Такеши Китано. Автобиография - Китано Такеши

Когда я приехал в Асакусу, многие смеялись мне в лицо. Директора и простые сотрудники не воспринимали меня всерьёз. Все мои попытки устроиться актёром были тщетны. Если же и давали работу, то ненадолго. Мои поиски, бесконечное обивание порогов закончились, когда я нашёл место, открывающее передо мной новые перспективы. Я поступил лифтёром во «Французский театр», известный своими сатирическими номерами между сеансами стриптиза. Это был небольшой театр под-руководством Тойо Когио, расположенный недалеко от храма Сенсодзи. В зале было почти двести мест. В кабаре приходили талантливые юмористы, артисты кукольного театра, но попадались и редкие бездари. Начинающие исполнители часто представляли весьма сомнительные скетчи. Поговаривали, что «Французский театр» — место встречи самых странных людей в Токио. Однако публика оставалась верна театру и продолжала смеяться над такими знаменитыми номерами, как «Парализованный» или «Уличный торговец»: они были просты, основаны на ряде недоразумений и вызывали бурные взрывы хохота в зале.

Я начал карьеру в театральном мире с самых неприметных должностей. Судьбе было угодно, чтобы «Французскому театру» понадобился лифтёр. Представьте себе на секунду: лифтёр! Мне повезло оказаться в нужное время в нужном месте. На деле работа меня разочаровала. Повседневный труд выматывал. Каждый день я должен был приходить за два часа до того, как в полдень заведение начнет работать. Сначала я вычищал лифт и убирал перед входной дверью, затем подметал лестницы с первого по третий этаж и, наконец, протирал все поверхности тряпкой. Весь день я был занят — поднимал наверх клиентов заведения, а затем спускал их обратно, каждый раз дожидаясь, когда за ними закроются двери. Жизнь уборщика и лифтёра была куда тяжёлее, чем у актёра. В стенах «Французского театра» мне приходилось много вкалывать, но я был очень рад, что принадлежу к миру театра.

В Асакусе создаётся впечатление, что все друг друга знают. Здесь одинаково любят джаз и старинные тоскливые баллады, веселятся, общаются, сдабривая речь изрядной долей жаргона. Днем в Асакусе скорее тихо и безмятежно, а вечерами она по-настоящему оживает, расцветая множеством спектаклей. На улицах, где в детстве разгуливал с друзьями Китано, царила атмосфера легкомыслия и китча, которую в Японии называют «эрогуро» — сокращение, которое появилось в Осаке, от слов эротический и гротескный. В 1930-х годах, ещё до пуританской волны, принесённой американской оккупацией (1945—1952), японские политики-реакционеры выступали против «падения нравов» и «широты взглядов в области морали» в некоторых рабочих кварталах. Однако резкие выступления в парламенте, призывающие к возврату прежних строгих ценностей, никак не влияли на Асакусу. Здесь праздник никогда не кончался, за исключением самых консервативных лет эпохи Мэйдзи (1868—1912), которая совпала с восстановлением императорской власти и господством строгого конфуцианства (позже оно легло в основу закона против проституции 1958 года), и страшных бомбардировок 1945 года, когда пожары практически уничтожили Асакусу.

Долгие месяцы после того, как меня взяли во «Французский театр», я спал на засаленном матрасе в крохотном чулане, который мне выделили. Комнатушка была тёмной, стены покрыты мокнущими пятнами. Уже много позже директор театра предложил мне переехать в небольшой дом, который также называли «приютом комедиантов». Там проживал не только он сам, но и остальные артисты. Я поселился в небольшой комнате, где из всех удобств были проточная вода, газ и электричество. Так я прожил

довольно долго, внося каждый месяц за аренду несколько тысяч иен. Помню, на двери моей комнаты не было даже задвижки, так что мне пришлось купить небольшой замок с шифром. Однажды на рассвете, обойдя не один бар, я вернулся в стельку пьяным и долго копался, пытаясь вспомнить нужный код... Наше здание входило в группу домов Сан-шом в Асакусе и находилось в начале авеню Сендзоку, в самом центре Кото-ку. Уродливое, плохо освещённое сооружение, чем-то напоминающее тюрьму.

