Симфония тьмы - Чингиз Абдуллаев

Рамеш оценил шутку.

– Нет, – сказал он, – я не собираюсь писать. Я уполномочен сделать вам необычное предложение. Мы хотели бы с вами немного поработать.

– Это уже конкретнее. Кто это «мы»? Какую страну вы представляете?

– Никакую, – покачал головой Рамеш, – мы не служим ничьим интересам. Мы – благотворительная частная компания, занимающаяся своими проблемами. Своеобразный фонд развития.

– И у этого фонда была возможность даже изучить мою биографию?

– Да.

– Интересные возможности вашего фонда начинают меня интриговать. И как называется ваш фонд?

– Фонд развития независимых демократий, – улыбнулся Рамеш.

– Никогда о таком не слышал. Где находится ваш центр?

– В Женеве. Филиалы есть в Буэнос-Айресе, Йоханнесбурге, Сиднее и Бангкоке.

– Значит, у вас интернациональная компания.

– Вы правильно все поняли.

– И как у вас идет работа с независимыми демократиями? Получается?

– Иногда да, иногда нет. Мы занимаемся чисто теоретическими изысканиями, не вмешиваясь в практические дела молодых государств.

– И это понятно. Так чем я могу быть полезен вашему Фонду? И, если можно, вразумительно объясните, почему именно я? Вы прилетели специально из Америки, чтобы встретиться со мной? Не слишком ли это накладно? Или в Америке нет специалистов подобного уровня?

– Я отвечу на все вопросы, – сказал Рамеш, поставив чашку на стол, – я действительно вчера прилетел из Вашингтона. И действительно хотел встретиться только с вами. У нас возникла проблема, решить которую можете вы. Именно вы, так как однажды вы уже справились с подобной задачей. Поэтому я и прилетел к вам.

– Что это за проблема?

Вместо ответа Рамеш достал из кармана фотографию, передал ее Дронго.

– Вы знаете этого человека?

Дронго пригляделся.

– Кажется, я его видел. Да, я его знаю. Это Альфред Шварцман. Профессиональный убийца по кличке Ястреб. Но он сидит в тюрьме. Его арестовали в Бразилии в восемьдесят восьмом году.

– С вашей помощью, – уточнил Рамеш.

– Да. С моей. Его приговорили к двадцати годам, и он еще долго будет сидеть в тюрьме.

– Он сбежал, – возразил Рамеш, – и сейчас находится в Европе.

– Мне нужно его найти и вернуть на место, – усмехнулся Дронго. – Вы не считаете, что этим должен заниматься Интерпол?

– Не считаю. Дело в том, что, по нашим сведениям, Ястреб прилетел в Европу не просто так. Он готовит убийство.

– Опять какой-нибудь президент или премьер, – улыбнулся Дронго, – я в эти игры уже не играю. У каждого должностного лица подобного ранга есть своя многочисленная охрана, государственные службы, разведка и контрразведка. Вот пусть эти профессионалы и занимаются охраной своего лидера. Я на роль палочки-выручалочки не подхожу. Надеюсь, вы помните, что означает это слово?

Рамеш не обиделся. Вместо этого он забрал фотографию Шварцмана и положил ее снова в карман. Потом достал другую, передавая ее Дронго. Тот взял фотографию и долго смотрел. Этого человека он никогда не видел. За фортепиано в черном фраке сидел сравнительно молодой человек, лет сорока – сорока пяти, и вдохновенно играл. Дронго перевернул фотографию. Никаких надписей не было. Он вернул ее Рамешу.

– Я не знаю этого человека. И никогда его не видел.

– Правильно, – кивнул Рамеш, – это Джордж Осинский, американский композитор и исполнитель. В Европе его называют «вторым Шопеном». Недавно в парижской Гранд-опера состоялась премьера его оперы. Говорят, это было незабываемое зрелище.

– Очень рад за Осинского. При чем тут он? И при чем тут я?

– Ястреб прилетел в Европу, чтобы убить Осинского, – сообщил Рамеш.

Дронго оглянулся. Их разговор вполне могли подслушать. Словно поняв, о чем он беспокоится, Рамеш тихо сказал:

– У меня в кармане включенный скэллер.

Дронго еще раз взял фотографию. Внимательно на нее посмотрел.

– Зачем Ястребу убирать этого композитора? Он связан с мафией?

– Нет.

– Персональный заказ завистливых конкурентов?

– Мы этого не знаем.

– Тогда почему?

– Мы знаем только то, что Ястреб начал охоту на Осинского в Европе. И для этого специально прилетел в Париж. Я уполномочен сделать вам предложение. Если вы согласитесь охранять Джорджа Осинского, мы готовы заключить с вами специальный договор.

