Беременная для Зверя (СИ) - Росс Эллен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зверь отпускает ладонь и легонько меня толкает прочь.
— В угол забейся, чтобы не видел! А то шея твоя так и просится, чтобы её сломали.
Прочь бросаюсь, как мышь, мечтаю в нору забраться, чтобы не видели и не слышали.
— Куда? — настигает окрик резкий. — В этот угол сядь, чтобы я тебя видел.
Приходится сесть между холодильником и стеной. На стул. К стене прислоняюсь плечом.
Небольшая кухня быстро наполняется гулом голосов.
Зверь позвал главарей — Пятого, Немца, Тахира и Вялого. Пятого я уже знала. Немец оказался татарином. Невысокого роста, но крепкий и широкоплечий. Вялый внушал опасения — говорит мало, сидит боком. Но взгляд у него мутный и сам мужчина — скользкий, как угорь или мурена.
Из разговоров я поняла только то, что бандиты решили уехать через день на рассвете, разделившись.
Мне никто не разрешал вставать. Поэтому я сидела. Кажется, сидя уснула. Под бубнёж, громкий смех и грубый мужской говор. Потом вдруг пол покачнулся под ногами. Но быстро перестал качаться. Мягким стал. Пушистым, как одеяло.
Дёрнулась в сторону. Но резко меня обратно прижали. К кровати или к полу — не понимаю уже, что и где. Только теплом веет отовсюду. Пахнет пряно и резко. Мускусно.
— Спи! — тяжёлое дыхание обжигает затылок.
Сопротивляться сил нет. Меня выжали и выпотрошили.
Скомандовали спать — и засыпаю.
Только понимаю, матрас прогибается. Рядом Зверь вытягивается во весь свой огромный рост. Не человек, а гора живая, жаркий вулкан.
Ладонь свою на шее мне кладёт. Тяжёлый гнёт. Чтобы выбраться не смела даже во сне.
Глава 14. Арина
Просыпаюсь. Темно и жарко. Комната незнакомая. Где я? Паника цепко за горло кусает и царапает. Пытаюсь подняться. Но тело со всех сторон словно лентой обжигающей обёрнуто.
Мне душно. Ни вздохнуть полной грудью, ни выбраться. Прислушиваюсь. Мерное дыхание рядом раздаётся. Тягучее и медленное. Успокаивающее. И тепло это обжигающее напоминает жар печи. Когда с морозной улицы забегаешь и к печи садишься, чтобы прогреться.
Медленно двигаю руками и ногами. Пытаюсь перевернуться на бок. Еле удаётся. Но в следующее же мгновение меня в охапку сгребают и вжимают. Резко и сильно. Как будто в каменную стену со всего размаху втискивают.
Пальцы на спине давят так, что я боюсь в лепёшку превратиться. Страшно быть раздавленной под каменным прессом.
Сдавленно хриплю. Барахтаюсь, как мелкая рыбёшка, в обжигающем тепле мужского тела.
События вчерашнего дня быстро перед глазами проносятся. По голове оглушают. Словно обухом. Сразу всё вспоминается — и чужаки, и головорезы, и смерть деда. Вздрагиваю всем телом. Мерное дыхание сменяется утробным урчанием хищника. Зверя голодного.
— Куда собралась, Малая? — голос у него после сна ещё более хриплый.
Как будто наждачкой у него горло дерёт. А у меня мурашки от этого низкого голоса проносятся. Внутри что-то сжимается и начинает трепетать. Часто-часто. Жаром странным опаляет. Он как будто в груди горит и ниже скользит. До самых кончиков пальцев ног.
Зверь меня ещё крепче хватает. Очень крепко держит — не вырваться.
— Отпускать не собираюсь. Если только по нужде, — объясняет.
Потом руку убирает и приподнимается на локте. Я открываю глаза. Мне немного неловко. Я ещё никогда с мужчиной не спала. А с ним вообще страшно даже рядом держаться, не то что бы лежать. Зверь на правом локте приподнимается.
— Сегодня похороны будут. Потом немного потолчёмся. Здесь переночуем, но ты сильно губу не раскатывай. Перед рассветом выезжать будем. Так что готовься. Истерить не будешь.
Он не спрашивает. Он заявляет. Что всё будет только по его воле — и никак иначе.
— Усекла?
— Да, — шепчу, мечтая отдалиться от этого криминального амбала.
Зверь внезапно надо мной склоняется. Носом воздух втягивает. Ведёт по шее, рычит утробно, как хищник.
