Последний час надежды - Константин Бояндин

— Жаль, что её встретил ты, а не я, — вздохнул Жан, когда я рассказал ему, вечером, как познакомился с Софией. — Я чемпион по ношению сумок.

Поль, редко улыбающийся, в этот раз не выдержал.

— Трепло, — он присоединился к нашему с Жаном застолью. — Брюс, я слышал, ты записался на фехтование?

Я подтвердил.

— Забавно, я тоже. И на баскетбол?

И вновь я подтвердил.

Жан присвистнул. Перевёл взгляд с меня на Поля. Во мне сто семьдесят, в Поле два двадцать или больше.

— До колечка-то допрыгнешь?

Я молча встал из-за стола и прыгнул с места. И достал до потолка — два с половиной метра — с первой же попытки.

Жан присвистнул ещё раз.

— Беру свои слова назад, дружище.

Поль уже совсем по-дружески улыбнулся и протянул руку.

— Играем вместе! Я рад.

Брюс, парк «Иероглиф», 20 сентября 2009 года, 8:30

— Значит, всех обыграла? — Ники расспрашивала меня обо всём, а мне было приятно ей рассказывать. Она часто появлялась во время перерывов, когда мы с однокурсниками выходили подышать воздухом в коридор — и заводила разговор о чём-нибудь. Обычно о том, в чём я хорошо разбирался. Я всем телом ощущал завистливые и восхищённые взгляды остальных — особенно, когда Ники брала меня за руку.

— Всех, — подтвердил я, вытирая пот со лба.

— Всё, больше о ней ни слова, Брюс. Договорились?

— Но ты же сама попросила?

Я не заметил, как мы перешли на «ты». Как-то перешли, совершенно естественно.

— А что, непонятно, почему? — она тут же нахмурилась. — Брюс, если я с тобой, то восхищаться нужно… кем?

Я коротко поклонился. Делать это так же изящно, как Жан, я не мог. Ему легко — родители — известные актёры.

— Ну нет, так легко ты не отделаешься, — Ники улыбнулась вновь. — Я придумаю тебе испытание, и будь добр его пройти!

Поклониться во второй раз у меня получилось намного лучше.

— Всё, я уже не сержусь, — она обняла меня и, как и София, поцеловала в щёку. В другую. От поцелуя у меня сразу же случился беспорядок в голове.

Забавно. Я познакомился уже со многими девушками — при том, что совершенно не умел, до этой осени, да и мама не позволяла — но только Софи и Ники ни разу не приглашали к себе в комнату. Вообще-то по уставу университета и не положено — и мадам Цербер многих ловила на таком нарушении — но…

— Я всё ещё не уверена, — Ники понизила голос, взяла меня за руку. Легонько сжала её. Я поднял голову, встретился с ней взглядом. — Ты хочешь?

Страх как трудно было отвечать утвердительно. Представляю, какую сцену устроила бы мне мама, если бы узнала.

— Я тоже, — Ники не отводила взгляда. — Но пусть настоится, как следует. Всё, хватит отдыхать, бежим!

Брюс, спортзал, 20 сентября 2009 года, 17:30

— Брюс, замечательно, — Морис Шарон, сам в прошлом участник баскетбольной сборной Галлии, похлопал меня по плечу. — С такими парнями, как ты, мы сделаем римлян в два счёта.

Я ощущал, что мной восхищается не он один. На моём счету было двадцать очень сложных очков в этой игре — и три последних попадания. Математикам снова от нас досталось. Мне пожали руку все, и не потому, что это сделал Шарон.

— Классно играешь, — Жан был среди зрителей. — Признайся, тебе вшили в ноги пружины. Человек не может так прыгать.

Если расскажу, где, — на меня смотрели все остальные, — все туда побегут.

— Я не побегу, — Жан обвёл надменным взглядом команду. — Баскетбол — для слабаков. Бег на месте, вот спорт настоящих мужчин.

Мы сидели в «Лампе» — стало доброй традицией любые достижения отмечать там, за бутылкой вина.

— Не отказался ещё от турнира? — поинтересовался Жан.

Странно. Вроде бы я никому не говорил, что сомневаюсь, стоит ли участвовать в шахматном турнире. Ники выходила из себя всякий раз, когда я проявлял нерешительность и повторяла: это — признак слабости. Я же ощущал это иначе. У меня в голове постоянно вертелись несколько мыслей — фантазий, я уж не знаю, как их назвать — о том, каким будет моё решение и что последует. Что и София, и Ники будут разочарованы, я знал. Но по правде говоря, я не думал, что смогу выйти даже в четверть финала — а относиться к проигрышу спокойно или тем более с воодушевлением, как учил Лабурдоннэ, а до того — учитель из моей школы в Санту-Туаре, я не мог.

— Брюс, — мэтр со всеми разговаривал в своём кабинете — со всеми, кого решил оставить в клубе. — Вам нужно уметь извлекать из всего уроки. Я следил, как вы играете. У вас хорошая фантазия, вы быстро оцениваете ситуацию, но когда дела идут совсем не так, как хотелось, вы опускаете руки.

Признаваться в своих слабостях очень неприятно.

— Да, мэтр, — я выдержал его взгляд.

Он улыбнулся, встал из-за стола и подошёл ко мне. Он почти всегда ходил с указкой — иногда казалось, что он использует её как воображаемую трость.

— Брюс, я оставил в клубе только тех, кто сможет чего-то добиться. Не все станут чемпионами. Но не все к этому и стремятся. Вы сами себе мешаете добиваться успеха. Вы не передумали участвовать в турнире?

— Нет, — тут же ответил я, не раздумывая.

— Очень хорошо, — он вернулся в кресло. — Любой проигрыш — это проигранная битва, но не война. Я знаю, вы дружны с мадемуазель Лоренцо. Вам следует посмотреть на то, как она относится к неудачам.

Будто я сам не знал, как относится. Стискивает зубы, расстраивается, иногда сильно и по-детски, но всегда упорно идёт дальше.

Брюс, «Старая лампа», 5 октября 2009 года, 16:00

Итак, я сумел занять третье место на турнире по фехтованию — на шпагах. Занять, несмотря на то, что впервые взял шпагу в руки в начале сентября. Наверное, именно это третье место позволило мне окончательно поверить в себя.

Поль в итоге занял четвёртое. Бой с ним был не из простых — реакция и скорость его превосходили мои, но — как и в случае баскетбола — мне всегда везло. По мелочам — то соперник не успевал оказаться в нужном месте в нужное время, то отчего-то медлил с действием. А я не медлил.

— Поздравляю, — Поль крепко пожал мне руку. Похоже, только сегодня он всерьёз начал уважать меня. — Но я тебе этого так не оставлю! За мной — реванш!

Я кивком подтвердил, что принимаю вызов.

— Завтра полуфинал, — Жан всё время следил за успехами Софии — и моими, заодно. Мне не нравилось, что он особенно старался быть самой любезностью перед Софией в моём присутствии. Софии не нравилось, что я сам не могу оказывать знаков внимания без подсказки или намёка. А мне оставалось или винить во всём матушку, или признаться, что сам бы мог изменить в себе что-нибудь. — Кто поставит против Софии?