Идеальный подарок (ЛП) - Кейн Джесса

Его голова поворачивается в мою сторону, надежда медленно появляется на его лице.

Надежда и острая мужская потребность.

— Ты моя, Нова, — рычит он, — Вся.

— Я не спорю, — выдыхаю я, вожделение оживает в моем животе.

Он кладет кокос в одну руку, поворачивается на колени и придвигается ближе, ближе, нависая надо мной, пока у меня не остается выбора, кроме как лечь на траву, и на мне нет ни клочка одежды, чтобы прикрыть меня, кроме промокшего шарфа вокруг талии и тонкого топа бикини.

— Я не имею в виду, что ты моя на гребаную неделю. Я имею в виду — навсегда. — Он переворачивает кокос, и теплая, липкая влага стекает мне на живот, стекает ниже и создает реку влаги, которая проходит через складки моего обнаженного тела. — Раздвинь для меня свои ножки, милая маленькая девочка, и покажи, чем я владею по праву отныне и вовеки.

Всхлип срывается с моих губ, огонь разгорается по всем моим нервным окончаниям, когда я следую его команде, раздвигаю колени и позволяю ему осмотреть плоть между ними, что он делает собственническими глазами.

— Это одна хорошенькая, маленькая, никогда не трахнутая киска, Нова. — Линкольн отбрасывает в сторону кокос. — Ты хранила это невинность для папочки?

— Да, — всхлипываю я, мои соски горят, они так сильно болят, мои бедра беспокойно двигаются по мягкой траве. — О, Линкольн, пожалуйста.

О чем я вообще прошу? Я узнаю об этом, когда Линкольн ложится на живот, его рот находится между моих бедер, его дыхание обдает избыток кокосового сока, который блестит на моей киске.

— Как только я получу эту тугую, молодую киску, я буду на тебе днем и ночью, как зверь, Нова. Если я трахну тебя сейчас, не уверен, что мы когда-нибудь доберемся домой, так что прямо сейчас я собираюсь только съесть ее, маленькая фея. — Он проводит языком по расщелине моей женственности, пока она не раздвигается, и я громко постанываю, когда он потягивает меня. — И как только твое горло освободится и расслабится от крика, я собираюсь ввести свой член.

Похоть так сильно бьет меня под пупком, что мои бедра непроизвольно сближаются, но Линкольн с рычанием раздвигает их шире, его язык прокладывает дорожку по моим складкам. Моя спина выгибается дугой от прерывистого стона, видения Линкольна, засовывающего свою мужскую часть мне в рот, заполняют мой разум.

— Я-я не знаю… это то, что делают люди?

Он поворачивает голову, мрачно смеясь, прижимаясь к внутренней стороне моего бедра.

— Это то, что папочке понадобится от тебя. Часто. — Его губы сжимаются на верхней части моего клитора, посылая каскад мучительного тепла через нижнюю часть моего тела. — Разве я виноват, что твои губы такие сладкие и припухшие? Ты правда думаешь, что я мог бы удержаться от того, чтобы не трахнуть их?

— Н-нет, Линкольн, — выдавливаю я, мои мысли едва связны. Они разлетаются еще больше, когда он закидывает мои ноги на свои невероятно сильные плечи, складывает меня пополам и надавливает на мой клитор грубыми движениями своего языка.

Мой крик разрушает безмятежность лагуны.

Я не могу пошевелиться, он так крепко держит меня. Все, что я могу сделать, это зарыться кончиками пальцев в его волосы и встретить натиск блаженства лицом к лицу. Его язык не останавливается, не замедляется, вырисовывая агрессивные круги, его животное ворчание увеличивает мое удовольствие своими вибрациями.

— О боже, — причитаю я, запрокидывая голову назад, пытаясь быть хорошей девочкой и дать Линкольну то, что, как я чувствую, ему нужно, позволяя ему раздвинуть мои бедра так широко, как только могу. — О, я думаю…Я думаю, что я собираюсь…

Как раз в тот момент, когда у меня в ушах начинает потрескивать, а моя женственность горячо сжимается, Линкольн высоко и крепко вонзает свой язык в мою дырочку, и на этот раз мой крик, скорее всего, услышат даже в Нью-Йорке. Мои бедра отрываются от земли, пятки врезаются в напряженные мышцы спины Линкольна. Ощущения внутри меня ослабевают, и эйфория взрывается глубоко в моей сердцевине, заставляя меня сотрясаться в припадке.