– Я никогда не работал телохранителем.

– Это не понадобится. У Осинского есть свои телохранители. Вам нужно применить только ваши аналитические способности. И постараться, во-первых, предотвратить любые покушения на жизнь композитора, а во-вторых, узнать, кто именно мог помочь Ястребу бежать из тюрьмы. И кто поручил ему это убийство.

– А почему Фонд развития независимых демократий так интересует судьба Осинского?

– Он гениальный композитор, – вздохнул Рамеш, – мы обязаны оберегать таланты такого масштаба.

– Будем считать, что я вам поверил. Хотя мне все равно непонятно, почему вы решили охранять именно этого гениального композитора. А не другого. Ну это ваше дело. У вас могут быть свои странности.

Рамеш сжал зубы, но ничего не сказал. Он просто внимательно следил за рассуждениями Дронго.

– Сколько времени я должен быть рядом с Осинским? – уточнил Дронго.

– Пока не поймают Ястреба.

– Условия нашего договора?

– Тысяча долларов в день. И так до тех пор, пока не возьмут Ястреба. Разумеется, в этом случае вы получите деньги за три месяца вперед.

– Хорошо, – кивнул Дронго, – может, я и соглашусь. Вы все-таки не ответили на один мой вопрос. Почему вы обратились именно ко мне?

Рамеш взял обратно фотографию Осинского. Положил ее во внутренний карман и только потом сказал:

– У вас ведь один раз уже получилось с этим Ястребом. А мы хотели бы иметь некоторые гарантии, что вы сумеете поймать эту хищную птицу и во второй раз.

Глава 5

Каждый раз, прилетая в Париж, он вспоминал притчу о «даче богов». Когда боги раздали всем земли, то явившемуся последним французу досталась лишь «дача богов». И если сама Франция была подобной дачей, то Париж был ее сердцем. И все мыслимые и немыслимые эпитеты, которыми награждался этот «город любви», были лишь жалкой попыткой дать название этому чуду человеческой цивилизации конца двадцатого века.

Лишь немногие города мира по красоте и величию могли сравниться с Парижем. Но ни один из них не нес в себе столь мощный заряд любви и энергии, концентрации счастья и всепобеждающей жизни, какой имел Париж. Это был его один из самых любимых городов мира. Объездив практически весь земной шар, побывав повсюду, он знал и ценил крупные города, эти образцы человеческого гения и достижений современной науки, столь полно воплощавшие в себе устремленность цивилизации в будущее.

За сутки до своего вылета в Париж он позвонил Соловьеву. И они встретились по предложению Соловьева снова в его автомобиле. И снова были смешные маски и вся современная техника, чтобы исключить возможность услышать их разговор.

– У меня была встреча, – сообщил Дронго.

– Мы знаем, – подтвердил представитель МОССАДа.

– Неужели вы за мной следили?! – удивился Дронго. – Я ведь проверял. Там никого не было.

– Конечно, нет, – успокоил его Соловьев, – это было бы слишком непрофессионально. Любое наблюдение можно вычислить и заметить. Нет, у нас свои источники. Вам уже сделали предложение?

– Как девице на выданье, – подтвердил он.

– И о чем вас попросили?

– Нейтрализовать Ястреба. Это профессиональный убийца Альфред Шварцман. Я с ним уже сталкивался восемь лет назад. Тогда ему поручили помешать мне добраться до Вашингтона.

– Ясно, – Соловьев был явно разочарован, – и все?

– Практически да. Только нейтрализовать Ястреба. Ему почему-то в этот раз поручили убрать Джорджа Осинского. – Последние два слова он намеренно произнес приглушенно, неразборчиво, чтобы выяснить реакцию агента МОССАДа.

– Кого? – переспросил Соловьев. И по этому быстрому вопросу, по реакции своего собеседника, не сумевшего сдержаться, несмотря на весь свой опыт, Дронго понял, что именно более всего волновало МОССАД. Имя человека, против которого должен быть направлен основной удар.

– Джордж Осинский, – повторил на этот раз громко и четко Дронго, – это американский пианист и композитор. Он сейчас гастролирует в Европе.

– Осинский, – задумчиво повторил Соловьев, – значит, Осинский.

– Вы уже знаете теперь, зачем я им понадобился, – продолжал Дронго, – может, мне вообще не стоит лететь в Париж?

– Как это не стоит? – не понял Соловьев. – Вы хотите сказать, что можете отказаться от их предложения?

– И от вашего тоже.

Соловьев подозрительно взглянул на него. Потом медленно спросил:

– Вы специально сказали в первый раз его фамилию неразборчиво?