Агония - Александр Афанасьев

На обратном пути я и Константин Иванович все время посматривали в зеркало заднего вида. Победы больше видно не было, зато появился белый Москвич, почти такой же, как и у майора Глазко. Довел нас почти до самого моего дома, потом, куда-то исчез. Сбросить хвост на сей раз, мы не пытались.

Москва.

Вечер 31 января 1971 года

Отец снова пришел поздно, уже после восьми и мы всей семьей сели ужинать. Уже в самом конце ужина отец как бы невзначай спросил:

— Ну как практика проходит, сын?

— Интересно, па! Правда, тяжко…

— Ну, ничего. Тяжело в учении — легко в бою, как говаривал известный русский полководец Александр Васильевич Суворов — назидательно промолвил отец

— Сегодня утром ездил в прокуратуру, составляли план следственных мероприятий. По дороге за нами вроде как даже следили.

— Глупости — нахмурился отец — какой смысл за тобой следить? Наверное, тебе показалось.

— Да не только мне показалось — ответил я — вместе со мной был майор Глазко, опытный сыщик из МУРа, слежку он обнаружил. Но мы от них оторвались — по дворам ушли.

— Бред какой то — отец нахмурился еще сильнее — У тебя ведь нет никакой секретной или опасной информации. С чего за тобой следить и кому это надо?

Мне стало обидно, и я сказал

— В конце концов, я следователь прокуратуры (не следователь, а стажер конечно…) и за мной могут следить в связи с моей служебной деятельностью. Пару дней назад, например мы на убийство одно выезжали в центре Москвы — может из-за него за мной следят?

Мне показалось или отец вздрогнул?

— А кого там убили — как бы невзначай поинтересовался отец

— Да полковника одного милицейского, фамилия кажется Комаров. Ты его знал? — как бы невзначай в свою очередь поинтересовался я

— Нет — медленно ответил отец — не встречались

И вот теперь вздрогнул я. Отец явно лгал — фотографию, на которой был изображен отец вместе с убитым, я прекрасно помнил.

— Точно не знал — усилил нажим я

— Точно, точно — вдруг вспылил отец — хорош уже отца допрашивать! Доедай котлеты — а то мать обидится.

Место, координаты которого неизвестны

Подмосковье, 40 километров от Москвы

02 февраля 1971 года

Генерал милиции Соболев Владимир Михайлович приехал на объект уже в семь часов вечера, когда рабочий день закончился и совслужащие в общей своей массе обедали дома, в кругу семьи. Однако были и те, у кого с наступлением темноты рабочий день только начинался.

Черная Волга генерала Соболева, за рулем которой сидел он сам, свернула с Минского шоссе на неприметный, заметенный снегом проселок. Проселок этот знали очень немногие — он был очень узким, к тому был скрыт лесным массивом и резким поворотом. Случайный человек вряд ли мог на него попасть — для этого надо было прямо перед поворотом снижать скорость километров до тридцати в час и съезжать, считай, в кювет. Этого проселка не было ни на одной карте, он не был обозначен каким-либо дорожными знаками, ни он, ни то, что за ним находилось. Проселок зимой чистили только тогда, когда наметало столько снега, что проехать по нему становилось решительно невозможно.

Отчаянно буксуя Волга пробиралась по глубоким сугробам, генерал Соболев давил на газ матерясь сквозь зубы и вспоминая, как дней десять назад его машина здесь же застряла и ему пришлось по морозу идти около километра за тягачом чтобы вытащить машину к объекту. Только после этого Горин распорядился немного почистить проселок — "конспирация, батенька, превыше всего". Дорогу Соболев помнил наизусть, ездить приходилось часто — неопытный водитель рано или поздно просто врезался бы в дерево — проселок был извилистый и содержал немало опасных поворотов. Даже летом ехать по нему можно было со скоростью тридцать километров в час максимум, зимой же эта цифра в лучшем случае опускалась до десяти.

Наконец минут через тридцать Волга Соболева выбралась к КПП.

Сам КПП производил сильное впечатление — мощный шлагбаум, который бы не снес и груженый ЗИЛ, две бетонные будки охраны, по обе стороны от них идет двухметровый забор с колючей проволокой и проволокой под током. В каждой будке дежурили по три солдата, кроме штатных автоматов АКМС у них были по гранатомету РПГ-7 с солидным запасом гранат и станковому пулемету Горюнова в каждой будке. Такой наряд охраны способен был выдержать какое-то время даже штурм армейских частей, дав сотрудникам объекта время, чтобы уничтожить секретные документы.

