Валерий Чкалов - Александр Беляков

Однако Чкалов думал иначе. Он уверенно повторил эту фигуру пять или шесть раз, причем совершенно стандартно: крутое пикирование с мотором, вывод у самой земли, резкий бросок на петлю и четкий переворот на высоте 150–200 метров.

Закончив свою программу, Чкалов начал заход на посадку, но и здесь зрителей ждал сюрприз.

Подходя к границе аэродрома, летчик сделал переворот и продолжал планирование вверх колесами. Когда до земли оставались считанные метры, машина совершила второй переворот и тут же приземлилась на три точки. Что это такое? Замедленная бочка, выполненная при планировании на посадку. Это второе, чему научился Чкалов в командировке. Ну что сказать? Отлично! Такое наверняка еще не видел гатчинский аэродром! А он многое видел! Но чем все это кончится?

…Чкалов подрулил к ангару, неторопливо вылез из кабины, снял шлем, надел фуражку, подтянул ремень на кожаной куртке и не спеша направился к командиру эскадрильи.

Шелухин долго смотрел на приближающегося Чкалова, молчал.

Как летчик он, конечно, очень доволен полетом, но как командир!..

Чкалов подошел, щелкнул каблуками, взял под козырек и глуховатым баском доложил:

— Товарищ командир, старший летчик Чкалов ваше приказание выполнил.

После некоторой паузы, в течение которой и командир, и Чкалов как бы впервые рассматривали друг друга, Шелухин сказал:

— Товарищ Чкалов, вы нарушили целый ряд пунктов наставления по полетам… Но, в общем, я вас благодарю. — И пожал Чкалову руку.

Но оказалось, что это не конец: к ангару быстро приближался автомобиль командира бригады.

Комбриг, не вылезая из машины, крикнул:

— Кто летал?

— Старший летчик Чкалов, товарищ комбриг!

— Двадцать суток ареста на гауптвахте и двадцать суток отстранения от полетов!

Автомобиль развернулся и уехал.

Так закончился этот своеобразный „отчетный“ полет, в котором Валерий попытался показать „чему его научили“…»

В 1927 году Валерий Чкалов женился на ленинградской учительнице Ольге Эразмовне Ореховой. В том же году осенью, когда его эскадрилья уже находилась в Гатчине, Валерий полетел вместе с другими летчиками в Москву. В честь 10-летия Октябрьской революции был намечен большой воздушный парад — первый в истории нашей авиации.

Для перелета в Москву и участия в параде эскадрилья готовилась очень тщательно. Валерий — с особым рвением. Свой «Фоккер Д-11» вместе с механиком он осмотрел до винтика, изучил маршрут и лично участвовал в определении девиации — устранении ошибок в показаниях своего компаса.

Перелет с одной промежуточной посадкой прошел хорошо, но воздушный парад не состоялся по погодным условиям.

Зато на следующий день, 8 ноября, была отличная погода, и на Центральный аэродром в Москве прибыли руководители партии и правительства. Предстояла праздничная демонстрация личных достижений летчиков.

Когда очередь дошла до Чкалова, то он, в общем, повторил в воздухе свою «гатчинскую» программу. Аэродром рукоплескал летчику, а приказом наркома обороны Чкалову была объявлена благодарность и выдана денежная награда. Приказ был зачитан на торжественном собрании в Большом театре. Чкалов радовался как ребенок. Еще бы! Первый раз в жизни его рискованные номера получили одобрение.

Вернувшись домой, Валерий с большой гордостью рассказал Ольге Эразмовне о награде.

— Знаешь, Лелик, — говорил он, — все так называемые недозволенные фигуры, которые я делаю на самолете, нужны летчику-истребителю обязательно! И это понимают наши руководители. Но, видимо, не все…

Вскоре у Валерия родился сын-первенец. Чкалов стал отцом — нежным и любящим. Ребенку дали старинное русское имя Игорь.

Летная работа Валерия продолжалась. Позже Чкалов напишет об этом периоде своей жизни:

«В течение ряда лет я работал в авиачастях военно-воздушных сил. И здесь не могу не рассказать о том ошибочном пути, по которому я шел некоторое время, воображая, что этот путь и есть подлинный героизм, не видя, что за моей „смелостью и отвагой“ по сути дела кроется недисциплинированность.

После первой сотни часов, которые я пробыл в воздухе, мне стало скучно. Казалось слишком однообразным и обыденным часами летать в общем строю самолетов. Зачастую я ловил себя на желании „пикнуть“ вниз к земле, сделать какую-нибудь замысловатую фигуру, „удивить“, как мне тогда казалось, храбростью и риском своих товарищей. Лишь позже я понял, что настоящий риск основан на точном расчете, знаниях и ничего общего не имеет с моим, попросту говоря, „авиалихачеством“.

Но понял я это позже, а пока зачастую самовольно уходил на своей машине в сторону от аэродрома и там „накручивал“ одну фигуру за другой, вводил машину в штопор, делал резкое „пике“, неожиданно переворачивал самолет и летел вниз головой. Часто я ставил и себя, и машину в рискованные положения. Достаточно сказать, что однажды в течение сорока минут я сделал двести пятьдесят „мертвых петель“.

И вот, продолжая этот ложный путь, в погоне за новыми „подвигами“, как-то в Ленинграде я проделал даже такие „трюки“: пролетел под мостом, едва не коснувшись колесами воды, а в следующий раз, увидев два дерева, расстояние между которыми было меньше размаха крыльев, я поставил машину на ребро и проскочил узкое место…»

В то время производство отечественных самолетов в нашей стране только начиналось. В 1924 году по английской лицензии был собран авиационный мотор М-5 в 400 лошадиных сил. А в следующем году началось строительство двухместных разведывательных и бомбардировочных самолетов Р-1. Это были деревянные бипланы: крылья, фюзеляж и оперение были обтянуты полотном и окрашены в защитный зеленый цвет.

Но самолеты-истребители мы покупали за границей. В числе их были «Фоккер Д-7» и «Фоккер Д-11», очень хорошие и прочные самолеты, на которых и летал Валерий.

Проделки Валерия, видимо, достаточно надоели его командирам. Тем более что летал он всегда на одноместном самолете и в полетах, по сути дела, был бесконтрольным.

Как-то в Белоруссии он на своем «фоккере» шел над лесом на малой высоте. За лесом начиналось обширное поле, и можно было еще убавить высоту. «Брея» поперек поля и воображая, как это он внезапно выскочит на «вражескую» цель, Валерий заметил дорогу, вдоль которой стояли деревянные телеграфные столбы.

«Нырну под проволоку! — рассказывал мне потом Валерий. — И вдруг на близком расстоянии вижу, что проволока опустилась почти до земли. Удар! и я лежу на земле в обломках. Оглянулся. Часть плоскости оторвана и повисла на проволоке».

Чкалов отделался ушибами и царапинами. Но самолет был разбит, и Валерия списали из боевой авиации. Он переживал свое лихачество, но в то же время отчасти оправдывал себя: ведь полеты на одноместном самолете-истребителе были опасны только для него одного. Другое дело, если бы с ним был экипаж, пассажиры…