Идут по Красной площади солдаты группы «Центр». Победа или смерть - Максим Шейко

– Эх, Рома, вот не зря говорят: кому война, а кому – мать родна! Небось, Ищенко, хомяк наш батальонный, горючими слезами обливается каждый раз, как тебя вспоминает. Уж на что он куркуль знатный, а ты и его, кажись, переплюнул.

– Ну, не то чтобы переплюнул… И вообще: боец Красной армии должен проявлять находчивость и смекалку – вот и проявляю! Раз уж лейтенант о нас не сильно заботится, то я уж сам, как умею…

Старшина ехидно хмыкнул:

– Неплохо умеешь, не каждый так сможет.

Марченко тоже усмехнулся:

– Значит, не обделил Бог талантами, глядишь, и доеду до фронта в добром здравии, а там уж как повезет. Куда едем, кстати, не слыхал?

Митрич собрался было по привычке пригладить свою пышную шевелюру на макушке, но, наткнувшись на ушанку, передумал.

– Не слыхал, да из нашего батальона никто и не знает. В штабе бригады разве что. Ясно, что на запад, а куда – черт его знает. Да и не все ли тебе равно?

– Не скажи. Страна у нас большая, места разные бывают, есть такие, что там и без всякой войны сам загнешься. Лучше уж попривычней чего.

– Тоже верно. Помню, в Гражданскую…

Старшина ненадолго задумался, уйдя в воспоминания, но почти сразу же встряхнулся и подвел черту под дружеским обсуждением:

– Ладно, чего зря гадать? Доедем до Волги, там ясно станет куда.

Высшему военному и политическому руководству Германии тоже было что обсудить. Несмотря на все достигнутые успехи, вывести Советский Союз из игры до вступления в войну США так и не удалось – перспектива затяжной борьбы на два фронта, которой всеми силами старались избежать, стала суровой реальностью.

Впрочем, поначалу особых проблем не возникло. Соединенные Штаты, еще с 1940 года помогавшие Великобритании столь рьяно, что впору было говорить о необъявленной американо-германской войне, оказались тем не менее абсолютно не подготовленными к открытию активных боевых действий. В Атлантике с абсолютной точностью повторилось тихоокеанское побоище. Разве что немцы в отличие от японцев нанесли удар не по военным базам, а по торговым коммуникациям, и не авианосцами и десантными силами, а подводными лодками. Но на результате это сказалось мало – U.S. Navy[14] и тут продемонстрировал абсолютную беспомощность. Оказалось, что провоцировать немецких подводников, прикрывая британские конвои, и наводить английские крейсера на немецкие транспорты, нарушая закон о нейтралитете, – это одно, а вот противостоять «волчьим стаям» Кригс-марине в настоящем бою – совсем другое.

Немецкое морское командование оказалось готово к вступлению Америки в войну. В результате уже в конце декабря у атлантического побережья США появилось несколько океанских субмарин типа IX – первые ласточки спланированной штабом Деница операции «Paukenschlag» – «Удар литавр». А в январе началась по-настоящему массированная атака на судоходство в американских водах. Хотя атакой это действо назвать можно было лишь с большой натяжкой. Немецкие подводники устроили настоящую резню, десятками отправляя на дно неохраняемые транспорты, зачастую прямо в виду все еще работающих, несмотря на войну, береговых маяков. Целей было так много, а условия для атак настолько простыми, что «бородатые мальчики Деница» предпочитали топить только груженые суда, чтобы расходовать торпеды с максимальным эффектом. То было счастливое время «серых волков» – время легких побед, когда счета подводных асов росли с головокружительной быстротой, а награды сыпались дождем. Подводники, в борьбе с цепкими британскими эскортами уже успевшие отвыкнуть от безнаказанных успехов начала войны, теперь вновь купались в лучах славы.

Армия и люфтваффе тоже пока не проявляли особого беспокойства. У вступившей в войну Америки не оказалось ни достойной упоминания армии, ни достаточно мощных ВВС. А все, что было, быстро перебрасывалось на тихоокеанский театр военных действий в тщетной попытке остановить неудержимый натиск самураев. Правда, кое-какие неприятности перепали на долю новоявленных союзников: американская морская пехота при поддержке Атлантического флота еще до Рождества овладела французскими колониями на Мартинике и в Гвиане, прихлопнув попутно и стоявшие на Мартинике корабли французской вест-индской эскадры. Немцам, правда, до этого было мало дела. Уязвимость этих баз была вполне очевидна, поэтому особых надежд на них и не возлагали – в планы операции «Paukenschlag» французские порты в Карибском море даже не вносились, в отличие от куда лучше обеспеченных и подготовленных к обороне африканских.