Я плачу, скулю и повторяю имя Линкольна, пока он бродит по моему телу, его пальцы дрожат, когда они развязывают его шорты. Мне дается лишь краткий, изменяющий жизнь взгляд на его толстый, тяжелый член, прежде чем он проталкивает его между моими губами.

— Трахни меня, моя сперма на вкус как карамель, детка. — Он приподнимает мою челюсть шире, устраивая свои бедра по обе стороны от моей головы. — Давай, малышка. Открой свой рот. Дай то, что мне нужно.

Соль, мужчина и плоть приветствуют мои вкусовые рецепторы, значительный вес его эрекции закрепляет меня физически, эмоционально, его бедра начинают работать настойчивыми движениями. Со сдавленными стонами моего имени он погружает свой пульсирующий член наполовину мне в рот, заполняя меня до отказа, затем ослабляет его, входит, выходит, входит, выходит, входит.

— Ааааа. — Он сжимает мои волосы в кулак правой рукой, удерживая меня неподвижно для своих толчков, и мои глаза слезятся от гордости за видимое удовольствие, которое я ему доставляю. — Да, ты даришь мне этот девственный ротик, не так ли, малышка? Смущена ты или нет, ты знаешь, что тебе это нравится. Ты же знаешь, что должна была проглотить этот большой член.

Проглотить.

Мой разум понимает, чего хочет Линкольн, и мое тело реагирует, отчаянно желая дать ему это. До сих пор он добирался только до начала моего горла, но теперь я расслабляю его и позволяю его толстой голове преодолеть это сопротивление. Возникает желание задохнуться, когда его толщина заполняет мое горло, но я забываю о дискомфорте, когда Линкольн достигает своего пика, его древнее тело воина изгибается в солнечном свете и содрогается. Его бедра поднимаются и опускаются неровными движениями, его кулак сжимается в моих волосах, когда сперма заливает мое горло.

— Господи. Боже. Отсоси папочке. О, Боже милостивый. Да. — Его бедра бешено колышутся, его тяжелые яйца прижимаются к нижней части моего подбородка, его член теперь полностью находится у меня во рту и горле, дергается, когда горячая жидкость извергается на мои железы. — Идеальная маленькая девочка. Ты идеальная маленькая девочка для папочки. Бляяяя.

Я дышу через нос в течение долгих мгновений, погруженная в дремоту от удовольствия испытать оргазм Линкольна вместе с ним, пока, наконец, он падает рядом со мной, его точеная грудь потеет и вздымается. Я тоже изо всех сил пытаюсь отдышаться, но мне едва дают шанс, прежде чем он притягивает меня к себе — и я впервые обнимаюсь с тех пор, как была ребенком.

Рыдание вырывается из меня, и я обнимаю Линкольна в ответ, обхватывая ногами его бедра как можно сильнее и прижимаясь, мой разум и тело уносятся в порыве интимности. Секс и возбуждение. Первое, в котором я нуждалась с тех пор, как встретила этого человека, второе, которого я жаждала целую вечность. И я никогда не хочу ни того, ни другого удовольствия ни от кого другого, кроме этого мужчины. Никогда.

— Я люблю тебя, Линкольн, — говорю я, позволяя волосам на его груди впитывать мои слезы.

Он отстраняется достаточно, чтобы встретиться глазами, и на лице, которое стало для меня любимым за одну ночь, запечатлено сильное удивление.

— Я тоже люблю тебя, Нова.

Линкольн несет меня всю дорогу домой, прижимая к груди, как давно потерянное сокровище.

Меня даже не волнует, что я почти полностью обнажена, потому что я погружена в мужчину и его любовь, и больше мне ничего не нужно.

Судя по очертаниям береговой линии, я могу сказать, что мы почти у дома на горе, и мне не терпится попасть внутрь. Дом. Снова быть с Линкольном так, как я еще не знаю, существует ли это.

— Я открою здесь офис. Мы разделим наше время между островом и Нью-Йорком. — Его уверенный, решительный голос, то, как он строит планы, которые включают меня, заставляет меня снова хотеть его рот между моих ног. Заставляет меня чувствовать себя в безопасности и желанной. — Но пообещай мне не ходить по Манхэттену босиком, Нова, — говорит он, и на его губах играет улыбка.