Блондинка в озере - Реймонд Чандлер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ничего этим ребятам не светит. У вас скоро будет хорошая реклама.
— Как это? — равнодушно спросил он и снова выстрелил в плевательницу струей сока.
— На Оленье озерцо ваши полномочия распространяются?
— Участок Кингсли? Само собой. А что там?
— В озерце нашли мертвую женщину. Сообщение потрясло его до глубины души. Он даже расцепил руки и почесал ухо. Потом уперся в кресло, встал и ловко отодвинул его ногой. Паттон оказался не только крупным, но и крепким. Жирок был лишь видимостью, аурой добродушия.
— Я ее знаю? — скованно спросил он.
— Думаю, знаете. Мьюриел Чесс. Жена Билла.
— Угу. Чессов я знаю, — голос его посуровел.
— Похоже на самоубийство. Она оставила записку, в которой вроде бы говорится про отъезд. Но можно понять и как намерение кончить с собой. Вид у тела страшный — судя по всему, пролежало в воде около месяца.
Он почесал второе ухо: — «Судя по всему»? Что вы имеете в виду? — Его глаза спокойно, неторопливо изучали мое лицо. Поднимать панику он не спешил.
— Месяц назад они поссорились. Билл уехал на несколько часов к северному берегу. А когда вернулся, жены уже не было. Больше он о ней не слышал.
— Ясно. Кто ты, сынок?
— Зовут Филип Марло. Приехал из Лос-Анджелеса посмотреть участок. Передал Биллу Чессу записку от Кингсли. Когда Билл вел меня вокруг озера, мы спустились на пирс, который построили киношники. Стоим у перил, смотрим на воду и вдруг видим — из-под старого затопленного причала высовывается что-то, похожее на руку. Билл ухнул вниз тяжелый камень, и тело всплыло.
На лице Паттона не дрогнул ни один мускул.
— Послушайте, шериф, нам бы побыстрее туда поехать. Билл один и почти сбрендил.
— Виски у него есть?
— Совсем мало. У меня была с собой фляжка, но мы за разговорами почти все выпили.
Подойдя к столу, Паттон открыл ключом ящик, извлек три-четыре бутылки и по очереди поднес их к свету.
— Почти полная, — похлопал он по одной. — «Маунт Вернон». Это его оживит. Денег на виски для всяких крайних случаев округ мне не отпускает, так что приходится ухватывать то тут, то там. Сам я не пью. И никогда не мог понять, для чего люди себя одурманивают.
Он впихнул бутылку в левый карман брюк, запер ящик и поднял откидную доску в стойке. Когда мы выходили, он сунул за стекло дверей записку. Я ее прочел: «Вернусь через двадцать минут, а может и нет».
— Надо съездить за доком Холлисом, — сказал он. — По дороге назад заберу вас. Это чья машина?
— Моя.
— Тогда трогайте за мной.
Он залез в полицейскую машину с сиреной, двумя прожекторами, двумя мигалками, красной с белым пожарной доской и еще новой сиреной воздушной тревоги. На заднем сиденье валялись три топора, два мотка толстой веревки и огнетушитель, к подножке были прикреплены запасные канистры для бензина и воды, а к задку — запасная шина. Из продранных сидений торчали грязные комки ваты, а облезлый лак верха покрывал толстый слой пыли. В правом нижнем углу ветрового стекла торчал белый лист с печатными буквами: «ИЗБИРАТЕЛИ, ВНИМАНИЕ! ПЕРЕИЗБЕРИТЕ ДЖИМА ПАТТОНА НАЧАЛЬНИКОМ ПОЛИЦИИ. ЕМУ УЖЕ ПОЗДНО УСТРАИВАТЬСЯ НА РАБОТУ». Паттон развернул машину и, поднимая белый шлейф пыли, покатил по улице.
Остановился он у белого каркасного строения напротив автобусной станции, вошел внутрь и вскоре появился с каким-то человеком, забравшимся на заднее сиденье к топорам и веревке. Машина тронула назад, и я пристроился вслед. Некоторое время мы еле тащились по променаду — сквозь брючки, шорты, матроски, пестрые платой ки, острые коленки и ярко-красные губы. За поселком машины вползли на пыльный холм и остановились у какой-то хибары. Паттон тихонько нажал на сирену. Дверь открыл парень в выгоревшем синем комбинезоне. — Залезай, Энди. Дело.
Парень в комбинезоне угрюмо кивнул и нырнул обратно внутрь. Вышел он уже в мышиного цвета охотничьей шапочке, и Паттон подвинулся, освобождая место за рулем. Парень был лет тридцати, темный, гибкий и казался, как и большинство местных жителей, чуть недомытым и чуть недокормленным.
Пока мы ехали к Оленьему озерцу, я наглотался пыли, хоть выплевывай готовые куличи. У ворот с пятью перекладинами Паттон вышел, открыл нам, и мы подъехали к озеру. Там он спустился к воде и посмотрел в сторону пирса. Голый Билл сидел на настиле, спрятав лицо в ладони. Рядом на мокрых досках что-то лежало.
