Лорна Дун - Ричард Блэкмор

Отчаявшись, сэр Энзор решил, наконец, обосноваться на западе Англии и в один злочастный для наших мест день прибыл сюда. Он хотел уединиться здесь вдали от бывших представителей его сословия. Я не могу назвать родные края захолустьем, но здесь у нас огромные просторы и большие возможности для любого человека. И когда он выбрал себе землю — труднодоступную, среди гор, отдаленную от крупных городов — тогда местные жители стали поначалу приносить ему угощения в знак знакомства: бекон, оленью грудинку, баранину, бочонок сидра. Так что некоторое время сэр Энзор вел вполне честный и добропорядочный образ жизни. Но постепенно к нему привыкли, и фермеры стали недоумевать по поводу его праздного бытия. По нашим понятиям любой человек, даже благородного происхождения, обязан либо работать, либо платить другим за работу по найму. Через некоторое время крестьяне и вовсе всполошились. Ведь если, владея плодородной землей, сыновья Дуна не собираются ее даже вспахивать, значит, рано или поздно эти молодцы начнут отбирать добро у других.

Я рассказываю все это со слов моих соседей и не позволю себе и крупицы лжи. Меня все уважают в округе, ибо я владею пятьюстами акрами земли (неважно, что кое-где она не огорожена заборами — это мое дело), являюсь церковным старостой и дружу с пастором, а он человек непьющий и некурящий, читает книги и тоже учился в Блюнделе. Позвольте также заметить, что я истинный роялист и соблюдаю букву закона. Так что не делайте поспешных выводов относительно моей особы и не ругайте вашего покорного слугу за то, что в повествовании моем частенько встречаются лирические отступления. Уверяю вас, все это происходит по простоте душевной и от чистого сердца.

Итак, сэр Энзор вместе с семейством и несколькими слугами обосновался у нас. Всего их было немногим более десятка, но потом число Дунов стало непомерно возрастать. Может быть, так действовала оленья грудинка, которая увеличивает жизненные силы, или баранина, или сам свежий воздух Экзмура, но одно остается явным — семейство Дунов росло куда быстрее, чем их честность.

Дуны привезли с собой несколько женщин благородного происхождения и имеющих собственные, пусть и небольшие, деньги, но потом начали похищать и местных девушек — дочерей окрестных земледельцев. Сначала невесты никак не могли смириться со своим положением, но время шло, они привыкали и становились верными женами и рожали детей. Как мне кажется иногда, женщинам всегда нравятся сильные мужчины, за которыми слабый пол может чувствовать себя как за каменной стеной.

Надо сказать, что хоть наш род и состоит из настоящих богатырей, но в среднем поставьте в ряд с полсотни мужчин, и лишь один из них сможет состязаться с Дунами по красоте и мощи телосложения. Так что в смысле привлекательности Дуны, конечно, выигрывали перед моими земляками, хотя и мы кое-что умели и в случае чего могли дать им достойный отпор. Однако женщины почему-то останавливали свой выбор на них. Я не могу пожаловаться ни на свой рост, ни на силу, но за свои слова отвечаю, ибо многое повидал в этой жизни.

Скорее всего, им действительно приходилось туго поначалу, но если бы все дружно воспротивились, когда Дуны впервые вышли на большую дорогу, возможно, их «ремеслу» и настал бы конец. Но и землевладельцы, и крестьяне, и пастухи наивно считали, что раз уж кого-то ограбили, то, видать, человек он сам был нечестный. Кое-кто ворчал себе под нос, не соглашаясь с ними, а другие просто посмеивались и отшучивались. Короче, никто не предпринимал решительных действий, чтобы прекратить все эти безобразия.

Вскоре слух о Дунах разнесся по округе, а их деяния зашли так далеко, что соседям стало уже не до смеха, и при одном упоминании имени «Дун» женщины хватали младенцев в охапку и прижимали к груди, а мужчины бледнели и затихали. Получилось так, что сыновья и внуки сэра Энзора Дуна выросли вне закона и были воспитаны в духе презрения и ненависти к ближнему и жестокой грубости по отношению к бессловесным тварям Господним.

Единственное, что считалось в их роду хорошим качеством, так это то, что все свои традиции и веру они неизменно передавали потомкам. Правда, тем страшнее становились они для окружающих, ибо одним из правил была кровная месть каждому, кто осмелился бы поднять руку на члена клана Дунов. Однажды, вскоре после моего рождения, Дуны грабили под покровом ночи дом богатого сквайра. Хозяин выстрелил только раз, ранив одного из разбойников, но об этом поначалу никто даже и не догадался, кроме самого раненого. Дуны не стали убивать ни мужчин, ни женщин и даже сжигать сам дом, но на обратном пути в свое логово один из банды вдруг упал с коня и умер. Юноша никому не сказал, что в него угодила пуля, а возможно, и сам, не обратив внимания на рану, медленно погибал от внутреннего кровотечения. Его братья аккуратно положили умершего в заросли черники, а сами вернулись в селение, туда, где был смертельно ранен их соратник. Они не оставили в живых ни одного человека, ни мужчину, ни женщину и спалили дом. Чудом уцелел один ребенок, который после этой ночи лишился рассудка.