— Вкусно пахнешь. Не мылась вчера, но пахнешь сладко, — одобрительно кивает. — Как конфета.
Я жду, что оно отодвинется. Или сделает ещё что-то. Лишь бы разорвать затянувшееся ожидание. Но он не делает ничего. Просто лежит. Обжигает жаром стального тела. Смотрит… Как будто дыру во мне прожечь хочет.
Ожидание выматывает больше всего. Я уже готова биться в истерике. Слеза ползёт по щеке. Щекочет кожу возле уха.
— Чё, Конфета, не нравлюсь я тебе?
Он серьёзно спрашивает? Как он может кому-то нравится?! Не уверена, что на всей планете найдётся хотя бы одна женщина, готовая лечь с ним в кровать по доброй воле. Нет таких. Нормальных точно нет. А продажные и гулящие — не в счёт.
Другая бы на моём месте точно соврала бы. Но я не могу. Он бандит. Псих без царя в голове. Беспредельщик.
— Не нравишься, — говорю и словно нарочно глаза продолжаю держать открытыми.
Цепляюсь за его умопомрачающий, тяжёлый взгляд. Там черти беснуются. В полной тьме.
— Не нравлюсь.
Произносит тихо. Не угрожающе. Просто констатирует факт. Но от этого ещё больший мороз по коже продирает. Как будто тёркой прошлись и верхний слой содрали. До крови.
Потом Зверь вдруг резко отталкивается от кровати и рывком встаёт.
— Так ведь и ты мне, Пороховское отродье, не нравишься. Планы у меня на тебя. Определённые, — говорит он и зачем-то стаскивает со своего мускулистого тела футболку.
У меня в горле разом пересыхает. От вида его груди. С налитыми мускулами. Торс вылепленный и чёткий. Все мышцы прорисованы. Теперь, когда он наполовину без одежды, его тело кажется пропорциональным. Таким же мощным и подавляющим, но гармоничным.
Замечаю чернила. На груди что-то набито и на руке левой. На бицепсе.
— Задницу от кровати отрывай, Малая, — швыряет в меня свою футболку. Она пахнет потом, мускусом, мужчиной и немного дорожной пылью. — Приведи себя в порядок. Пошевеливайся.
Глава 15. Арина
Зверь поворачивается ко мне спиной. Я машинально оцениваю разворот его плеч. Но потом скольжу взглядом ниже. Крик застревает в глотке, как крупный камень. Ладонь прикусываю, чтобы не заорать. Спина полностью шрамами исчерчена. Как будто с него вороны огромные мясо вживую склёвывали. Где-то шрамы очень глубокие. Где-то всего лишь побелевшие полоски тонкие, едва заметные. Но места живого на нём очень мало. И почему то кончики пальцев чешутся, чтобы потрогать. Вживую ощутить этот кошмар. Или убедиться, что это мираж и моё больное воображение.
— Шевелись, Конфета. Или я тебе скорости придам, — бросает мне Зверь через плечо.
Топает по дому. Я иду за ним по пятам, как собачонка. Он рывком дверь распахивает и жмурится от ярких лучей солнца, бьющих прямо по глазам.
Я застываю, как вкопанная. Его фигура тёмная, полностью чёрная против света. И лучи солнца вокруг. Только они его огибают. А он как будто пьёт их своей чернотой. И отбрасывает тень — длинную и пугающую, прямиком на меня.
Есть в нём что-то неизвестное. Цепляющее. Как острый крюк, который с мясом душу выдирает. Я это чувствую сейчас. Стою, едва дыша и понимаю, что с ним я собой быть перестану. Шагну за ним — по своему желанию или против воли — разницы нет. Но от меня только пыль останется. Сломает он меня. Изнанкой наружу вывернет и переделает по-своему.
— Полотенце тащи мне по-быстрому! — слышится приказ Зверя.
Я стараюсь его не злить и исполняю указание, не медля. Выхожу с полотенцем, взятым с полки.
Зверь хмуро смотрит на меня.
— Жди, пока рожу умою…
Теперь я этому головорезу прислуживать буду, что ли?
Зверь окунает голову в бочку с водой. Резко вскидывает голову и отфыркивается, как животное. Вода стекает по его лицу. Ресницы намокли и слиплись. Капли воды по шее на грудь стекают. И в каждой из них солнце пляшет. Яркое, утреннее и весёлое. Только мужчина рядом со мной — как оживший кошмар. Душегуб проклятый.
— Давай сюда…
Резко выдёргивает полотенце из моих рук. Отирает шею и волосы.