Чуть свет, с собакою вдвоем - Кейт Аткинсон

— Ну, — сказала его первая жена Джози, — ты, как всегда, сам подстроил свое падение.

Нельзя сказать, что он остался нищим. Деньги от продажи дома во Франции пришли назавтра после того, как Тесса все выгребла со счета.

— Итак, приключения Джексона продолжаются, — сказала Джулия.

Само собой, он и не думал, что имеет право на эти деньги, — Тессино воровство смахивало скорее на поворот колеса Фортуны, нежели на подлинный грабеж. Не настоящая жена, а трикстер, мошенница. И звали ее, понятное дело, не Тесса. Развела его на всю катушку — соблазнила, обиходила, женила на себе, ободрала как липку. Полицейский женился на преступнице — какая блестящая ирония. Он воображал, как она лежит где-нибудь на берегу Индийского океана, с коктейлем в руке, — классический финал кино про жуликов. («Ну, Джексон, женщины всегда обманывали», — сказала Джулия с гордостью, будто восхваляла свой пол, а не к адским мукам приговаривала.) Его конек — поиск людей; интересно, что его беглая жена по сей день от него ускользает. Он отыскивал улику за уликой, шел по следу из хлебных крошек, и куда только они его не приводили, однако до сих пор никуда не привели. Он многое умел, но Тесса… о, Тесса умела гораздо больше. Он ею почти восхищался. Почти.

Он по-прежнему искал ее по всей стране — шел за ней, как ленивый охотник за добычей. Не то чтобы он хотел вернуть свои деньги — они были по большей части в акциях, а те все равно рухнули ниже подвального уровня, — он просто не любил, когда его держат за дурака. («Это еще почему? Дурак и есть», — сказала Джози.)

В обществе «сааба» он побывал в Бате, Бристоле, Брайтоне, на девонском побережье, на южной кромке Корнуолла, на севере в Скалистом краю, на Озерах. Шотландии он избегал — дикая страна, там он уже дважды рисковал сердцем и жизнью. (Самое прекрасное время, самое злосчастное время[46].) В третий раз, подозревал он, повезет еще меньше. Зато рискнул заехать в Уэльс, который, как ни странно, полюбил, а затем покатил по удушающей буколической тиши Херефордшира, Уилтшира, Шропшира, по тучным полям Глостершира, сквозь постиндустриальный разгром Центральных графств. Зигзагом елозил по Пеннинам, созерцал унылые жертвы тэтчеризма. Угля нет, стали нет, флота нет. Эта невнятная головоломка, его родина, как и многие другие страны, разделилась на ся. Разъединенное королевство.

Сойдя с дистанции в крысиной гонке, Джексон все чаще выбирал окольные пути. Поваландаться на проселках, покататься по топографическим капиллярам. Турист на живописной тропе, праздно шкандыбает заросшими стежками в поисках утерянной пасторальной Англии, что засела в голове и в сердце. Золотая доиндустриальная эпоха. Увы, прошлое в Аркадии было всего лишь сном.

«Аркадия» — этому слову его научила Джулия однажды в потерянные парижские выходные; как будто целая жизнь с тех пор прошла. Они ходили в Лувр, и Джулия показала ему картину Пуссена Les bergers d’Arcadie, с надгробием и словами Et in Arcadia ego.[47]

— Открыто для толкований, ясное дело, — сказала она. — Что это значит — что смерть здесь, даже в этом немудреном раю, и, следовательно, чувак, от нее не сбежать — memento mori,[48] если угодно, «Где я теперь, там будешь ты» — в таком духе. Или это значит, что когда-то умерший тоже наслаждался жизнью. Смысл тот же, если вдуматься. Как ни посмотри, мы обречены. Хотя, конечно, в этой галиматье про код да Винчи все перепутали.

Пусть Джулию тянет ко всякой ерунде, в душе она классицист. И очень говорлива — Джексон перестал слушать задолго до конца тирады. Однако надгробная надпись кольнула в сердце.

А теперь он и сам искал свою аркадскую беседку. Начал с довольно расплывчатых поисков Тессы, а затем обратился к иной цели. Он — охотник на недвижимость. Он ищет, где бы осесть, — старый пес вынюхивает новую конуру, не запятнанную прошлым. Новое начало. Есть где-то место для него.[49] Надо просто отыскать.

Лучшее он приберег напоследок. Северный Йоркшир, божественное графство, его центр вращения. В странствиях его не было точки, что сильнее Северного Йоркшира притягивала магнетит его сердца. Сам-то Джексон, само собой, из Западного Райдинга, весь из сажи, регбилига и говяжьего жира, но это ведь не значит, что он возьмет и отправится туда на поселение. Не хватало еще закончить там, где начал, где вся его семья беспокойно ворочается в земле.

