Модные магазины и модистки Москвы первой половины XIX столетия - Татьяна Руденко

Реклама модистки Дабо. «Прибавления к Московским ведомостям». 1846 г.

Избегая численных показаний, замечу только, что почти треть всей мануфактурности нашей обращена на предметы, к модам относящиеся: сколько же тысяч рабочих, мастеровых, машинистов и купцов занято ими, и сколько внутренняя промышленность от того выигрывает! <…> Со всем тем моды еще находят у нас многочисленных хулителей. Нападки их в особенности обращены на модных торговок и портных: по их мнению, это самый вредный класс в государстве, который немедленно следует изгнать из империи. <…> «Но моды» говорят хулители их: «разоряют огромныя состояния». – Если это и случается, то не моды, а людей должно обвинять в том: они нашли бы средства разориться картами или другим более вредным образом; да и что значит несколько человек в общей массе, и где польза без вреда? <…> «Но модныя торговки и портные… наживают у нас сотни тысяч». – Где же в благоустроенном государстве талант, трудолюбие и смышленость не обогащаются? Этому должно радоваться: они избрали законныя средства, и по праву пользуются вознаграждением. Разве не также наживаются везде искусные актеры, музыканты, живописцы и другие артисты? – «Но модные торговки и портные», говорят еще: «увозят от нас деньги в чужие краи». – Число наживающихся модных торговок и портных весьма не велико; притом же большая часть из них остается навсегда в России добрыми гражданами, а малое число выезжающих увозит незначительные капиталы. <…> Притом же пребывание у нас иностранцев много способствовало к достижению в короткое время производства внутри государства всех почти предметов, требуемых модами; это же самое пребывание будет способствовать и к образованию русских модных торговок и портных. Оставив крайности, которыя ничего не доказывают, должны мы согласиться, что круг действия мод служит мерою народнаго довольства, и что поддержание оных при теперешнем политическом состоянии европейских государств сделалось необходимостью»178. В качестве примера успешного и выгодного развития модной индустрии автор приводит Францию (а кого же еще?), которая «много обязана модам своим благосостоянием: оне, усилив внутреннюю промышленность, сделались значительною статьею внешней ея торговли; одна Англия при министре Кольберте вывозила из Франции модных предметов ежегодно более чем на 15 000 000 рублей»179.

Действительно, модная индустрия Франции достигла головокружительного успеха и обеспечивала новинками элиту со всех континентов. Современник писал: «В Париж едут иностранные мастерицы изучать модное искусство, как едут в Рим художники, чтоб изучить живопись и скульптуру. Содержательницы модных магазинов во всех частях света имеют беспрерывные сношения с Парижем. Не только европейские государыни и богатые дамы, но даже королевы диких народов, в Америке и Африке, заказывают себе в Париже шляпки, мантильи и другие принадлежности женского наряда.

Чтобы дать понятие о том, как вообще развился в Париже женский труд, заметим, что там одних корсетов приготовляется в год до полутора миллионов штук. Парижские корсеты отправляются в огромном количестве во все столицы Европы, а между прочим и к нам в Петербург»180.

Мануфактурный городок Сент-Этьен поставлял шелковые ленты «на все изящные шляпки и платья в мире». Это производство охватывало 27 500 работников и приносило в год 37 416 960 франков181.

В наши дни музейные витрины хранят среди дамских аксессуаров веера фирмы «Дювельруа». В Париже существовала одноименная фирма, изделия которой расходились по всей Европе. «Богатейшие веера находятся в магазине Дювельруа. Перламутр, слоновая кость, черепаха, рог, пергамент, кипарис, черное, сливное, лимонное дерево, одним словом – всякое и отечественное и привозное дерево обращено здесь в разнообразнейшие, изящные веера; а как богато расписаны эти веера, какими роскошными украшениями они покрыты! <…> Теперь в Париже изготавливается вееров на два миллиона, в одной Франции раскупается их на 150 000 франков, в Англию, Германию и Россию вывозится не более как на 25 000 франков, но самый значительный вывоз в Испанию, Португалию и Италию; также в Америку вывозят их много, где особенно большое количество распродается в испанских и португальских колониях. В Париже есть с десяток более или менее богатых торговых домов, которые занимаются фабрикацией вееров. <…> Торговый дом Дювельруа в последнюю осень завел два магазина для вееров, в улицах Мира и des Panorames; эти магазины вполне заслуживают внимание всякого чужестранца»182.

