Россия и Китай. Две твердыни. Прошлое, настоящее, перспективы. - Анатолий Беляков

Россия стала первым европейским государством, которое посетили китайские послы. На илл.: Ефим Виноградов. Вид Зимнего дворца Петра I

Одним из результатов подписания Кяхтинского договора стало создание на русско-китайской границе торгового центра поистине грандиозного масштаба. Оборот торговли через Кяхту достигал 16 млн. рублей, что превышало 10 % от всего внешнеторгового оборота России.

Если учесть тенденцию к самоизоляции Китая от западных стран во второй половине XVIII в., именно Россия из всех стран «Старого света» имела в те времена с Китаем наиболее тесные сношения. С развитием связей усиливалось взаимообогащение культур. Взаимообмен происходил не только в сфере технологий и военного дела, но и на бытовом уровне. Так, именно от русских китайцы узнали о коровьем молоке, которое с тех пор вошло в повседневный рацион их питания: оно появилось в Китае в XVIII в. вместе с казаками-абазинцами, взятыми в плен на Амуре и основавшими русскую колонию в Пекине. Именно они привезли с собой коров.

В свою очередь, русские заимствовали в Китае одну из самых любимых игрушек детворы – куклу Ванька-встаньку (по-китайски – Дамо; это название кукла получила от китайского имени основателя чань-буддизма Бодхидхармы, которого она изображает). На протяжении многих поколений она учила русских детей стойкости.

Если учесть тенденцию к самоизоляции Китая от западных стран во второй половине XVIII в., именно Россия из всех стран «Старого света» имела в те времена с Китаем наиболее тесные сношения.

Огромный интерес к Китаю проявляли российские ученые. В 1760-1780-е гг. появляется ряд важных переводов, опубликованных бывшими сотрудниками Российской духовной миссией в Пекине – И.К. Россохиным и А.Л. Леонтьевым. В 1837 г. в Казанском университете впервые в России началось преподавание китайского языка, а в 1851 г. – и китайской литературы.

Исключительное значение для науки имели переводы и исследования по истории, этнографии, географии и лингвистике Китая, выполненные в первой половине XIX в. Никитой Яковлевичем Бичуриным, более известным современникам под монашеским именем о. Иакинф. В 1819–1851 гг. он создал китайско-русский словарь, опубликовал 14 книг и около 100 статей о Китае, перевел с китайского десятки важнейших исторических трудов. «В трудах Бичурина достижения европейской науки впервые были обогащены достижениями науки китайской, – отмечают академик Владимир Мясников и профессор Ирина Попова. – Он оценил то, что максимально полный охват материала и непреложность факта на протяжении многих веков оставались главными принципами китайской историографии. Ему удалось соединить рационализм и практицизм китайского историописания с западным сопоставительным исследовательским методом. Фактически он был первым европейским ученым, осознавшим подлинное значение китайской гуманитарной науки и признавшим ее равную ценность с западной»[55].

Отец Иакинф стал первым русским китаеведом, получившим общеевропейскую известность. Его воздействие на отечественную культуру заметно не только в области синологии: например, его рассказы о жизни в Пекине повлияли на замысел утопической повести Владимира Одоевского «4338-й год. Петербургские письма». Под влиянием трудов Бичурина Лев Толстой предпринял попытку перевести на русский язык сокровища китайской мудрости – Дао дэ цзин и Лунь юй — на язык, понятный простому русскому народу.

Весь XIX в. Китай и Россия активно упрочивали двусторонние связи. Апогей этой активности приходится на вторую половину XIX – начало XX в. В 1858 г. был подписан Айгуньский договор, вернувший России часть Приамурья, в 1860 г. – Пекинский договор, по которому России передавался Уссурийский край и ряд льгот на территории Китая.

Свободный от европоцентристских предрассудков, о. Иакинф (Бичурин) впервые дал объективную картину «гражданского и нравственного состояния» Китая. «Я первый раскрыл неверность сведений и неосновательность мнений о сем государстве, укорененных в Европе, – писал он, – и несправедливо думает тот, кто это раскрытие считает защищением».