— Можно подъехать и поближе, — сказал Паттон. Обе машины двинулись к концу озера, и мы все вчетвером спустились к причалу, где лицом к воде сидел Чесс. Доктор остановился и, прижав к губам платок, мучительно раскашлялся, а потом долго его рассматривал. Он был костлявый, с выпученными глазами и печальным землистым лицом.
На досках лицом вниз и с веревкой под мышками лежало тело. С другой стороны валялась одежда Билла. Больную ногу со шрамами на колене он вытянул перед собой, другую согнул и уткнулся в нее подбородком. Когда мы подошли, он не шевельнулся и не поднял глаз.
Паттон вытащил из кармана бутылку «Маунт Вернон», отвинтил крышку и протянул ему.
— Глотни хорошенько, Билл.
В воздухе стояла ужасная, тошнотворная вонь. Ни Билл, ни Паттон, ни доктор, казалось, не замечали ее. Парень по имени Энди вытащил из машины пыльное коричневое одеяло и накинул на труп. Потом молча отошел к сосне, и его стошнило.
Билл глотнул из горлышка, упер бутылку в согнутое колено и, не глядя ни на кого, ни к кому в частности не обращаясь, ровным, мертвым голосом заговорил. Он рассказал о ссоре, о том, что случилось после, но о причине ссоры умолчал. Миссис Кингсли он даже не упомянул. Еще он рассказал, что после моего отъезда нашел веревку, разделся и выволок тело на берег. Потом взвалил его на спину и перенес на причал. Зачем — он не знает. Потом опять полез в воду. Причина нам была уже понятна.
Паттон сунул в рот порцию жевательного табака и со спокойным пустым взглядом стал молча жевать. Затем, крепко стиснув зубы, наклонился, снял с тела одеяло и осторожно, словно опасаясь, что оно развалится, перевернул. Позднее солнце сверкнуло на зеленых камнях ожерелья, врезавшегося в распухшую шею. Камни были грубые, не отшлифованные, похожие на стеатит или имитацию нефрита. Застегивалось ожерелье позолоченной застежкой с крошечными бриллиантами. Паттон распрямил широкую спину и высморкался в коричневый носовой платок.
— Что скажете, док?
— О чем? — ворчливо спросил пучеглазый.
— О причине и времени смерти.
— Вы что, полоумный?
— Значит, сказать нечего?
— Просто оглядев тело? Ну знаете… Паттон вздохнул.
— Похоже, что утонула, — призвал он. — Но точно никогда не скажешь. Были случай, когда человека сначала закалывали или травили ядом, а уж потом бросали в воду, чтобы запутать следствие.
— И много у вас было таких случаев? — язвительно осведомился доктор.
— Нет. Здесь за все время случилось только одно убийство, обычное, без хитростей, — сказал Паттон, искоса поглядывая на Билла. — На северном берегу прикончили старика Мичема. Он жил в хибаре у каньона Шиди, а летом мыл золото в лощине у Белтопа. Наступает поздняя осень, а его все нет и нет, а потом повалил сильный снег, и крышу его хибары перекосило. Мы поехали ее подправить — решили, что, никому не сказавшись, старик куда-то уехал на зиму. Обычное дело у этих старателей. Так вот, никуда он, значит, не уезжал. Лежит себе в своей постели, а в черепе чуть не по рукоятку топорик. Убийцу мы так и не нашли. Кто-то, видно, решил позаимствовать мешочек с золотом — его летнюю добычу.
Паттон задумчиво глянул на Энди. Тот стоял в своей охотничьей шапке и ковырял в зубах.
— Да знаем мы, кто его кокнул, — сказал Энди. — Гай Поуп и кокнул. Только он помер от воспаления легких за девять дней до того, как мы нашли Мичема.
— За одиннадцать дней, — сказал Паттон.
— За девять, — настаивал парень в охотничьей шапке.
— Шесть лет уже прошло. Будь по-твоему, сынок.
А с чего ты взял, что убил его Гай Поуп?
— А с того, что в доме у него, кроме золотого песка, обнаружили три унции мелких самородков. А участок Гая давал только песок. Зато Мичему часто попадалась всякая самородная мелочь.
— Такие вот дела, — сказал Паттон и улыбнулся мне рассеянной улыбкой. — Как человек ни осторожничай, он всегда даст какую-нибудь промашку.
— Полицейская трепотня! — с отвращением бросил Билл Чесс. Он натянул брюки и снова сел надеть ботинки и рубашку. Затем поднялся, взял бутылку, как следует хлебнул и осторожно поставил ее на доски.
— Если у вас про меня какие мысли, — сказал он с яростью, вытянув волосатые руки в сторону Паттона, — то давайте наручники и кончайте с этим делом.
Паттон, не обратив на него никакого внимания, подошел к перилам и уставился в воду.
— Странное место для трупа, — сказал он. — Течения тут почти никакого, а если и есть, то к плотине.