Аномалии (ЛП) - Тёрнер Сэди

Забыть, что я когда-то была другой.

Каждый день, когда Клаудия снова заводит свою шарманку про нашу историю, я хочу закричать, что мне скучно. Что я знаю о каждом факте про наше прошлое, о котором она собирается рассказать. Но я молчу. Мы все… кроме Бертона, который раздражает ее, постоянно задавая вопросы. Я думаю, что это в его природе, потому что он из Учебной Общины, но не хорошо так сильно выделяться. И все же Бертон не собирается молчать. Я знаю, что он злит ее, потому что с каждым днем она проявляет все меньше и меньше терпения к нему. А Заступники известны своим терпением.

Это как раз то, что делает их опасными.

После обеда Клаудия отправляет к нам инструкторов, которые дают нам серию ежедневных тестов. Эти тесты предназначены как для определения нашей предрасположенности к определенной общине, так и сходства друг с другом. Инелия ― пожилая дама с серыми глазами и седыми длинными волосами, заплетенными в тугую косу. Я думаю, она пропустила пункт в правилах, где говорится, что почти у всех Заступников короткие волосы. Ее волосы великолепны и достают до середины спины. Она слегка хромает и ходит с тростью из черного дерева, как цвет её кожи. Но Инелия не инвалид, а как раз наоборот. Хотя она и самая старшая по возрасту из вожатых, обычно она очень бодра. На тренировках по боевому искусству мастерски использует свою трость ― как будто у нее черный пояс по боям с палкой. Даже Радар, эксперт по Крав-маге, не ровня Инелии, которая каждый раз уделывает его в схватке рукопашного боя.

Я никогда не занималась боевыми искусствами, но, к счастью, я схватываю очень быстро. Я лучше учусь, наблюдая, и я поняла, что схватка ― это не столько моя собственная сила, сколько предвидение действий противника. Уже через несколько дней я могла победить любого, включая Радара. Я не уверена, почему я впитываю навыки так быстро, но знаю, что если посмотрю в глаза противнику, я предскажу его движения за секунду до того, как он начнет действовать. Поэтому я реагирую и ловко их устраняю. С Каем драться легче всего, и каждый раз я его уделываю. Его дерзость раздражает меня, и на мате я выпускаю свою агрессию.

Инелия учит нас всему физическому: стрельбе из лука, боевым искусствам, скалолазанию и плаванию. Я лучшая в плавании и легко выигрываю каждый заплыв. Кай сильно отстает, но приплывает вторым только из-за того, что он хороший спортсмен, а остальные Аномалии даже близко не стоят с нами. Большинство из нас помогают Микаэле, которая едва может грести по-собачьи. Серьезно, какой пятнадцатилетний подросток не умеет плавать? Хотя я не уверена, как факт того, что я отличный пловец, поможет мне быть запечатленной. Это лишь доказывает, что я принадлежу к Океанской Общине. Что касается запечатления, эм… перспективы того, что этот навык поможет запечатлиться, слабы.

Макс ― второй инструктор. Настолько, насколько Инелия может быть добра, настолько противоположным может быть Макс. Высокий, смуглый и ужасно симпатичный. Его красота противоречит его жестокости. У него тоже есть трость, но она ему не для ходьбы. Если мы даже колеблемся на тестах по остроте ума — он бьет нас тростью по ногам и рукам сзади. Это садистская и устаревшая форма наказания, но Макс предпочитает ее более изощренным способам, таким как электрошок и нейромедиаторную терапию. Большинство Заступников, в этом смысле, просто варвары. Они предпочитают немедленную физическую боль. Вот почему все казни, а они довольно редки, ― это повешение. В каждом городе есть виселицы, как напоминание последствий неповиновения Глобальному Управлению.

Последними тремя повешенными были люди из Учебной Общины, которые подвергли сомнению авторитет Собека. Бедный Бертон — явный продукт своей общины — страдает больше всех от ударов Макса, потому что доводит его своими нескончаемыми вопросами. Худые ноги Бертона покрыты рубцами от палки Макса. Это беспощадно, но Заступники имеют репутацию беспощадных людей. Кай, каким-то образом, стал любимчиком Макса, а все остальные находятся где-то между этими двумя крайностями.