Парижская торговля и промышленность производила неизгладимое впечатление на заезжих иностранцев. «Кому никогда не случалось быть в Париже, тот не может иметь удовлетворительного понятия о множестве и великолепии парижских магазинов и лавок. Число их простирается свыше тридцати тысяч: в некоторых частях города нет ни одного дома, в котором бы не было многих лавок. <…> Особенно достойно внимания, что в Париже вы проматываете деньги ваши, не имея возможности и сердиться за это»183.

Русские путешественники, побывавшие во французской столице, не могли равнодушно писать о тамошних магазинах. Вот впечатления Михаила Погодина: «Враг всякой роскоши. я останавливался здесь пред магазинами как вкопанный и смотрел, разиня[7] рот, по нескольку минут. Расположение вещей, этот порядок, или искусственный беспорядок – стихи, поэма. И всякой день эта поэма изменяется: поутру ходят по магазинам особые люди с знаменитым вкусом, которые за известную плату переменяют расположение, раскладывают вновь все материи, платки, шали, то набрасывают их как будто кучами, то составляют из них разные фигуры, звезды, круги, то вывешивают длинными полотнищами, то укладывают в тонких складках, чтоб усладить зрение легкими переходами цветов, по всем оттенкам от одного к другому»184. Еще раньше Лев Цветаев нашел, что от парижского изобилия существует «одно только спасение – пустота в кармане»185.

«Меня разоряют чепцы»

Почти все бытописатели отмечали дороговизну предметов одежды. «Портное мастерство – одно из прибыльнейших в Петербурге, и многие портные наживаются скоро, несмотря на то что большая часть их счетов остается без уплаты»186. Как язвила «Северная пчела», эти знаменитые артисты «из нашего сукна выкраивают себе каменные домы»187, и это утверждение не так уж далеко от истины. «Портного цеха мастер Матвей Маркевич в 1836 году купил себе дом на Английской набережной (№ 12) и даже заказал архитектору переделку этого дома, выходившего также и в Галерную улицу, имея при этом еще четыре флигеля во дворе»188. Впрочем, справедливости ради следует заметить, что умение выгодно для себя кроить материю заказчика характерно для мастеров всех национальностей. Французское издание L’Illustration опубликовало анекдот, который немедленно перепечатала русская «Библиотека для чтения». Процитируем его современному читателю. «Одна графиня купила в Лионе кусок превосходной материи на платье, для себя и для двух дочерей, и послала за швеей. Мадам Лесизо (положим, что так звали швею) смерила материю и объявила, что из куска выйдет никак не больше двух платьев. Графиня обратилась к другой знаменитости парижского искусства, мадам Кутюр. Эта была сговорчивее и в назначенный день принесла три платья. Они были сшиты прекрасно, оказались достаточной полноты; но в ту минуту, как графиня и ея дочери примеряли обновки, в комнату вбежала девочка, позвать мадам Кутюр за каким-то делом. На ребенке было надето платье из той же самой материи, как и принесенные для примерки: очевидно, материя подалась как резинка.

– Отчего же, – спросила удивленная графиня, – Лесизо сказала, что из куска не выйдет трех платьев, если оказался такой остаток?

И мадам Кутюр отвечала, нисколько не растерявшись:

– Верно оттого, что у Лесизо дочка побольше моей»189.

Современники объясняли высокие цены у портных и торговцев модами несколькими причинами. Во-первых, этому способствовала значительная стоимость аренды помещения, расположенного, как правило, в центре города: в начале 1830-х годов две комнаты под магазин на Невском проспекте нанимали за 5000–6000 рублей в год190. Для сравнения: в 1829 году А.Я. Булгаков нанял одноэтажный деревянный дом в одном из арбатских переулков в Москве за 2000 рублей в год191. Аренда на шесть месяцев арбатского двухэтажного каменного дома с людскими службами, кухней, конюшней, каретным сараем и прачечной стоила А.С. Пушкину в 1831 году 2000 рублей ассигнациями192. В том же году поэт перебрался в Петербург, где квартира в бельэтаже из 9 комнат на Галерной улице обошлась ему в 2500 рублей ассигнациями в год. В 1832-м он переехал в квартиру из 12 комнат по Большой Морской улице, годовая аренда которой потребовала 3300 рублей ассигнациями193. В тот же период начальник отделения в департаменте министерства, «лицо уже довольно значительное в департаменте, получал… 1300 рублей в год или 4500 рублей ассигнациями, на которые с трудом и натяжками едва можно поддерживать приличное существование»194.