Неразменный рубль - Ольга Денисова

— Зачем тебе Наташка? — парень широко улыбнулся. — У тебя получше девушка есть. Да ты садись, садись, раз зашел.

— Она была здесь?

— Ну и была. И что теперь?

В ванной шумела вода — парень в сером костюме был в номере не один. Хороший ему достался номер, трехкомнатный, с холодильником и телевизором. Полулюкс.

— Что ты ей наговорил? — Латышев все же сел в предложенное кресло.

— То же, что скажу тебе. Никакой души Вечный вор у тебя не забирал. Потому что ты не смог убить собаку. Убил бы собаку — был бы совсем другой разговор.

— Но… — Латышев смешался: он не ожидал такой откровенности. — Но ведь что-то он мне все-таки дал…

— Дал. За честно нарисованную на зеркале дверь Вечный вор исполнил одно твое нехитрое желание. Думаю, ты должен быть доволен — девочка тебе досталась что надо!

— Да я бы и без него… Да она бы и без Вечного вора…

— Кто же теперь может точно сказать? — глаза парня смеялись.

— Я думал, он дал мне… удачу… — Латышев вопросительно глянул на парня в костюме.

— Удачу? Ха-ха три раза! За такую удачу мало дохлой черной собаки, это стоит дороже… Минимум — убитая девственница.

Зловеще это прозвучало. Так зловеще, что Латышев почувствовал, как кровь отливает от лица и по телу волной бежит озноб.

— Издеваешься? — спросил он чуть дрогнувшим голосом.

— Разумеется, — парень стал вдруг серьезным. — Но легкие деньги всегда стоят дорого.

В ванной перестала шуметь вода и послышалась возня.

— Что, за них надо обязательно продать душу? — спросил Латышев, неуверенно усмехаясь.

— Душу? Никто не заберет твою душу, пока ты сам ее не отдашь. А отдашь ты ее незаметно, без клятв и кровавых подписей. И будешь плясать вокруг пьедестала золотого тельца вместе со всеми, и возносить ему хвалу, и приносить ему жертвы, и думать, что он — оправдание всему: и лжи, и подлости, и убийству. — Парень помолчал, а потом продекламировал, вскинув руку: — «И людская кровь рекой по клинку течет булата!»

И хотя жест этот был нарочито театральным, глаза парня полыхнули вдруг злым, холодным огнем, и хитринка, прятавшаяся на дне его взгляда, исчезла, а Латышева снова передернуло — от необъяснимого, иррационального страха. Но тут дверь из ванной распахнулась, и в комнату шагнул невысокий толстый человек — тот, что вчера приехал на черной «Волге». Только теперь он был в махровом халате и босиком.

— Генка, что ты ребенку голову дуришь, а? — спросил он ворчливо, но беззлобно.

— Я на курорте. Считай, что я так развлекаюсь, — парень хитро улыбнулся, оглянувшись на своего соседа.

— Ты в первую очередь на работе, а потом уже на курорте. Не слушай его, мальчик. Он городит чушь. Никаких Вечных воров в природе не существует, душа — это абстракция, которая не продается, не покупается и не может быть украдена или отдана. А Генка — просто шутник.

— Я говорю со школьником на понятном ему языке, — парень хитро изогнул губы, и неясно было, сдерживает он смех или негодование. И Латышев подумал вдруг, что ему не тридцать лет, а гораздо больше…

Захотелось уйти. Срочно уйти, убежать — как будто он куда-то спешил. Нет, не спешил — опаздывал.

— Ох, сдается мне, ты сам этот язык только что придумал… И никому, кроме тебя самого, он непонятен. Поздно уже, я спать, а ты — как хочешь.

— Я попозже, — тот махнул рукой и повернулся к Латышеву: — Кстати, меня зовут не Генка, а Геннадий Иванович.

Латышев же с приоткрытым ртом уставился на толстяка: ему вдруг показалось, что глаза у того разного цвета. Но толстяк уже повернулся к нему спиной, прошел в соседнюю комнату и плотно прикрыл за собой дверь.

— А Наташка твоя весь день по поселку рыскала, искала черную собаку. Хочет выкупить у Вечного вора твою душу. Я ей сказал, что собаку убивать не обязательно, сойдет и живая… — «Геннадий Иванович» расхохотался.

— Зачем ты над ней издеваешься? — вспылил Латышев неожиданно для себя.

— Да как же над вами не издеваться? Говорил ей: нет никакого Вечного вора, никто не забирал душу у Сани Латышева, — не верила. А сказал, что нужна черная собака, — поверила тут же! Ладно, иди, жди ее дома. Прощения проси — может, простит. Думаю, простит, — они нас всегда прощают.

— За что это я должен прощения просить?

— Даже не знаю… Иди, сказал. Мне некогда.

А тревога не прошла… Латышев поднялся, понимая, что больше ничего ему тут не скажут, но на пороге «Геннадий Иванович» его окликнул:

— Слышь, Саня Латышев… Ты только дома ее жди, ладно? Искать не ходи.