Что мне больше всего нравится в уроках Макса, какими бы жестокими они не были, так это то, что благодаря им мой мозг начинает работать. Каждый день он концентрируется на новом умении, которое я раньше не изучала. Которое, я думала, не важно. Умения, с которыми обычный пятнадцатилетний подросток не знал бы как обращаться.

― Как твое имя? ― рычит Макс, когда я сажусь напротив него на уроке по навыкам собеседования.

― Кива Ти, ― отвечаю я, смотря в окно на Блу, хихикающую с Каем. Я не могу понять, почему она так меня беспокоит. Может быть, потому что она вешается ему на шею. Это отвратительно.

― Сосредоточься, ― рявкает Макс. ― Когда ты допрашиваешь кого-то, зрительный контакт очень важен.

― Я думала, что это урок по навыкам собеседования, а не допроса, ― отвечаю я.

― А в чем разница?

― Собеседование — это чтобы узнать кого-то, а допрос — это… ― Я колеблюсь. Я видела допросы только на видео. Обычно они включали запугивание беззащитной жертвы для получения информации. И я не знаю, что сказать.

Макс встает, ожидая моего ответа. Он обходит стол и становится за мной. Я сильно напугана и чувствую, как волосы встают на моем затылке, когда он облокачивается на спинку моего стула и дышит мне в шею. Я не вижу его, но могу представить угрюмое выражение его лица.

― Это… допрос — это…

Хрясь. Трость Макса ударяет меня по руке, оставляя рубец.

― Что такое допрос, Кива?

― Это когда кто-то использует тактику устрашения для сбора информации. ― Я пытаюсь контролировать дыхание, не хочу плакать перед этим человеком. Перед этим монстром.

― Это было так сложно? ― спрашивает он.

Я оставляю руки на столе. Не хочу доставлять ему удовлетворение, показывая свою боль.

— Собеседование — это набор стандартных вопросов и ответов, чтобы получить информацию. На допросе же ты получаешь правду, ― спокойно говорит Макс, как будто ничего не произошло. ― Они взаимозаменяемые, когда ты научишься использовать их правильно, но в любом случае зрительный контакт является ключевым навыком. Когда ты смотришь кому-то в глаза, ты можешь определить, когда он лжет. А сейчас солги мне.

― Что? ― Что с ним такое? Он просто ищет причину еще раз ударить меня своей тростью?

― Я собираюсь показать тебе, как я определю, что ты лжешь. Я задам тебе три вопроса. Солги в ответ на два из них, а на один ответь правду. Первый вопрос: Как зовут твою лучшую подругу?

― Хм… Сессиль.

― Нет! ― рявкает Макс. ― Я даже не буду его засчитывать. Никаких «хм» перед ответом, это сразу показывает, что ты лжешь. У тебя также было вербальное разъединение. Ты качала головой, как будто пытаясь убедить меня, что это было правдой. Но это ложь. Следующий вопрос: кто твой самый нелюбимый человек в Лагере Монарха?

― Вы.

Макс смеется, удивленный и впечатленный моим ответом.

― Правда. Расскажи мне о чем-то, что ты не должна была делать, но сделала.

― Отец не разрешал заплывать за риф, пока мне не исполнилось десять. Но когда мне было восемь, кто-то поспорил со мной, что я не смогу туда доплыть. Мне было сложно удержаться. Течение было сильным, и рыбаку пришлось спасать меня.

― Ложь.

― Как вы поняли? ― Я поражена. Я смотрела Максу в глаза и чувствовала себя уверенной, когда рассказывала историю. Это могло случиться. Мой отец предупреждал меня не заплывать за риф, и рыбак однажды спас Аннику, когда она тонула. Я просто соединила истории.

― Ты почти не использовала слово «я». Большинство подростков начинают практически каждое предложение с «я». Ты психологически дистанцировала себя ото лжи. Еще ты ерзала. Следующий вопрос. Расскажи про свое самое страшное воспоминание, и почему оно им является.

Я отвечаю сразу же, старательно используя «я» в предложениях, не киваю головой и не ерзаю.

― Я ужасно боюсь змей. Однажды я гуляла с Рейн по пещерам, и, когда мы сели отдохнуть, рядом со мной свернулась змея. Я так испугалась, что закричала. Это была неядовитая змея. Так сказала Рейн, а она знает обо всем. Но я была в ужасе.