Тепло и свет - Андрей Лазарчук

Мастер, завернув в брезент, вынес солнце в большую пещеру и здесь выпустил его. Оно медленно-медленно стало подниматься, дрожа и переливаясь, как огромный мыльный пузырь; по-прежнему оно слабо светилось и мерцало, и только приблизив к нему лицо, можно было почувствовать тепло. Солнце поднялось под свод пещеры и замерло там, а Мастер долго стоял под ним с пустым брезентом в руках, потом перебросил брезент через плечо и пошел в мастерскую, где его ждала Физик.

— Выпустили? — спросила она.

— Да, — сказал Мастер. — Дурацкая затея.

— Надо делать бомбы, — сказала Физик.

— Да, — сказал Мастер. — Сейчас начнем.

— Вы очень расстроились?

— А вы?

— Не знаю. Кажется, не очень. Я ожидала этого.

— А я вот нет. То есть знал, но не верил. Не верилось.

— Надо знать людей.

— А вы знаете?

— Боюсь, что да.

— Почему боитесь?

— Ну что вы спрашиваете? Ведь это же так понятно…

— Да, конечно.

— А впрочем, ни черта я не знаю. И вы не знаете. И никто не знает, один Пастор думает, что знает, но это у него возрастное… Извините.

— За что?

— Просто так… Будем сегодня работать или не будем?

— Обязательно будем.

— Не расстраивайтесь так, ладно?

— Постараюсь.

— Потому что я тоже расстраиваюсь.

— Хорошо, я не буду.

— Сегодня надо хотя бы начать…

— Вы разговаривали с Принцессой?

— Нет, она не захотела.

— Как странно.

— Действительно, странно. Такое впечатление, что она что-то задумала и боится, как бы ей не помешали.

— Она же совсем еще ребенок.

— Ну что вы! Ей шестнадцать лет. Думаю, она хочет отравить Полковника.

— Недоставало только ее еще впутывать в эту историю!

— Эта история — История.

— А хоть бы и так. Неужели…

— Послушайте, Мастер. Девочка — умница, всем бы нам такими быть. Она реально может сделать то, на что мы едва ли решимся, а если решимся, то вряд ли сумеем. Ни в коем случае нельзя мешать ей.

— Но это просто низко — взрослым людям прятаться за спиной девочки!

— О том, чтобы прятаться, речи еще нет. Кстати говоря — будем мы, наконец, делать сегодня бомбы или не будем?

Этой ночью стали пропадать люди. Клерк и с ним двое-трое парней из добровольных помощников (которые отныне именовались ДИС — сокращенно от «Добро И Справедливость») врывались в комнаты и уводили с собой мужчин никто не знал куда. В первую ночь увели троих, произвольно отмеченных в алфавитном списке. Наутро было объявлено, что в Ковчеге вызревал страшный заговор, который удалось раскрыть буквально в последнюю минуту.

На утренней поверке Полковник построил всех в одну шеренгу и несколько раз медленно прошелся вдоль строя, пристально вглядываясь в лица стоящих навытяжку мужчин и женщин. На четверых он показал зажатым в руке стеком, их тут же уводили. Люди оцепенели от ужаса. Потом им приказали стоять «вольно», но не расходиться. Стояли до обеда. Обед прошел в жутком молчании. Стояли после обеда. Увели еще семерых. Потом остальным приказали расходиться.

— Мне кажется, получилось неплохо, — сказал Клерк. — В заговор, я думаю, все поверили. Только я так и не понял, как вы выбирали тех, первых. Из тех, кого назначили, остался только один, остальные — другие.

— Что я их, всех в лицо должен помнить? — возмутился Полковник. — И какая разница — кого? Количество ведь соблюдено, а это главное.

— Разумеется, — сказал Клерк.

— Кто-то идет, — сказала Физик, и Мастер тут же накинул брезент на рабочий стол.

Вошел Пастор. Молча сел. Покачал головой.

— Что-то еще?… — спросила Физик.

— Это немыслимо, — сказал Пастор. — Они продолжают убивать.

— Всех подряд? — спросила Физик.

— Пожалуй, да. Но главным образом интеллигентов.

— Как всегда, в первую очередь.

— Естественно. Самая непокорная фракция.

— Скоро примутся и за нас.

— Лично за вас — вряд ли. Вы необходимы как деталь жизнеобеспечения. Это делает вас неуязвимой и уязвимой одновременно.

— Пастор, что вы предлагаете делать дальше?

— Не знаю. Рано или поздно Полковник совершит серьезную ошибку. Этого нельзя упустить. Хотя… Одну он уже точно совершил: он пытается создать общество.

— То есть?

— То есть он считает, что в наших условиях может существовать общество. Не может оно существовать. Ведь мы задуманы не как общество. Мы — живые консервы. Консервы. Банку должны вскрыть через две тысячи лет. Чтобы сохраниться, мы обязаны не меняться. А перестать меняться мы не сможем тогда, когда изменимся радикально. Полковник положил начало изменениям и уже вызвал к жизни факторы, которые уничтожат его самого…

— Вы верите в инстинкт самосохранения у человека? — вступил в разговор Мастер.

— Вы хотите сказать, что история этого не подтвердит? — усмехнулся Пастор. — Но ведь то, что случилось — это вовсе не коллективное самоубийство. Это катастрофа. Резонансное накопление неблагоприятностей. Вы знакомы с теорией катастроф?

— Почти нет.

— Это интереснейшая дисциплина. Когда-нибудь мы побеседуем с вами на эту тему. В человеческом обществе, в сущности, идут те же процессы, что и в иных сложных системах. Помните анекдот о соломинке, переломившей спину верблюду? Типичный образчик катастрофы. Об этом же говорит и диалектика…

— Вы ждете, что кто-нибудь положит эту соломинку?

— Кто знает, что может оказаться этой соломинкой?

— И что же может оказаться?…

— Во всяком случае, не физическое уничтожение Полковника.

— Я уже ничего не понимаю, — сказал Мастер. — Пастор, у вас что, склероз? Вы не помните, случайно, что именно вы говорили вчера в это же время?

— У меня нет склероза, — сказал Пастор, — меня проверяли. Что касается вчерашнего, то об устранении Полковника я не говорил ничего. Сейчас, поймите вы, устранить его, с одной стороны, уже поздно, с другой еще рано. Клерк много бы дал, чтобы какой-нибудь… э-э… ну, ладно… убил Полковника. Поясню. Поздно потому, что Полковник успел захватить и начал осуществлять власть, пользуясь поддержкой части населения. У них есть организация, есть программа, кстати, весьма забавная; такое впечатление, что составлял ее типичный половой неврастеник, налицо все признаки перманентной сексуальной неудовлетворенности. Это было бы смешно, если бы не требовало уничтожения почти половины населения… Так что если Полковника убрать, власть все равно останется в руках этой шайки. Это почему поздно. А рано потому, что вся оппозиция пока состоит из нас четверых, хотя потенциально она велика. Но пока это «потенциально» не перейдет в «кинетически», трогать Полковника глупо.