Он нацелил компас к сердцу солнца,[50] или, точнее говоря, навигатор на Йорк. Голос навигатора звали Джейн, и их вздорные отношения длились уже давно.

— Может, ее просто отключить? — рассудительно сказала Джулия. — Зачем она вообще тебе сдалась, ты же так гордишься своим талантом ориентироваться.

Он правда отлично ориентируется, огрызнулся Джексон. Ему просто неохота быть одному.

— Проснись уже, миленький.

— Иди на восток, старик,[51] — пробубнил он себе под нос, вбивая в Джейн координаты, готовясь вновь пересечь хребет Пеннин и вернуться в колыбель цивилизации.

Чуть юго-восточнее, молча поправила его Джейн.

Он старался посетить все чайные «У Бетти» — в Илкли, в Норталлертоне, две в Харрогите, две в Йорке. Изысканная программа, вагон престарелых дам гордился бы Джексоном. Он большой поклонник «Бетти». «У Бетти» всегда приличный кофе; приличный кофе, пристойная еда, все официантки смахивают на милых девочек (и женщин), которых упаковали в 1930-х, а сегодня утром развернули и вынули. Но мало того: тут все как нужно, все уместно. И чисто.

— С возрастом ты все больше смахиваешь на женщину, — сказала Джулия.

— Правда?

— Нет.

Их роман давным-давно завершился, Джулия вышла замуж, родила ребенка, долго отрицала, что это ребенок Джексона, но все болтает и болтает у него в голове.

Если б Великобританией правили Бетти, экономического Армагеддона ни за что бы не случилось. В Йорке, в кафе на площади Сент-Хелен, за кофейником фирменного и тарелкой с омлетом и копченым лососем, Джексон воображал, как страной правит олигархия Бетти: весь кабинет министров в безукоризненно белых фартучках и под рукой всегда коричные тосты. Даже Джексон в минуты обострения мачизма понимал, что мир был бы лучше, если б им правили женщины.

— Бог создал мужчину, — с месяц назад проинформировала его дочь Марли, и на миг Джексон заподозрил, что подростковый пессимизм обратил ее в какое-то фундаменталистское христианство. Она заметила его испуг и рассмеялась. — Бог создал мужчину, — повторила она. — А потом Ему пришла в голову идея получше.

Очень смешно. Или же ха-ха, как сказала бы дочь.

В Йорке он много часов провел в громадном кафедральном депо Национального железнодорожного музея, где отдал дань «Малларду»,[52] самому быстрому в мире йоркширскому паровозу, — рекорд, которого не отнять. Роскошные, блестящие синевой бока машины — сердце гордостью наполнялось. Дня не проходило, чтобы Джексон не оплакивал потерю инженерии и промышленности. Здесь места дряхлым нет.[53]

Помимо чайных, Джексон внезапно открыл радости путевого коллекционирования разрушенных йоркширских аббатств — Джарвис, Риво, Рош, Байленд, Кёркстолл.[54] Новое развлечение. Поезда, монеты, марки, цистерцианские аббатства, «У Бетти» — все объясняется полуаутичным мужским стремлением к собирательству, потребностью в порядке или желанием обладать, или тем и другим.

Осталось еще обработать Фаунтинзское аббатство, мать всех аббатств. Много лет назад (много десятилетий назад) Джексон ездил туда на школьную экскурсию — удивительное дело, Джексон ходил в школу, где детей никуда не вывозили. Помнил только, как играл в футбол среди руин, пока учитель не прекратил это безобразие. Ах да, еще на обратном пути пытался поцеловать девочку по имени Дафна Вуд на заднем сиденье автобуса. Получил за свои старания по зубам. У Дафны Вуд оказался мощнейший правый хук. Дафна Вуд и научила его, что один стремительный и жестокий удар важнее дуэлянтских плясок. Интересно, где она сейчас.

Риво безупречно, но пока Джексон больше всего полюбил Джарвис. Частные владения, у ворот «ящик честных» для денег, никаких вывесок «Английского наследия» — эти развалины пробрались ему в душу, в его хранилище бессловесной меланхолии, и ничего более похожего на святость атеист Джексон не встречал. Ему не хватало Бога. Впрочем, с кем иначе? Бог, полагал Джексон, давным-давно слинял из дому и больше не вернется, но, как всякий хороший архитектор, завещал нам свою работу. Северный Йоркшир спроектировали, когда Бог был в ударе, и всякий раз, возвращаясь сюда, Джексон вновь поражался, как властны над ним эти пейзажи, эти красоты.

— Стареешь, — сказала Джулия.