История изнутри. Мемуары британского агента. - Робин Локкарт

от бдительности репетиторов заставившее кандидатов полагаться только на свои слабые ресурсы. В числе тем тля французского сочинения — часть киплинговского оассказа «Восток есть Восток, а Запад остается Западом». Я ухватился за нее, собрав весь свой малайский, опыт, и излагая целые страницы из Лоти, которого знал наи зусть Я рад был такому экзамену, чувствуя себя совсем легко перед новой авантюрой. Затруднение у меня вызвал лист с воггоосами по политической экономии. Их было десять, из коих достаточно было ответить на шесть. К несчастию, мои познания ограничивались только четырь мя Я исписал целые страницы по поводу одного из вопросов, который я знал менее других, нацарапал ко роткие, необязывающие ответы на три остальных и затем добавил вежливое замечание о том, что два часа слиш ком короткое время для выполнения задания подобного содержания.

В четверг вечером, закончив свои письменные испыта ния, я простился со своими репетиторами, которые зани мались со мной все ночи во время экзаменов. Расстава ясь, мой менторнемец протянул мне запечатанный конверт.

— Вскройте его в день объявления результатов испы R таний, — сказал он. — В конверт вложено мое предсказа ™ ние относительно счастливых кандидатов. Я редко ^ * ошибаюсь.

Едва он ушел, я вскрыл конверт. Он поместил меня на четвертом месте. Чтобы отпраздновать шутку, которую поистине можно было назвать <асолоссаль», я отправился пообедать в Карлтонклуб, а затем в театр.

Оставался только устный экзамен, назначенный на следующий день, и я считал себя вправе немного раз влечься. Однако устный экзамен едва меня не погубил. Экзамен по немецкому языку происходил в десять часов утра. Я не знаю, приходится ли винить мое последнее ночное времяпрепровождение, но экзаменатор сбил меня с толку. Он был чересчур вкрадчив и мил. Не успел я опомниться, как он втянул меня в разговор о Малайе. От этой исходной точки он перешел к расспросам (себе в назидание) о различных способах добывания сока каучу коносных деревьев. Даже поанглийски это слишком тех ническая и трудная тема для обыкновенного разговора. На иностранном языке она была просто невозможна, и, хотя мои познания понемецки были солидны, я чувство

вал, что по немецкому языку провалился. Я вышел из комнаты, ругая себя за свою бестолковость, и решил не попадаться больше подобным образом. Когда я вышел наружу, я впал в сомнения. Мой французский экзамен — завершение недельной пытки — должен был начаться не ранее пяти часов дня. Все мои друзья отправились в Шотландию или на континент. Как мне было заполнить долгий перерыв между одиннадцатью и пятью часами? Я поколебался, а затем смело перешел улицу. Напротив Берлингтонхауза находился «Бристольбар», излюблен ное местопребывание иностранок, съехавшихся в Лондон в довоенное время. Подкрепившись для храбрости хере сом и горькой, я свел знакомство с двумя зрелыми, но весьма бойкими землячками мадам Помпадур. Я их уго стил завтраком, вином и был компенсирован француз ской беседой. На час я пошел пройтись по Гринпарку и вернулся в три тридцать, чтобы еще выпить и поговорить пофранцузски. В четыре с четвертью я уже весьма бегло говорил, и произношение мое стало почти безупречным. Без пяти минут пять я пересек улицу и пошел на француз ский экзамен.

Снова, как арестант под стражей, я ожидал в длинном коридоре, пока откроется экзаменационная камера. На сей раз, однако, всякие признаки нервности исчезли, и я вступил в комнату с храбростью испытанного ветерана. Профессор в пенсне с кротким выражением лица, с отви слыми усами, взглянул на меня и сложил концы пальцев вместе.

— Можете вы мне сказать, как называется француз ский дредноут, спущенный недавно в Бресте? — спросил он.

Я отрицательно покачал головой и улыбнулся.

— Нет, сэр, — сказал я отчетливо, я не знаю и не беспокоюсь о том. В моем распоряжении только полчаса времени, чтобы доказать вам, что знаю французский язык не хуже вас. Поговорим о другом.

Тут я сделал удачный ход. Он говорил с легким английским акцентом, и, прежде чем он успел прервать меня, я разбил его защиту.

— Вы профессор С, — сказал я. — На прошлой неделе я видел вашу книгу «О фонетике».

