Ангелы на льду не выживают. Том 1 - Александра Маринина

Начинается сложнейшая шахматная партия. Один судья ничего решить не может, здесь нужна комбинация, чтобы складывался пазл. Это очень трудная многоходовая работа. Основная задача судьи – уметь хорошо считать. Совсем недавно Ламзин прочел в книге, написанной известной спортивной журналисткой, очень точную фразу: «В фигурном катании по тем временам триумф порой отделял от трагедии один-единственный (зачастую проплаченный) судейский голос. Или – негласный приказ». По тем временам… Да, сегодня о торговле местами в фигурном катании не говорит только ленивый, а тогда, в конце семидесятых, это можно было обсуждать только шепотом, и уж конечно тщательнейшим образом скрывать от самих спортсменов, которые ничего этого знать не должны были.

Итак, возлюбленная Мишки Болтенкова попала со своим партнером в юниорскую сборную Союза, а Вика Лыкова целыми днями рыдала, виня себя за срыв проката и за то, что так подвела Валеру. А потом Валера Ламзин узнал, что косметичку из Викиной сумки вытащил Мишка. Для своей подруги старался, хотел помочь ей занять место повыше. Драка между недавними друзьями была, конечно, обоюдной, но пострадал в ней только Болтенков, которому Ламзин сломал нос и челюсть. Разумеется, были вызваны и милиция, и «Скорая», и уголовное дело возбудили по признакам причинения телесных повреждений средней тяжести. Однако Валера молчать не стал и рассказал следователю все в подробностях. Так что и против Мишки Болтенкова дело возбудили, только не за насильственное преступление, а за корыстное – кражу. По советским законам кража личной собственности считалась уголовно-наказуемой только в том случае, если размер похищенного составлял не менее 50 рублей. Викина косметика, конечно, столько не стоила, но вот старинные сережки, подаренные прабабушкой, которая получила их тоже от кого-то из предков, имели цену немалую. Вмешалась Федерация фигурного катания, и оба уголовных дела прекратили в связи с передачей виновных на поруки, тем более все похищенное у Вики Лыковой было ей возвращено, а насильственные действия Валеры Ламзина казались если и не оправданными, то во всяком случае совершенными в состоянии сильного душевного волнения и потому заслуживающими известного снисхождения.

Дружбе Валеры Ламзина и Миши Болтенкова пришел конец.

Оба они через несколько лет закончили карьеру фигуристов, поступили в институт и стали тренерами. У Болтенкова тренерская работа пошла более успешно, в его группе катались мастера спорта, среди его учеников были чемпионы России. А Ламзин тренировал ребят помладше, работать со старшими юниорами и со взрослыми спортсменами ему не давали. Такова была система, и поделать с этим никто ничего не мог. Но Валерий Петрович свою работу не просто любил – он дышать без нее не мог, и на судьбу не роптал. Каждому свое, в конце концов.

И вдруг ему объявляют, что он уволен. Ни с того ни с сего. На ровном месте. Оказывается, есть какой-то новый закон, и согласно этому закону человек, привлекавшийся хоть когда-нибудь к уголовной ответственности за насильственное преступление, не имеет права работать с детьми и подростками. Самым невероятным оказалось то, что привлечение к уголовной ответственности за корыстное преступление подобных последствий не влекло. Иными словами, Валерий Петрович Ламзин, избивший вора, работать с детьми права не имеет, а сам этот вор, Михаил Валентинович Болтенков, отлично может продолжать заниматься тренерской работой.

И он, Валерий Ламзин, сорвался, нервы не выдержали. Довел до конца тренировку и отправился в Школу олимпийского резерва, где со своей группой занимался Болтенков, вихрем промчался по дугообразному коридору, огибающему лед, добежал до ведущей в цокольный этаж лестницы, пролетел по ступенькам вниз и ворвался в тренерскую, где Михаил Валентинович Болтенков заполнял журнал. Сейчас Ламзин уже не мог вспомнить точно, что именно он кричал в лицо изумленному и ничего не понимающему Мишке, своему бывшему другу и товарищу по команде, помнит только, что повторял: «Надо было убить тебя еще тогда, хоть не так обидно было бы. Не попадайся мне на глаза, убью!» В тренерской сидели еще мужчина и женщина, мужчину Ламзин не знал, а женщина работала в группе Болтенкова хореографом. Он не закрыл за собой дверь, и его голос разносился по всему коридору, по которому шли люди, кто-то останавливался и заглядывал, слушал. Но ему было все равно. Выкричавшись, Валерий Петрович вышел, изо всех сил хлопнув дверью.