Эта трагедия многому научила моих земляков. Самые осторожные и рассудительные решили просто не вмешиваться в дела Дунов и не попадаться им на пути, тем более, что к тому времени их клан набрал силу, так что войти беспрепятственно на их территорию смог бы, наверное, только полк хорошо вооруженных и обученных солдат, да и то с большим трудом, как вы в этом убедитесь позже…

Кроме прекрасно защищенной крепости, Дуны тщательно подбирали и своих людей. Каждый из них по праву считался великаном — высокий, стройный, весом под сто килограммов. Всех сыновей и внуков как самих Дунов, так и их челяди по достижении 24-летнего возраста подвергали необычной проверке. Босыми ногами юноша должен был встать в дверном проеме дома самого сэра Энзора. Нормой считалось, если головой молодой человек достигал притолоки, а плечами упирался в косяки. Если же юноша не подходил под этот стандарт, то его с позором выкидывали в ущелье, с тем, чтобы тот (если, конечно, по капризу судьбы он выживет) как может, влачил свое жалкое существование. А дверь эта в высоту имела под два метра и сантиметров шестьдесят в ширину. Правда, мне достоверно известно, так как я знал многих из них, что из всех потомков Дунов (не считая, конечно, советника, которого держали за мудрость) только двое или трое не смогли пройти эту жестокую проверку и были предоставлены своей судьбе.

Впрочем, лично меня такое испытание не страшило, ибо, если бы Дуны решили привести меня к той двери, когда мне исполнилось двадцать, я бы вынес ее вместе с косяком, но я скорее исключение среди наших жителей, которые, конечно, значительно уступали Дунам. К тому же все в их клане были превосходными стрелками и попадали из карабина кролику в голову за семьдесят метров, даже мальчики. Некоторые из вас могут похвастаться и лучшими результатами, но только Дуны стреляли так метко и с плеча, и навскидку. Я, например, не верю в легенды о Робин Гуде, где описывается, как он расщеплял стрелой очищенные от коры веточки на расстоянии полутора сотен метров. Тот, кто сочинял эти сказки, и не представляет себе, что стрела, даже попав в такую палочку, не расщепит ее, а соскользнет в сторону. Пусть он самолично возьмет лук и попробует проделать подобный опыт, отойдя метров на десять от цели, или даже на пять.

Итак, если вы внимательно прочитали все то, что изложено здесь, вы уже имеете представление о Дунах, хотя я рассказал далеко не все, а только то, что мне особенно запомнилось. Теперь вы поймете, почему никто не обратился к правосудию по поводу смерти моего отца. Нам частенько приходилось возвращаться домой в темноте, и кто знает, что могло случиться, попадись нам по дороге жаждущий мести сын или внук Дуна…

Поэтому мы тихо и без лишнего шума похоронили отца на небольшом церковном кладбище Оара, рядом с которым протекает река Линн. Мать, конечно, голосила и причитала, остальные держались более или менее спокойно. Могил на кладбище было не так и много, поскольку всю местность занимают либо крестьянские угодья, либо болота, а население здесь невелико. Если мы хоронили кого-то раз в три года, то потом вспоминали об этом событии месяцами, и похороны на долгое время служили главной темой для разговоров — до следующих похорон.

Энни на кладбище не пустили, потому что она ужасно рыдала. Ее оставили дома, и она смотрела из окна, не переставая реветь, как отбившийся от стада теленок. Элиза пошла вместе с нами, но она не проронила ни единой слезинки. Да и сам обряд похорон ее скорее удивил, чем опечалил, поскольку ничего подобного она в жизни своей еще не видела. Бедняжка, она была просто еще очень мала и не понимала, слава Богу, что это значит — потерять отца.

Глава 6

Необходимая практика

Я мало что помню о событиях той зимы, скажу только, что мне очень не хватало отца, особенно когда дело доходило до охоты или обучения пастушьих собак. Я частенько с завистью смотрел на отцовское ружье, которое давным давно нашли в море близ Гленторна и которым он очень гордился, хотя это был всего-навсего старинный мушкет. Я вспоминал, как держал фитиль, пока он прицеливался в кроликов, а один раз нам даже попался олень, кормившийся в кустах. Но тогда я зря надеялся, что мне удастся пострелять. Уже гораздо позже я увидел, что Джон Фрэй решил снять мушкет со старой полки, где отец оставил его, и, увидев, как небрежно Фрэй обращается с оружием, я чуть не расплакался от обиды.