Из записной книжки отставного приказчика Касьяна Яманова - Николай Лейкин

1 сентября

С сегодняшнего дня я рекомендую карболевую кислоту от всяких зол всем и каждому, а именно: мужьям, желающим отвязаться от жен, женам от мужей, приказчикам от хозяев, должникам от кредиторов, купеческим сынкам от строгого присмотра тятенек и пр. Стоит только посыпать ею ненавистного человека. Делаю это по опыту. Как там ни говори, а третьего дня я только чуть-чуть посыпал постель Ивана карболевой кислотой, и она уже успела сжить его с места. Вчера он отправился вместе с возами мебели в город, по дороге запьянствовал и пришел домой только сегодня, вследствие чего генеральша отказала ему от места.

Ура! Наше взяло, и Марья Дементьевна моя! В радости поцеловал ее в уста сахарные трижды. Она же просила меня подарить ей шубку с беличьим воротником. Обещал.

2 сентября.

Осматриваюсь и мало-помалу знакомлюсь с домом. Самое замечательное лицо в нашем доме — это портерщик. Человек умный и ученый, хоть и из отставных солдат. Читает «Сын Отечества», «Общепонятный Лечебник» и поминутно говорит о медицине. То и дело слышишь: «Возьми толченого стекла, кирпичу, золы, оным натирайся и пей». В портерной у него висит клетка, а в клетке этой сушеная рыба. Спрашивал у него, что это за штука такая? — Это, говорит, лекарство от запою. Второе замечательное лицо — Аграфена, кухарка купца Семистволова. Баба красавица — кровь с молоком. Голос что твой кларнет. Прежде торговала по дворам селедками. Дворники, мастеровые и кучера без ума от нее и то и дело караулят ее под воротами.

Марья Дементьевна напоминала насчет шубки. Обещал.

4 сентября.

Как так ни говори, а шубку купить ей надо, потому девица-то уж очень прекрасная. Но где взять денег! С этим съездом я крепко поиздержался. Разве дружественную лотерею и разыграть кое-какие старые вещи? Билеты разберутся скоро, потому что дом, где живем, огромный и прислуги всякой гибель. Решено, сделаю новоселье с лотереей, тем более что на эту удочку деньга преотменно хорошо ловится.

Сегодня генеральша объявила мне, что послезавтра она едет к сестре в Царское Село, где и пробудет двое суток. Чудесно.

5 сентября.

Сегодня составил ерестик выигрышей. Вот он:

1) Енотовая шуба, крытая черным сукном. (Ее выиграет для виду дьячок Ижеесишенский и потом передаст мне обратно.)

2) Бинокль жженой кости.

3) Книжка «Како мне жить свято».

Остальные выигрыши состоят из фаянса, хрусталя, бронзы и пр.

Цена билету 20 к.

6 сентября

Сегодня поутру был в прачечной и в мелочной лавке и прочитал там во всеуслышание программу новоселья. Обещался быть и сам хозяин лавочки и взять на пять рублей билетов. Отчего, говорит, своих покупателев не побаловать? Дом у вас большой и нашего товару достаточно требуется. Только не всякое лыко в строку ставьте, коли ежели мы что насчет весу или заборной книжки… Будьте, говорю, покойны. Рука руку моет. На новоселье обещались прийти многие. Некоторые кухарки, не имеющие на лотерею денег, тащат в залог платки и юбки.

8 сентября

Вчера состоялось новоселье. Выручки от лотереи с лишком сто рублей. Тут не только Марье Дементьевне на шубку, но и мне на штаны хватит. В час ночи выгнали всю публику и ужинали в компании, состоящей из меня, дьячка, француза, Маши и кухарки Аграфены, Ведь поди ж ты! Совсем русская баба эта Аграфена, в сарафане, а французу понравилась. Это, говорит, бель-фам.

Что ни говори, а в Петербурге деньги наживать можно, нужно только уметь взяться за дело да иметь поменьше совести.

24 сентября

Как там ни говори, однако, а каким-нибудь делом заняться следует. Ведь есть же и такие дела, которые можно начать и без капитала. Хоть я и получаю от генеральши двадцать пить рублей в месяц жалованья за своё медиумство, но этого мне мало, так как Марья Дементьевна с каждым днем становится все — более я более похожею на бездонную бочку — и того подай, и другого, и третьего. Давно ли я ей купил шубку с беличьим воротником, а уж теперь она просит черное шелковое платье. Нынче, говорит, все дамы носят. Пробовал ей доказывать, что она не дама, но ничего не принимает в резон. Скверно!

Лишь только я написал эти строки, как нам принесли газету «Голос». Стал ее читать и в отделе «Новости заграничные» прочел следующее:

«Парижская полиция напала недавно на след совершенно новой промышленности. Она арестовала человека, который торговал веревками повесившихся и продавал их по 5 франков за метр. Человек этот сознался, что веревки эти особенно раскупаются несчастными игроками и что он продавал их в год от 1,500 до 1,800 метров».