И голос у него при этом был добрый и просительный, а не хитрый и глумливый. Да Латышев искать ее и не собирался! Впрочем, как и ждать.

Ни искать, ни ждать Наташку не пришлось. Он спускался от Фрунзенского шоссе к Партенитской улице, когда ее увидел: она шла ему наперерез — возвращалась домой. В «Крыме» продолжалась дискотека — пел идеологически невредный Джо Дассен. А с ним соперничал «Гуляка», доносившийся из опущенного окошка припаркованных возле магазина красных «жигулей».

Наташка оставалась в той же невообразимой кофте, только волосы у нее высохли и плавно легли на плечи. И была она такой же несчастной, как тогда, когда Латышев целовал ее возле лифта. Нет, не несчастной — маленькой какой-то, беззащитной… И шла как раз к тому самому месту, где черная «Волга» сбила черную собаку.

И в тот миг, когда мощные скрипки прервали голос французского шансонье, совсем другая мелодия вдруг всплыла в голове Латышева. Все вообще произошло в одну секунду: тронулись с обочины красные «жигули», сразу набирая скорость, а Латышев догадался, за какой металл гибнут люди. Сумка! Сумка из Средней Азии, которую надо отвезти в Ялту! И если такое простое поручение стоит столько же, сколько мама получает в месяц, то что в ней, в этой сумке? За такую удачу мало черной собаки… Кто позволит Наташке кричать об этом на каждом углу? Да они ведь ждали ее здесь, ждали, когда она пойдет домой! Убитая девственница?!

Латышев рванул с места, надеясь, что машина не обгонит его (спасибо фирме «Адидас», в кедах бы так не получилось), и ему казалось, что бежит он очень долго и медленно. Зачем, зачем он сказал, что Наташка — дочка физрука? Ведь нетрудно выяснить, где живет сотрудник «Айвазовского»…

Наташка повернула голову и приостановилась.

— Беги, сестренка! — что есть силы выкрикнул Латышев и тут же понял, что бежать ей некуда — догонят. И ему самому тоже нет никакого смысла бежать, ведь единственное, что он может сделать, — встать на пути «жигулей» (он не подумал тогда, что машину это не остановит).

До Наташки оставалось каких-то пять шагов, когда Латышев развернулся к машине лицом и развел руки в стороны, будто в самом деле надеялся закрыть Наташку от удара. Он не заметил, что со всех сторон к ним бегут люди в серой форме, — его ослепил свет фар, глянувший прямо в глаза. И, может быть, в тот миг он даже испугался, но сделать все равно ничего не успел. Оглушительно завизжали тормоза — водитель, в отличие от Латышева, увидел, что попался. Но спасло Латышева не это — снизу, с Партенитской, в бок «жигулям» на полной скорости врезалась черная «Волга». Ее развернуло от удара, и Латышева бросил на дорогу не бампер «жигулей», а багажник «Волги». И он успел подумать, обдирая об асфальт локти и колени: конец и пусеру, и джинсам.

— Я так и знал, ребята, что о машине вы не подумали… — далеко за спиной раздался хлопок дверцы, и голос «Геннадия Ивановича» (насмешливый и спокойный) вернул Латышева к действительности.

Наташка ревела навзрыд — испугалась, наверное. Людей было много, голосов много. Рации шикали, а в них кричали о «скорой» и труповозке. И Латышев решил было, что труповозка предназначена для него, и попробовал сесть, морщась и шипя сквозь зубы, — чтобы убедиться в том, что жив. Но хотя удар багажником показался ему сильным, на самом-то деле пришелся вскользь.

Водитель «Волги» не вышел из машины и сидел, опустив голову на руль. И Латышев понял почему (верней, ему сказал об этом внутренний голос): потому что минуту назад убил человека. Того, который вел «жигули». И хотелось узнать, кто сидел за рулем «жигулей», но Латышев побоялся взглянуть в ту сторону.

— Танк, а не машина, — «Геннадий Иванович» (в неизменном сером костюме) похлопал «Волгу» по капоту и подмигнул Латышеву: — Мы бок хотели подставить — не успели.

А Латышев подумал, что если бы он не сунулся, то «Волге» как раз хватило бы места, чтобы подставить бок.

— Не, ты так не думай, — «Геннадий Иванович» подошел к Латышеву и сел на асфальт рядом с ним. — Дурак ты, конечно, но все равно молодец. Сильно ушибся?

Латышев покачал головой.

— К врачу надо обязательно. Может, ты просто не чувствуешь. — «Геннадий Иванович» помолчал, глядя на смятые «жигули». — Люди гибнут за металл… Это не Олег, не переживай. Он, в отличие от тебя, не дурак. А жаль. И менты хороши: они, понимаешь, и слушать не стали, что девственница должна умереть там же, где и черная собака…