Один из солдат, дежуривших на КПП, подошел к Волге Соболева, фонариком осветил лицо генерала. Его автомат был снят с предохранителя и поставлен в режим автоматического огня, патрон дослан в патронник — устав караульной службы генерал Горин не признавал. Соболев знал, что один из солдат в это время держит машину под прицелом станкового пулемета. Несмотря на то, что генерал бывал здесь часто, проверяли его каждый раз с одинаковой строгостью. Проверив документы, осветив салон машины и проверив багажник, солдат махнул рукой и отошел в сторону.

Въехав на территорию объекта, Соболев первым делом взглянул на угловое окно на третьем этаже высокого, пятиэтажного комплекса зданий — оно светилось — это значило, что генерал Горин опять работает допоздна.

Перед входом в здание объекта генерал Соболев отряхнулся от снега и толкнул от себя с видимым усилием тяжелую стальную дверь, та открылась, дав дорогу в теплый тамбур. Вторая такая же дверь открывалась на себя, Соболев потянул за ручку, открыл ее, шагнул внутрь и сразу наткнулся на третью стальную дверь. В ней на уровне человеческих рук было окошко, генерал Соболев передал туда свое служебное удостоверение. Через двадцать секунд дверь открылась и человек в военной форме без погон и знаков различия, тоже с готовым к бою автоматом АКМС вернул генералу документы. Расписавшись в журнале, генерал Соболев направился к лифту.

Объект

Кабинет генерала Горина

Кабинет Владимира Владимировича Горина, генерала ГРУ был достаточно большим и походил на кабинеты в министерстве обороны. Все станы были обиты дубовыми панелями, одну из них полностью занимали карты мира, США и СССР. Пол был устлан ковром, все шторы на окнах были плотными и постоянно задернутыми — генерал Горин света не любил. Даже днем он работал при свете старинной лампы с зеленым абажуром.

Генералы Горин и Соболев поздоровались как старые друзья, и это было немудрено. Судьба свела их на какое то время во время Великой Отечественной Войны, где они подружились и Соболев даже один раз спас Горину жизнь. Второй раз они стали работать вместе после войны — уже в "контуре". Было и еще кое-что, что объединяло этих двух генералов — общая тайна, в которую были посвящены единицы. Тайна предательства.

Горин как хозяин кабинета кивнул в сторону стоящих в углу двух кресел и журнального столика между ними — разговаривать за столом со старым другом он не хотел. Присев, Соболев долго не мог начать разговор. Наконец он решился.

— Знаешь, жизнь преподносит весьма интересные сюрпризы, не знаешь даже иногда как на это реагировать.

Горин молчал. Вздохнув, Соболев продолжил.

— Вчера я с удивлением узнал, что мой сын включен в состав следственной группы, занимающейся расследованием по факту убийства Романа.

— Интересно — вздохнул Горин — надеюсь, не думаешь, что это моих рук дело?

— Да какое там твоих — махнул рукой Соболев — такая гадость может произойти только случайно, ни один специалист нарочно такого не придумает. Даже такой как ты.

— Я же тебя учил, Витя — ехидно сказал Горин — что любая случайность в нашем деле всего лишь не выявленная нами закономерность. Тем и опасны случайности. Что делать собираешься?

— Поговорю с сыном, чтобы бросал эту практику, пойду в деканат МГУ, чтобы его куда-нибудь на другое место послали, хоть в райотдел только не на это дело. Вчера он мне сказал, что за ним "наружка" идет, я посмеялся — а ведь ничего смешного нет, Володя. У Андропова этим делом явно Журавлев занимается, на нем уже столько всего, что дальше ехать некуда. И крови в том числе. Та еще сука.

— А может то оно и к лучшему — задумчиво проговорил Горин — мы ведь уже давно разговаривали насчет твоего сына. Хороший парень, поработает с нами пару годков — такого волкодава сделаем из него, лучше, чем мы с тобой были в молодости. Я на него еще в тире посмотрел — будет из него толк, явно будет. Я в людях редко ошибаюсь…

— Сомневаюсь я Володя, надо ли. Может пусть лучше по гражданской идет, не как мы с тобой?

— Может и не надо… — сказал Горин — только гражданскую специальность он у тебя выбрал опасную.