А вечером Миша Болтенков пришел к нему домой поговорить, пытался что-то бормотать о том, что он не виноват, что закон такой несправедливый, они орали друг на друга, чуть снова не сцепились. Мишка ушел, и Ламзин рванул следом за ним… Потом, спустя довольно много времени, пришли эти, полицейские, задавали вопросы, давили, запугивали, обыскивали Валерия Петровича, проверяли карманы его куртки, все спрашивали, где оружие… И вот теперь он здесь. Когда привезли – первым делом протерли ему руки марлевым тампоном, смоченным в ацетоне, сказали, что теперь ему не отвертеться. И сколько еще ему здесь сидеть? Он в законах не силен, слышал только, что вроде для ареста нужно получить какое-то разрешение не то у прокурора, не то у судьи. И как оно все сложится дальше – он не представляет.

Анастасия Каменская осторожно положила мобильник на стол и непроизвольно отдернула руку, словно он был ядовитым или обжигающим. Ну как ей не стыдно! Пенсионерка уже, а врет брату, как маленькая. «Все хорошо, не беспокойся, Санек в порядке, мы с ним нашли общий язык, он слушается…» Бред полный! На самом деле ни черта она не справляется, ничего у нее не получается и никаким авторитетом она у племянника не пользуется. Все ее слова и просьбы он пропускает мимо ушей. А Чистякова обожает, смотрит на него открыв рот, но все равно слушается плохо. Единственное, чего удается добиться, это своевременного приема лекарств. То есть сам Сашка о них, разумеется, не помнит и даже не знает, где они лежат, но когда Настя входит к нему в комнату с горстью таблеток и стаканом воды, молча кивает и безропотно все глотает. Хотя бы это хорошо. Заставить его съесть кашу или суп – мука. Заставить помыться – испытание. Заставить погулять – фантастика. Смотрит на тетку, как на инопланетянку, и ухмыляется.

Она спохватилась, что сидит и предается размышлениям, в то время как надо быстренько прибраться, потому что сейчас явится Стасов. Непонятно зачем. Просто позвонил и сказал, что проезжает тут где-то неподалеку и заедет на чашку чаю. Ведь только вчера вечером виделись на работе, если только что-то срочное возникло… Ну мог бы и по телефону сказать, зачем в гости-то ехать.

«Я стала злая и негостеприимная, – с удивлением подумала она, – раньше я бы обрадовалась, а теперь почему-то злюсь».

Настя принялась наводить порядок на кухне и обнаружила кучу пакетов от чизбургеров, гамбургеров и жареной картошки, рассованных по углам. Господи, и когда он успевает? Ведь только позавчера была женщина, которая раз в неделю приходит делать уборку во всем доме, после нее кухня сверкала. Судя по числу пустых пакетов, такое количество еды можно было употребить не меньше чем за неделю. А всего-то полтора дня прошло. Наверное, это Санькин дружок Петя помог, у него аппетит просто зверский, постоянно что-то жует, оттого и выглядит как мешок с тряпьем. Да это-то ладно, Петруччо пусть ест что хочет и сколько хочет, Насте нет до этого дела, но ведь и племянник вместе с другом ест то, что ему категорически противопоказано. Не может она уследить за парнем. Зря ей доверили…

Как она и подозревала, Владислав Николаевич Стасов заявился к ней, чтобы обсудить не служебные дела, а сугубо личные. Его старшая дочь Лиля закрутила роман с Антоном Сташисом, оперативником, работавшим на Петровке, в Настином бывшем отделе. Антон – вдовец с двумя маленькими детьми, и это обстоятельство делало, по мнению Владислава Николаевича, романтические отношения между молодыми людьми абсолютно неприемлемыми.

– Я не знаю, что делать с Лилей, – удрученно и в то же время горячо говорил Владислав Николаевич, машинально болтая ложечкой в чашке с чаем.

От ужина он отказался, сказал, что не голоден, а вот чаю попросил налить побольше и погорячее, вбухал в полулитровую кружку десять кусочков сахара, выжал сок из половины лимона, сделал несколько жадных глотков и теперь, поглощенный своей проблемой, позволил роскошному напитку бездарно остывать.

– Она вбила себе в голову, что хочет выйти замуж за Антона. Нет, я ничего не хочу сказать плохого о нем. Антон, конечно, хороший парень, но для Лили это неподходящая партия, ей нужно делать свою карьеру и строить свою жизнь, а не нянчить чужих детей. Но она уперлась – и ни в какую. Даже фамилии сюда приплела.

– Фамилии? – непонимающе переспросила Настя. – Какие фамилии?

– Ну какие-какие… Ее и Антона. Она Стасова, он – Сташис, фамилии настолько похожи, что даже подпись после замужества менять не придется. Лилька считает, что это знак судьбы. Короче, дурь сплошная у нее в голове, и что с ней делать – не представляю. Может, ты с ней поговоришь?