В пограничной полосе - Карл Вурцбергер

— Ну как, удалось тебе заснять лесной массив? — спросил Фриц.

— Нет еще. Слишком быстро хочешь. Придется начать снова: с перспективой что–то не ладится.

— Держись Восольского. Я его не так давно видел с блокнотом у часовни. Он сделал несколько потрясающих набросков.

— Неужели? В следующий раз, на кружке, спрошу его.

— Он и ботаникой интересуется, — вставил Вальдауэр. — На прошлой неделе он на опушке леса, справа от часовни, проверял тетради, а позавчера с ребятами ловил бабочек в поле. Говорит, для коллекции.

— Его можно понять, — заметил Унферихт. — Просиди попробуй полдня в душном классе — так и потянет на свежий воздух.

— А ночью бродит по деревне, — добавил Фриц. — Однажды мы его чуть было не арестовали: думали, нарушитель. Встретили на развилке дороги у часовни.

— Скажи, ты когда в последний раз видел пастора?

— Старика Хинцмана? А что?

— Да так. Вчера мы с Элькнером шли в Хеллау. Смотрим, навстречу он. Не дошел до нас, свернул в сторону, поковырял палкой картошку на поле, а когда мы прошли мимо, пошел дальше. Мне показалось, что он умышленно избегал встречи с нами.

— Кто знает, какая муха его укусила! — заметил Вальдауэр.

— Но ведь он всегда был так приветлив. Фриц поднялся и протянул руку.

— Всего хорошего, у меня еще много дел. — Он вышел из клуба. Когда проходил мимо поста, его окликнул дежурный:

— Взгляни в окно, Фриц. Хороша куколка?

По дороге, ведущей в деревню, шел Восольский с какой–то девушкой.

— Не знаешь, кто она? — спросил Фриц.

— К учителю в гости. Только что была у нас. Барбара Френцель из Берлина. Двадцать один год.

— Из Берлина, говоришь? При первом удобном случае с ней, пожалуй, стоит познакомиться поближе!

* * *

На наблюдательной вышке между Хеллау и границей находились Курт Улиг и Петер Блок. Улиг был в приподнятом настроении: впервые он выступал в роли старшего поста. С автоматом на груди он просматривал в бинокль местность. Слева, по ту сторону границы, на поле работали крестьяне, а наверху, на холме, за которым шла дорога в долину, стояли две девушки в цветастых летних платьях и кому–то махали.

— Сегодня довольно тихо, — прошептал Блок. Из–за холма послышался рокот автомобильного двигателя. Улиг снова поднес бинокль к глазам. Ничего особенного. Крестьяне продолжали работать. Опушки леса у часовни и у Росберга оставались безлюдными.

Звуки рояля, доносившиеся из Хеллау, стали более громкими. Кто–то с увлечением играл модную песенку. Блок начал тихонько напевать: «Весь Париж мечтает о любви…» Играли в одном из первых домов на окраине деревни. Через некоторое время раздались бравурные звуки быстрого фокстрота. Потом музыка прекратилась.

— Неплохо, — прокомментировал Петер Блок. — Наблюдение за местностью под музыку! Мог бы поиграть еще…

Улиг улыбнулся. Кто не знал об увлечении Петера танцевальной музыкой! Он каждую свободную минуту проводил у приемника. Стоило больших трудов убедить Петера не слушать передачи западных радиостанций…

Звуки рояля полились снова. Теперь музыкант дал волю своей фантазии. А через какое–то время зазвучала старинная народная песня «Ты, моя тихая долина…»

Вскоре песня стихла.

— Жаль. Дай мне на минутку бинокль, — попросил Петер.

Девушки в цветастых платьях расположились на траве на краю дороги. Они что–то обсуждали. Вдруг Петер увидел, как из леса вышел человек в сером плаще и пошел по полю вдоль дороги. На мгновение остановился около девушек, обменялся с ними несколькими словами, затем провел рукой по волосам и исчез за холмом. Вскоре пограничники услышали удаляющийся рокот автомобильного двигателя.

— Сколько времени провел он в лесу? — спросил Улиг.

— Трудно сказать. Гулял, наверное! Погода–то вон какая! А что?

— Да так. Занеси его на всякий случай в журнал наблюдений.

* * *

Рэке ехал на велосипеде во Франкенроде по круто спускающейся дороге. В Хеллау надо было обсудить кое–какие дела с бургомистром. У первых домов во Франкенроде ему встретился председатель сельскохозяйственного кооператива Мехтлер. Рэке притормозил.

— Здравствуй, председатель! Что нового? Как работают наши ребята?

— Спасибо, Вальтер. Работа кипит! Если погода удержится, в три–четыре дня все закончим.

— Как чувствует себя Форг?

— Как и всегда, трудолюбив. Правда, ерунды в голове, еще много. Со старыми корнями всегда больше работы. Но все относятся к нему хорошо.

Мехтлер пошел дальше, но на полпути обернулся.