А вот представителей германской экономики вступление США в войну озаботило не на шутку. Поэтому совещание, происходившее в «Вольфшанце» в середине декабря, было посвящено не столько военным, сколько экономическим перспективам. К удивлению многих, Гитлер, ранее упорно не желавший сокращать гражданский сектор экономики, теперь не только согласился с необходимостью полного перевода всей промышленности на военные рельсы, но и потребовал осуществить этот переход максимально полно и быстро.

Фюрер вообще довольно сильно изменился после вскрывшегося предательства главы армейской разведки. Вождь германской нации стал замкнутым и угрюмым, зато полностью избавился от раздражительности, преследовавшей его предыдущие месяцы. Гитлером овладела мрачная решимость. Он словно вознамерился бросить вызов всему миру и самой судьбе, стремясь победить во что бы то ни стало. Добиться своего любой ценой, невзирая ни на какие жертвы, стало его единственной целью.

Через ведомство Геббельса было объявлено о начале «тотальной войны» и мобилизации всех сил страны для достижения полной и окончательной победы. ОКХ, пользуясь внезапным поворотом в настроении фюрера, наконец-то смогло пробить дополнительные мобилизационные мероприятия. Под объединенным натиском начальника штаба ОКВ и главы РСХА министерство труда пошло на изъятие существенного количества рабочих призывного возраста из экономики. Работники, потерявшие бронь, тут же призывались в ряды вооруженных сил. Взамен в экономику вливались миллионы ост– и вест-арбайтеров, вербуемых по всей Европе. Гейдрих, со своей стороны, разворачивал масштабные военные производства с использованием труда заключенных концентрационных лагерей. На месте крупнейших концлагерей стремительно возводились колоссальные промышленные комплексы. Строились не только заводы, но и коммуникации, инфраструктура, подъездные пути, жилые помещения… Жертвы среди подневольных строителей никого не волновали. Фактически на костях пленных и заключенных возводились новые города.

Германия целеустремленно наращивала свои мускулы, готовясь к новым сражениям. Под давлением Берлина остальные страны Европы также вынуждены были начать милитаризацию своих экономик. Причем немцы практически в ультимативной форме требовали от младших партнеров абсолютного перехода на немецкие стандарты – только немецкая техника, детали, технологии. Исключения не приветствовались, а любые попытки уклониться от поставленных условий пресекались весьма жестко. Теперь, когда Франция, пройдя точку невозврата, втянулась в войну на стороне «Оси», немцы отбросили все прошлые реверансы и без затей подгоняли европейскую промышленность под свои нужды – время переговоров прошло.

Прошел и период относительного затишья, установившийся на Восточном фронте после взятия Москвы. Советские армии, оправившись от осенних поражений и восстановив свои силы, перешли в контрнаступление – началась зимняя кампания.

В полной мере изменение оперативной обстановки Ганс и остальные вояки дивизии «Тотенкопф» ощутили в конце декабря. Еще позавчера солдаты и офицеры разведбата весело отмечали Рождество в тихом Осколе, а сегодня батальон подняли по тревоге и срочно направили форсированным маршем на юг. Уже по дороге выяснилось, что их бросили залатывать дыру, пробитую русскими во фронте 6-й полевой армии – батальон Бестманна превратился в пожарную команду.

Подпрыгивая на сиденье скачущего на ухабах «кюбельвагена», Ганс на чем свет стоит проклинал чертовых «иванов», которым приспичило перейти в наступление в такую холодину, с тоской вспоминая оставшиеся в Осколе натопленную хату, чистую постель и веселую Оксану – радушную хозяйку всех этих радостей. Теперь вместо покинутого великолепия предстояли кровавые бои, холодные окопы, продуваемые всеми ветрами и неуютные земляные бункеры и блиндажи, которые еще предстояло выдолбить в мерзлой земле, ставшей прочной, как камень. А вместо ожидавшегося возвращения на родину впереди отчетливо рисовалась перспектива тяжелой и затяжной зимней кампании. На счет последнего Ганс не питал никаких иллюзий – раз уж их элитную дивизию, даже не пополнив до штата, стали раздергивать по частям для затыкания прорывов, находящихся за пару сотен километров от мест дислокации, то дело однозначно плохо и вряд ли резко улучшится в ближайшее время.