С 1883 по 1886 г. на территории Маньчжурии существовала т. н. Желтугинская республика – уникальный пример самоорганизации русских и китайцев в общее протогосударственное образование. Уже к 1885 г. золотоносная река Желтуга привлекла на свои берега более 15 тысяч охотников за длинным рублем, в «республике» действовали жесткие законы, пресекавшие преступность, имелось собственное правительство, работали магазины, гостиницы, игорные дома и даже зоопарк.

В 1896 г. был заключен Московский договор о союзе России и Китая против Японии, в т. ч. предоставивший России право на постройку железнодорожной магистрали через Манчжурию (КВЖД), ставшую мощным фактором утверждения нашей страны как тихоокеанской державы. В 1898 г. была подписана конвенция об аренде Россией портов Порт-Артур и Дальний, по сути, превращающихся в российские военно-морские базы. В том же году был заложен Харбин – ярчайший символ российско-китайского сотрудничества. Размах строительства этого города был таким, что его сравнивали со стремительно растущими американскими городами. Всего за несколько лет он превратился в настоящий мегаполис, расположенный на перекрестке водных, сухопутных, железных и торговых дорог и, подобно же Дикому Западу, привлекающий пассионариев со всей Российской империи. Из 100 тысяч жителей более трети составляли русские. Наряду с местной в городе действовали русская администрация и полиция, ходили особые «харбинские» рубли. А после Октябрьской революции Харбин стал одним из главных центров русской эмиграции. До середины XX в. Харбин оставался единственным городом, в котором сохранялись дореволюционный русский уклад жизни и русская культура.

Уже в начале XX в. Харбин – русский город в Китае – представлял собой настоящий мегаполис

Даже в условиях военных соприкосновений с Россией (как было, например, во время Боксерского восстания 1900 г., когда русские войска вошли в захваченный мятежниками Пекин), местное население относилось к нашей стране весьма благодушно: в северном соседе жители Поднебесной видели воплощение конфуцианского принципа справедливости, в отличие от Запада, строящего свою политику по отношению к Китаю на хищничестве и неуважении к традициям.

Эта политика вызывала негодование у такого гуманиста, как Лев Толстой, обращавшегося к китайскому народу со словами поддержки и сочувствия: «Вы жили своей отдельной от европейцев жизнью, ничего от них не требуя и прося только того, чтобы они вас оставили в покое, но они, под самыми странными предлогами, лезли с своими товарами, с своею религией, и как только был какой-нибудь предлог, бросались на вас, как дикие звери, как разбойники, и вырывали у вас то, что им было нужно.

Так шло это уже несколько веков, но не потому, что вы стали иные, а только потому, что их жадность увеличилась, они в последнее время всё наглее и наглее нападали на вас, залезали к вам и захватывали обитаемые вами земли….

Войска Белого царя в Пекине. 15 августа 1900 г.

Поступки против вас европейцев вызывают в нас величайшее, негодование по своей несправедливости и жестокости. Мы всей душой сочувствуем незаслуженным страданиям, которые несет теперь ваш народ, в особенности сострадаем лишенным крова и пищи – миллионам детей, женщин, стариков; возмущаемся против зверств, совершаемых европейцами среди вашего народа, но более всего возмущены той ужасной ложью и клеветой на христианское учение, во имя которого они совершают все свои ужасы»[56].

В век великих войн и революций – судьбы Китая и России сплелись еще сильнее. Большую часть двадцатого столетия Китай, по сути, шел в фарватере своего северного соседа – в том числе, и по той причине, что Запад высокомерно игнорировал попытки Поднебесной пойти с ним на сближение.

Большую часть двадцатого столетия Китай, по сути, шел в фарватере своего северного соседа – в том числе, и по той причине, что Запад высокомерно игнорировал попытки Поднебесной пойти с ним на сближение.

Интерес к достижениям западной цивилизации появился в Китае уже во второй половине XIX в., когда великая еще недавно держава превратилась в практически бессубъектное пространство, колонию империалистических держав, разделивших ее на сферы влияния. Именно тогда правящая элита инициировала т. н. «политику самоусиления» (1861–1894 гг.), лозунгом которой стал тезис «китайская мудрость для фундаментальных принципов, западная мудрость для практического использования» (тиюн). Политика самоусиления предполагала заимствование Китаем у Запада современных технологий, в первую очередь – военных.