— Вот еще что, Вальтер. Чуть было не забыл. Прейслер вчера сказал мне, что в деревне поговаривают об удивительных вещах. У вас стало одним меньше. Ходят слухи, будто Болау разбил стекло в часовне и поэтому его перевели, а дело замяли. Правда это? Вот и все. Будь здоров!

Рэке слушал, насупив брови, «Надо сказать людям правду, тогда слухи прекратятся», — решил он.

Фридрих сидел у себя в кабинете за стопкой документов.

— Вовремя тебя принесло. Поможешь мне! — встретил он лейтенанта. Но Рэке было не до шуток.

— Рад, что и тебя застал, Карл, — обратился он к Эбенеру, сидевшему тут же.

— Опять где–нибудь пожар? — спросил Фридрих и предложил Рэке сесть.

— Да еще какой! — Рэке рассказал все, что услышал от Мехтлера. Пока он говорил, Эбенер подошел к столу и подал ему несколько записок.

Рэке начал читать записки. В них говорилось о том, о чем он узнал от Мехтлера, а в одной даже было названо имя Болау.

— Откуда они у тебя?

— Одну нашел сам, остальные принесли Фобиш, Манегольд и Восольский.

Рэке нервно заходил по комнате.

— Проклятие! Что же происходит? Вот уже несколько месяцев одно происшествие за другим. Неужели вы никого не подозреваете?

Эбенер пожал плечами:

— А что поделаешь? Эти бумажонки печатают на машинке, а в деревне их не меньше тридцати. Да и к тому же мы не знаем, где их печатают. И это еще не все. В воскресенье утром Хинцман опять с паперти делал всякие намеки. Он, правда, не называл имен, но дал понять, что кое–что знает. Между прочим, он впервые за долгое время отговаривал крестьян выходить на работу. И хотя сейчас самая горячая пора, на поле почти никого не было.

— Может быть, он имеет прямое отношение к происходящему?

Фридрих задумался, покачал головой.

— Нет. Я его слишком давно знаю. Он честный человек. Писать анонимки он не станет. Меня он уже избегает. Кстати, Восольский у него часто бывает?

— Не знаю. Так или иначе, мы должны больше думать о Хинцмане. Завоевать его — значит привлечь на нашу Сторону полдеревни.

— Знаю. Но почему пастор избегает меня, вас, а с Восольским ведет задушевные беседы?

— Ты подозреваешь, что учитель ведет двойную игру?

— Утверждать это я не могу, но на заставе Восольский чувствует себя как дома. Он член группы содействия пограничникам. Он всегда выступает за нас. Хинцман, конечно, обо всем знает.

— На прошлой неделе учителя видели в городе в обществе Зимера, — заметил Эбенер.

Рэке был поражен.

— Зимер?! Что у них общего?

— Кто знает, что это значит! Во всяком случае, за Восольским надо последить.

Рэке в знак согласия кивнул. Вдруг он вспомнил, как когда–то Восольский разглагольствовал о «католическом уголке». Это не вязалось с его отношением к пастору. А теперь еще этот Зимер…

Было решено провести в деревнях собрания жителей. Рэке, вернувшись на заставу, рассказал Бергену о последних событиях.

— В любом случае мы обязаны пролить свет на случай с Болау. Кроме того, необходимо усилить контроль в населенных пунктах и серьезно отнестись к словам Тео. Во всем этом деле, по–видимому, участвуют опасные люди, и мы не должны упускать из виду ни одной мелочи.

— Согласен. Пойдем просмотрим журналы наблюдений. Может быть, почерпнем что–нибудь из них…

* * *

Гостиная старого охотничьего домика была полна народу, когда Берген открыл собрание. Сюда пришли все члены кооператива, Зепп Броднер и даже плотник Фальман. На лицах у многих была язвительная усмешка.

— Уважаемые жители Франкенроде, уважаемые товарищи! — начал Берген. — Мы собрались здесь, чтобы поговорить о деле, которое, вероятно, беспокоит многих. Вы знаете, о чем идет речь. Когда полгода назад мы собрались здесь вот так же, как сегодня, я обещал вам, что приму решительные меры, если виновником окажется один из моих подчиненных. Тогда же я заявил, что мы не потерпим надругательства над религиозными чувствами верующих. Сейчас я снова повторяю это. Уже несколько дней, не могу сказать точно сколько, ходят упорно распускаемые кем–то слухи, что злоумышленником был пограничник, которого мы якобы перевели подальше отсюда, чтобы покрыть его. Из всех жителей только председатель кооператива пришел к нам и прямо спросил нас об этом. — По рядам пронесся шум. Берген продолжал: — Да, это был пограничник. Бывший пограничник!

— Значит, это не слухи! — крикнул кто–то.

— Минуточку терпения, я еще не кончил. Я сказал, он был пограничником! Как только нам стала известна вся правда, мы сразу же уволили его из немецкой пограничной полиции. Вскоре он предстанет перед судом и ответит за свои преступления.