Ясновельможный пан Лев Сапега - Леонид Дроздов

изменить вероисповедание было принято Львом Сапегой под давлением. Николай Радзивилл Черный — человек умный и хитрый — не стал бы так прямолинейно и грубо умножать приверженцев новой веры. А вот повлиять на молодого Сапегу личным примером и примером своих сыновей мог. Что, собственно, и сделал, воспользовавшись дружескими отношениями молодых людей. Как-то на Святую Пасху то ли Юрий, то ли Станислав спросил у Льва: «А что не было тебя вместе с нами на праздничном богослужении? Если уж ты связал свою судьбу с нашей, то должен везде и всегда быть рядом с Радзивиллами». Конечно же юный Лев рассказал об этом отцу. Смысл этой фразы для старшего Сапеги был очевиден. Радзивилл Черный недвусмысленно намекал: если родитель хочет, чтобы его сын получил протекцию могущественного клана Радзивиллов и университетское образование, он должен позволить Льву перейти в кальвинизм, тем более что учиться предстояло в протестантской Германии. «Готовься к переходу в кальвинизм, но, кажется, это лишь начало, только первый шаг. Сколько их еще будет на твоем пути? Но ты должен знать: в политике надо быть гибким. Если твой друг или враг сильнее тебя, его нужно крепче обнимать, чтобы были заняты его руки, а не сражаться с ним. С сегодняшнего дня можешь считать себя маленьким человеком в большой политике», — это были напутственные слова отца взрослеющему сыну.

Отличавшийся хватким умом юноша усваивал и подобные уроки. Значительно позже, упоминая о юношеском восхищении реформаторскими учениями, Лев Сапега стыдливо скажет: «Поддавался я тогда различным искушениям и был глуп, как овца, особенно когда учился в немецких еретических школах» [52] (пер. наш — Л. Д.). Но Лейпцигский университет дал ему очень многое, и это многое он блестяще использует в жизни.

Глава 1.3. «Изгнание» из страны и дебют на подмостках истории

В начале 70-х годов ХVI столетия Речь Посполитая переживала тяжелые времена. Король польский и великий князь литовский Сигизмунд II Август умер 7 июля 1572 года. Всю власть в ВКЛ прибрал к рукам Николай Радзивилл Рыжий. Он приходился родным братом Барбаре Радзивилл, жене короля Сигизмунда Августа. От короля Николай Радзивилл Рыжий получил полномочия наместника в ВКЛ. Территория Великого княжества была частично захвачена войсками Ивана Грозного. Отсутствие прямого преемника почившего монарха привело к обострению борьбы за трон между магнатами польскими и литовскими (литвинскими). Избрание французского принца Генриха Валуа на трон не воспринималось всерьез, к тому же он быстро сбежал обратно во Францию. Только после избрания в 1576 году королем польским и великим князем литовским Стефана Батория жизнь стала входить в нормальное русло.

Молодой Сапега вернулся на родину где-то в конце 1572-го или в самом начале 1573 года [135, с. 84]. Но не слишком радушно она его встретила. Места на государственной службе молодому и способному парню не нашлось. Он был зачислен писарем в городскую канцелярию г. Орши. А вскоре стал наместником старосты оршанского — Филона Кмиты-Чернобыльского. Конечно же не об этом мечтал честолюбивый Лев. Он хотел служить первым лицам государства, а этих самых лиц как раз таки и не было. Похоже, жизнь снова вынуждала его становиться на колени и просить о содействии своих благодетелей — Радзивиллов.

Молодой Сапега сильно переживал по поводу, как ему казалось, своей ненужности. В письме сыну Николая Радзивилла Рыжего, Криштофу Радзивиллу Перуну, он пишет: «А я, бедняга, еще не знаю, где сесть, и уже думал в монастырь вступить, потому что никого за меня нет на свете. До сих пор не умел быть подлизой, а учиться уже поздно» [71, с. 352] (пер. наш — Л. Д.). Заметьте, пишет это восемнадцатилетний парень. Как видно, не такими уж сильными были позиции Сапег в Княжестве. Распределение всех сколь-нибудь значимых постов в ВКЛ держали в своих руках Радзивиллы, поэтому именно им и адресовал письмо Сапега. Но оно, скорее всего, осталось без ответа.

Период с 1572-го по 1579 год — едва ли не самый сложный в жизни Льва и его семьи, но очень для него важный. В понимании юноши это как раз то время, когда он должен на практике применять полученные знания, но они оказываются невостребованными. Он жаждет активной деятельности, а вынужден ждать — не день, не неделю, не месяц и даже не год, а целых семь лет кряду, — когда же на него обратят внимание. Молодая кровь бурлит, энергия бьет через край, но применения силам и знаниям не находится. Тоска и отчаяние овладевают юношей. Все, что ему остается, это обсуждать подробности большой политики с отцом и братьями. Посольства из двадцати стран мира; большое количество претендентов; закулисная борьба за трон; интриги; сеймы элекционные и коронационные — целых десять за период с 1572-го по 1579 год, иной раз по два на год; избрание Генриха Валуа и его бегство; элекция Стефана Батория — все это звездный час других людей, но не его.

Сапега напоминает молодого и неопытного льва, которому отчаянно не везет. Неудивительно, что его посещают мысли о посвящении в монашество. Наверняка, духовную карьеру удастся сделать быстрее. Но этим путем он так и не пойдет, хотя находится в шаге от него.

Хороших предложений Лев не получил и после избрания Стефана Батория. Чтобы как-то удержаться на плаву, пришлось отказаться от романтических идеалов юности, научиться хитрить, угождать и быть покорным. Другого выхода у Сапеги не было: он вынужден это делать, так как годы неоправданного ожидания его многому научили, но не дали возможности верой и правдой служить Отечеству.

Свою публичную карьеру Лев Сапега начинает с самых низших ступеней — в оршанской городской канцелярии (о чем позднее будут язвительно писать в анонимных пасквилях), там, где отец еще имеет влияние, так как за ним сохранилась должность подстаросты оршанского. Эта должность переходит от отца к сыну. И, несмотря ни на что, Лев не теряет надежды на лучшее будущее.

Однако одно событие могло поставить крест на всех планах молодого Сапеги и даже полностью перечеркнуть его жизнь.

В 1575 году Андрей Цехановецкий, адвокат, который представлял интересы новоградского воеводича Горностая, вызвал в оршанский городской суд по делу «о разбойном нападении на имение старосельское и иные имения заднепровские, и побитье, помордовании и причинении ранений слугам, и боярам,