это значило получить все «привилегии» зоны.

Альберт вдруг вспомнил Вадьку, и ему стало больно. Как его сейчас не хватало! Он знал, что обиду, которую ему нанес Жорка, смыть можно только кровью… Или получить злобное: «Сука!» и перейти в самые низы.

Сила и ненависть нахлынули на Альберта. Он вспомнил кое-какие боксерские приемы, отработанные в «конторе». Ловким ударом он сбил хлюпкого, заводного Жорку. Ногой вышиб нож и наступил на руку.

Жорка корчился на полу, не в силах подняться.

— Это начало, — прошипел он сквозь разбитую губу.

Но расплатиться ему не пришлось. В тот же день в котельной произошла драка, которая решила Жоркину судьбу: его просто прирезали.

Конечно, Альберт был ни при чем, он имел полное алиби.

Альберт нудно вздохнул и постучался в кабинет начальника воспитательно-трудовой колонии.

— Входи, — раздался властный голос.

Альберт вошел. Навстречу ему встал моложавый майор в милицейской форме.

— Вот, это и есть Альберт Кондрашов, — улыбаясь, представил подполковник. — Характеризуется положительно. Учится в вечерней школе. И неплохо. Кроме того, он у нас из художественной самодеятельности. Покажи, Альберт, свои руки.

Альберт сделал несколько твердых шагов и протянул загорелые руки.

— Вот видишь, майор, — сказал весело подполковник. — У пацанов, кто побывал у нас, обычно наколка — пять точек. Значит, человек зоны… У него же хорошие, чистые руки.

Майор Митрофанов одобрительно кивнул головой.

— Вот что, Альберт, — доброжелательно продолжал подполковник. — Майор Митрофанов приехал издалека, с Волги. Между прочим, за тобой. Возможно, мы тебя освободим досрочно. Ты заслужил этого своим примерным поведением.

Альберт вышел в коридор и в мутном состоянии стоял перед кабинетом начальника. Трудно было уразуметь все, только стало как-то солнечно и легко на сердце, словно в конце туннеля показался обнадеживающий свет…

6

Мазоня перебрался в двухкомнатную кооперативную квартиру. Переговоры о ней вел еще Хозяин, но окончательно уломать жилищно-строительный кооператив удалось недавно, когда для них достали дефицитные материалы.

Квартиру обставили просто, хотя мебель была чешской и выглядела добротно. Мазоня сам купил в комиссионке несколько импозантных картин, способных придать жилищу некоторую изящность.

Мазоня ждал Альберта. Прямо с вокзала ему позвонил Зыбуля, сказав, что майор Митрофанов привез парня и что минут через двадцать они будут дома. Мазоня заметно волновался: то садился на диван, то вставал и с нервозностью ходил по квартире, то, открыв форточку на кухне, курил, глубоко затягиваясь.

Наконец-то в дверь позвонили. Мазоня быстро прошел и открыл ее: Зыбуля улыбался во весь рот, подталкивая вперед смущенного симпатичного парня.

Мазоня смерил его строгим взглядом.

— Ну что же, ты дома. Проходи, Альберт.

Парень нерешительно прошел, огляделся, смущенно кашлянул. Мазоня, чувствуя неловкость Альберта, быстро сказал:

— Вот что, Алик, ты здесь не у чужих. Я шел рядом с тобой всю твою жизнь. Извини, что не все было так, как хотелось. Но в этом не наша с тобой вина.

Потирая руки, он жестковато улыбнулся.

— Теперь я должен о тебе позаботиться.

Зыбуля, получив кое-какие распоряжения, удалился. Они остались вдвоем. После колонии, да и вообще после того, что с ним было, Альберт с трудом привыкал к новой обстановке. Удивительно, прошло столько лет, и ему казалось, что он плохо помнит Мазоню. Но в том-то и дело: как только Альберт увидел его в дверях, он сразу понял, что угадал бы его из сотни других людей, — значит, Мазоня, несмотря ни на что был в его сердце…

Мазоня повел Альберта в ванную — помыться и привести себя в порядок. А когда тот беспрекословно помылся, он вынул из гардероба вельветовый костюм и кожаную куртку. Удовлетворенно покрутив Альберта перед зеркалом, крутовато сказал:

— Я так и знал, что костюм тебе впору. — И, как бы между прочим, добавил: — Обедать будем в ресторане.

Когда они сели в «тойоту», Альберт не удивился, хотя и думал о том, как круто повернулась его судьба.

В ресторане был накрыт столик на двоих. Поднимая бокал шампанского, Мазоня глубоко вздохнул и сильно изменился