Своей выходкой я нарушил тайну анонимности, под которой якобы выступают все экзаменаторы гражданско го ведомства. Профессор быстро остановил меня, не

подтверждая и не отрицая моих слов. Дело было сделано Разговор перешел на фонетику, в которой я был знаток, а Столько новичок, и с этого момента я был спасен Поошел давно установленный срок, а профессор все енде продолжал разговор. Я задел его конек и, когда наконец Ха^тался с ним, я знал, что, хотя понемецки у меня вьппло плохо, зато французское устное испытание я сдал блестяще.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

В тот же вечер я отправился в Шотландию в горы и провел там великолепно следующие четыре недели, УДя рыбу в Спей и охотясь на тетеревов в имении моей бабушки. По мере приближения сентября я стал испыты вать муки беспокойства. Я подготовил моих родителей к тому что им придется разочароваться. В своем пессими стическом состоянии я не делал никаких попыток изба вить их от беспокойства за мое будущее. Особенно моя бабушка продолжала смотреть на меня, как на козла отпущения, который не имел никакого права на все хоро шее в жизни. Если я наливал второй стакан портвейна за к обедом, я был уверен, что встречу на себе ее упрекающий в взор. Меня окружала атмосфера явного неодобрения, и, примирившись с неизбежностью возвращения на каучу ■ ковые плантации Востока, я стремился извлечь сколько мог удовольствий из этой последней представляющейся возможности легко пожить. С таким настроением прини мает осужденный сытный завтрак перед казнью.

2 сентября, в тот благословенный день, когда я поя вился на свет, я отправился в соседний город сыграть партию в гольф. Не успел я расположиться на третьем поле, как меня встревожил дикий крик. Я отвлекся от мяча и увидел двух своих младлшх братьев, кативших на велосипедах наперерез по склону нашей горной дороги. Норман, который впоследствии погиб славной смертью под Лоосом, исчез в канаве. Переднее колесо его велоси педа погнулось, но его лицо сияло от возбуждения. Ли куя, он потрясал в воздухе какойто бумагой.

— Ты выдержал, — крикнул он запыхавшись, — ты первый.

Я взял бумагу из его рук. Это была правда. В ней черным по белому стояло: Первый — Р. Г. Брюс Локкарт. Я занялся изучением листа с отметками. Я был первым на семнадцатьбаллов. У первых четырех канди датов было пятьдесят баллов. У меня вышло плохо по немецкому языку, который я знал лучше всех предметов. Одну отметку я получил по математике. По праву я был на втором месте и на первом — по политической экономии. По французскому языку я получил на тридцать пять баллов больше, чем другие кандидаты. Я получил девяносто девять баллов из ста по французскому устному экзамену. Это сделали помпадурши. Я не знаю, живы ли они еще. Я никогда не узнал, как их звали. Но за тот ущерб, который я причинил могуществу, величию и владениям Британской империи своими действиями в качестве должностного лица, они, и только они, должны нести полную ответственность.

Я бросил свою игру и вернулся домой, чтобы объя вить новость родителям. Они недавно отпраздновали свою серебряную свадьбу, и большинство моих многочи сленных родственников находилось в сборе по соседству. Мы устроили поистине великолепную встречу. Никогда ни до того, ни после я не чувствовал себя столь доброде тельным. Конверт без марок с надписью: «Служба его величества» произвел молниеносно метаморфозу в моей жизни, и к вечеру я из разряда ни на что негодных людей перешел в Валгаллу героев. Моя бабушка прижала меня к своей пышной груди и с непогрешимостью истинно вели ких людей заявила, что она всегда верила в мой успех. Она послала за своей сумочкой, за очками, и затем выписала мне чек на сотню фунтов. Ее пример оказался заразительным, и я получил в тот день до двухсот фунтов в подарок. Несколько дней спустя, не тронув этих денег, я отправился в Лондон, чтобы приступить к своим офи циальным обязанностям в Министерстве иностранных дел.

В тот год Министерство иностранных дел существен но отличалось от теперешнего министерства. Оно соеди няло тогда простор с изяществом, служба в нем шла легко. Теперь это кроличий садок, набитый машинистка ми в очках и серьезными весьма дурно одетыми молоды ми людьми. В 1911 году в нем еще находились престаре лые джентльмены, писавшие изза причуды гусиными перьями. Известный стандарт почерка и тщательное со блюдение полей требовались еще от молодых чиновни ков. В остальных отношениях это было спокойное, не лишенное приятности времяпрепровождение, подкрепляемое регулярностью службы и соответствующим перерывом на завтрак. Если служебные часы были длиннее сравнения Пальмерстона о фонтанах на Трафальгар, сквер, что «бьют от 10 часов утра до 4 часов дня», то это не было утомительно для чела. Да эти часы и не отдава лись исключительно работе. В департаменте, куда я был назначен, процветал настольный крикет под искусным руководством Гюи Лекока, теперь председателя федера ции британских промышленников.