Наконец ветер подул в нужном направлении, и мой каторжный труд начал приносить свои плоды. Я выбился благодаря хозяину и директору «Французского театра», комическому актёру Сендзабуро Фуками — его настоящее имя Насоджи Кубо. В конце 1950-х годов он начал выступать в театре «Року-ца», который возглавил спустя десять лет, а уже в 1970 году стал директором «Фуранзу-ца». Случайно придя во «Французский театр», я начал ассистировать Сендзабуро Фуками в представлении написанных им скетчей. Многие из них казались мне смешными. Постепенно я стал его учеником, потому что понял: передо мной большой актёр. Как юмористу ему не было равных, талант Сендзабуро Фуками был безмерен. Почти всю жизнь он провёл, общаясь с актёрами, в популярных кабаре и театрах шестого округа Токио. Он знал все залы как свои пять пальцев. Сказать, что я многим ему обязан, — ничего не сказать, потому что с течением времени, в Асакусе, Сендзабуро Фуками обучил меня всему, что я знаю. Он научил меня не только играть, но и думать: преподавал мне актёрское мастерство, пение, танцы, чечётку... Постоянно повторял: «Актёр, который не умеет ни петь, ни танцевать, не может считаться настоящим артистом».

Именно благодаря ему, однажды, совершенно случайно, я впервые вышел на сцену. Было воскресенье, и удача мне улыбнулась. Один из актёров не явился в театр. Заболел. Его нужно было срочно заменить. Мой учитель предложил мне сыграть его роль. Ну, как-то так... Тем не менее у меня не было никакого опыта на сцене, если не считать, что как зритель я смотрел спектакли из кулис «Французского театра». Я понял, что мне подвернулся удобный случай. Роль была связана с переодеванием. Я никогда не выступал перед публикой, от меня всего-то и требовалось — сыграть комедию в женском обличье! Ни секунды не сомневаясь, я натянул платье, меня накрасили, и я вышел на сцену. Бремени едва хватило, чтобы запомнить пару диалогов. Опыт был показателен. Я был не так уж плох. Сендзабуро Фуками решил, что это было скорее хорошо. Примерно так же я вышел на сцену во второй раз, затем в третий, шаг за шагом я начал исполнять и другие роли, порой даже очень непристойные, что рождались в воображении моего учителя.

Тем не менее голодные годы для меня не закончились. Мне было необходимо время, чтобы стать признанным комедийным актёром. Театральная среда была достаточно закрытой. Однако мне всё-таки удалось привлечь к себе внимание, благодаря смешным сценкам и резким номерам, которые я исполнял на сцене. Больше всего меня радовало то, что моя новая «профессия» позволяла мне насмехаться над всем, чем хотелось. Я просто обожал жонглировать и смешивать жанры, высмеивая всех и вся. Именно бьющие ключом шутки и насмешки обеспечивают нам любовь зрителей, приходящих на наши выступления. Я понял, что по большей части публика привыкла к традиционным сюжетам, избитым клише и предсказуемым развязкам. Мне удалось придумать трюк, который заставил зрителей рассмеяться. Во время диалогов я появлялся там, где никто меня не ожидал увидеть. Я сыграл на эффекте неожиданности, что публике очень понравилось.

Во «Французском театре» я продолжал совершенствовать мастерство комика, пока не пришло время заняться чем-то другим. Как раз в это время, в 1974 году, я встретил того, кто на долгие годы стал моим надёжным партнёром, сообщником и пособником на сцене: актёр Дзиро Канэко пришёл в театр незадолго до меня. В один прекрасный день он предложил мне объединиться в комедийный дуэт мандзай.