Чудесный мир - Андрей Батуев

Но, конечно, самое занимательное — это когда он начинает говорить. Обычно не так просто заставить говорить птицу, но Куконя всегда поддается на одну уловку. Лори нравится человеческое общество, и вот, если он упорно молчит, я обращаюсь к нему: «Не будешь говорить — ну, мы пошли», — и все присутствующие направляются к двери. И тогда хитрая птица немедленно начинает болтать. Интересно, что если хоть один человек из присутствующих останется, то Куконя продолжает упорствовать в своем молчании. Я знал немало говорящих птиц, но Куконя, безусловно, «рекордсмен» среди них. Как и все говорящие попугаи, Куконя любит иногда и покричать, но разве можно сердиться на птицу, которая целует вас, причесывает и говорит, больше ста слов…

Чика

Что попугаи могут говорить — общеизвестно. Но что говорят не только попугаи — для многих является полной неожиданностью. Среди пернатых, способных разговаривать, особенно выделяются майны. Родина их — южная Индия, Шри Ланка. Саранчевая майна гнездится у нас, в СССР, в бассейне Аму-Дарьи. За последние 40 лет эта птица сильно размножилась, и сейчас уже нередко ее можно встретить в окрестностях Душанбе, Самарканда. Молодые майны, взятые на воспитание человеком, могут научиться превосходно говорить, насвистывать песни, смеяться.

У меня живет малайская майна, по кличке Чика. Немного меньше нашей галки, в шелковисто черном оперении, с темно-фиолетовым и зеленым металлическим отливом. Большой оранжевый клюв, позади глаз ярко-желтые кожистые выросты, которыми она встряхивает, как серьгами.

Подвижная, веселая и предприимчивая, Чика способна болтать часами. Она говорит более двадцати слов, отлично имитирует человеческий смех и кашель, издает красивые свисты. Совершенно ручная, она охотно позволяет себя гладить: ласка доставляет ей удовольствие. Стоит мне погладить ее или спрыснуть из пульверизатора водой, и она сейчас же говорит свое имя.

Как и все наши майны, Чика очень любит купаться. И вот ежедневно я беру Чику на руку и несу в кухню. Здесь уже открыт кран, и Чика сразу летит к раковине. Спрыгнув на дно, она сперва ловит воду клювом, приседает, топорщит перья и, наконец решившись, ныряет под струю. Окатившись с головы до ног, она выскакивает на минуту, чтобы перебрать мокрые перышки, и опять летит под кран. Сделав 5–6 таких заходов и промокнув «до нитки», она взлетает на спинку стула, радостно кричит: «Чика, Чика-аня!» — и начинает заниматься своим туалетом.

Я пользуюсь случаем поиграть с ней. Приготовив несколько шариков из булки или какие-либо ягоды (Чика любит все употребляемые нами в пищу ягоды, включая и виноград), я кричу: «Чика, оп-ля!» — и бросаю ей корм. С поразительной ловкостью птица хватает на лету угощение. Если я подброшу ягоду слишком высоко, то Чика взлетает и ловит ее с искусством мухоловки. Со стороны это может показаться фокусом, в действительности же это — врожденная способность.

Майны являются как бы связующим звеном между скворцами и врановыми (вороны, сороки, грачи). Как и скворцы, они гнездятся в дуплах и скворечниках и откладывают голубые яйца, как и скворцы, во время пения топорщат перья, кланяются. Но моя Чика своими повадками гораздо больше напоминает сорок и ворон. Ведь она малайская майна. Она очень любопытна. Все ей надо посмотреть, потрогать, а если что блестящее, то и стащить. Она смело нападает на чужих людей и клюется весьма чувствительно. Не раз мне приходилось вступаться за своих друзей и утихомиривать дерзкую птицу.

У Чики есть редкое, исключительное качество: в любой обстановке она чувствует себя как дома. Обычно птицы поют, говорят только в привычной для себя среде, но стоит их перенести в новое место, и они сразу замолкают. А Чика способна болтать без умолку. Даже в такси. Ее не смущает ни быстрая езда, ни шум большого города.

На слете юннатов, в Ленинградской студии телевидения, в домах пионеров всегда Чика становится всеобщей любимицей и центром внимания, весело болтает и ничего не боится.

Чика — это моя гордость, но однажды она меня здорово подвела.

Как обычно, утром Чика принимала в кухне «ванну». Зазвонил телефон, и я ненадолго отлучился. Когда я вернулся, Чика весело прихорашивалась. Вскоре я унес ее к себе в комнату. Неожиданно меня позвала соседка. «Вы знаете, у нас появились крысы, — с испугом сказала она. — Я положила на полочке пакетик с маслом, и посмотрите, что они от него оставили!» Бумага была разодрана и изрядная часть масла исчезла. В первый момент я и сам почувствовал сильнейшее беспокойство. Крысы там, где живут птицы, — это ужасно! Они за одну ночь могут убить и перекалечить не один десяток птиц. Но рассматривая «изглоданное» масло, я вдруг все понял. Чувство тревоги сменилось ощущением неловкости и досады на Чику. Экий чертенок! Когда только она успела найти и так обработать масло! Теперь, во избежание расхищения чужого имущества, Чика без меня уже не гуляет.

Чика и на голове чувствует себя как дома.

Ни с одной говорящей птицей у меня не было столько курьезов, как с ней. Как-то, возвращаясь домой, сталкиваюсь в дверях с двумя незнакомыми людьми. Оказывается, они приходили посмотреть моих птиц. Охотно приглашаю их, но вижу, что они явно чем-то смущены и хотят уйти. «Мы лучше в другой раз зайдем, — ваша хозяйка, кажется, не в духе!» Теперь уже заинтригован я — какая хозяйка? У меня никакой хозяйки нет. Посетители выразительно переглянулись и как-то нехотя последовали за мной. Когда я после длительного отсутствия возвращаюсь домой, все мои питомцы встречают меня оглушительным приветствием. Так было и на этот раз. Но вот разноголосица смолкла. Увидев новых людей, Чика вскочила на жердочку и громко сказала: «Кто пришел?» Я заметил, что мои новые знакомые вздрогнули. Ведь майны говорят не раскрывая клюва и тем не менее настолько отчетливо и ясно, что при записи на ленту магнитофона сотрудники Ленинградского радио боялись, сумеют ли они отличить — где говорит Чика, где я! Гости явно не поняли, что это говорит птица, и стали с опаской оглядываться. Только когда я взял Чику на руки и она отчетливо сказала: «Алло, алло, кто здесь шумит?» — мои посетители просветлели, и от их принужденности и смущения не осталось следа. Оказывается, в мое отсутствие они постучали ко мне в комнату. «Кто пришел?» — раздалось из-за двери. «Разрешите посмотреть ваших птиц!» — «Идите к черту!» — последовало после некоторой паузы. Разумеется, бедняги поспешили ретироваться, даже не подозревая, что говорили с птицей.

В другой раз в поезде меня приняли за чревовещателя и даже стали объяснять друг другу, как это делается, пока я не показал им Чику. Смеялись все, но больше всех Чика, что вызывало новую цепную реакцию смеха.