Какая богатая и счастливая мысль! Делом этим можно заняться и у нас в Питере и, что всего важнее, одному, без денежного компаньона. Клубы Приказчичий, Благородный, Немецкий и Купеческий поддержат коммерцию. Даже мало того, промышленность эту можно развить и в недрах Английского клуба. А игорные дома, а частные семейства, а ярмарки? Да что, достаточно и одних клубов! Как известно, в них вдесятеро больше несчастных игроков, нежели счастливых. И вся эта масса несчастных бросится покупать веревки. Решено: займусь продажей веревок повесившихся! Игроки в мушку смело дадут за это сокровище по три рубля за аршин. Мысль эту сообщил Марье Дементьевне. Одобрила и спросила: «Но где ж ты возьмешь веревок, на которых вешались?» Куплю, говорю, каких ни на есть старых на Толкучке, а там разбирай поди, вешались ли на них или нет!

25 сентября

Делу о продаже веревок в клубах дал некоторую огласку, а именно: рассказал о ней в мелочной лавочке и в прачечной нашего дома. Огласка эта будет лучше всякой публикации в газетах, и дело о продаже будет известно менее чем через сутки всему околотку, огласку эту могу рекомендовать всем иерусалимским немцам-полотнянщикам, тратящим большие суммы на газетные публикации о распродажах. Удивляюсь, как лица эти, в течение десяти лет занимающиеся «быстрою распродажей только до 15 октября по причине передачи магазина», до сих пор; не прибегали к этому способу публикации! А между тем дело очень просто. Стоит только прийти в мелочную лавку, купить пачку папирос и рассказать лавочнику в присутствии кухарок и горничных, что вот-де «компаньон нашей фирмы, съеденный дикими на Сандвичевых островах, требует расчета и ликвидации дел, а потому объявляю быструю генеральную распродажу», и при этом сообщить адрес своего магазина. Горничные и кухарки передадут это барыням, а те со всех ног бросятся в магазин.

Самому неизвестнейшему сочинителю в России, Александру Качу, написавшему трактат о пользе мельхиоровых подстаканников, советую поступать таким же образом.

26 сентября

Утром прочитал в газетах, что сегодня в Приказчичьем клубе назначен семейно-танцевальный вечер, а потому и решил начать свою торговлю веревками именно в этом клубе, для чего поутру сходил в Толкучку и купил на полтину старых веревок. В восемь часов вечера, запихав веревки в карманы сюртука, а также опоясавши ими себя, под жилетом, я отправился в клуб. Не заглядывая в танцевальную залу и пройдя мимо буфета, во избежание соблазна, зажмурившись, я прямо попал в игорные комнаты. Игроки в мушку были в сборе. Кругом царствовала тишина, изредка прерываемая возгласом «картошника»: «В двадцать копеек место свободное!» В углу уныло стояли лакеи и ожидали, пока кто-нибудь из игроков крикнет: «Человек! рюмку мараскину и на закуску огурец!» То там то сям шныряли ростовщики. Я подошел к одному из столов, за которыми сидели, между прочими игроками, восточные человеки в лезгинках, и поместился за столом между худой и желтой, как лимон, дамы. Около нее стоял ее муж, жирный мужчина, и так сильно вздыхал, что переворачивал своим вздохом лежащие на столе карты. Дама проигрывала, оборотилась к мужу и произнесла: «И что за глупое распоряжение не пускать в клуб детей? В летнем помещении, когда я нашу Манечку сажала, так та завсегда мне выигрывала». «Известно, младенцы — ангельские души, — вздохнул муж и прибавил: — А ты переверни стул, помогает…» «Вертела уж, да ничего не берет». «Веревку висельника хорошо при себе иметь. Отменно помогает», — проговорил я. «Знаю, — отвечала дама, — но где ее возьмешь?» «Найдем-с». Я слегка ткнул даму под мышку и таинственно поманил к себе. Она встала с места, посадила за себя мужа и подошла ко мне. «Не желаете ли веревочки-то? Самая что ни на есть лучшая», — предложил я даме. «Ах, сделайте одолжение!» — воскликнула она. «Одолжения, — говорю, — мы не делаем, а продавать продаем». — «Почем?» — «Пять рублей аршин». Начали торговаться, и наконец, сторговались за три рубля. Это был мой первый почин, а ведь почин дороже денег!

Второй аршин веревки я продал какому-то чиновнику Военного Министерства. Коли, говорит, выиграю, так ладно, а не выиграю — сам на ней удавлюсь. Третий аршин попал купцу. Тот долго торговался, нюхал ее, слегка пожевал, предлагал поменяться с ним на лошадиную подкову и в конце концов дал два рубля и угостил меня водкой.