Трофеи берсерков (СИ) - Александра Мурри

Генрис по прежнему возглавлял отряд, теперь уже состоящий всего из пяти воинов. С ним продолжали путь Ральф, Райнис и Матис, еще двое оборотней были Аде незнакомы. Довольно молодые и с виду спокойные, они держались немного в отдалении от Матиса и компании.

Трое заинтересованных в том, чтобы выиграть спор и трое, включая Генриса, кажущихся на первый взгляд нейтральными. Не лучший расклад, но и не наихудший. Генрис все‑таки не даром старший, он взял в опасный путь самых сильных воинов, но учел все немаловажные обстоятельства и нюансы. Такие, как например, приказ главы об обязательном присутствии в отряде Матиса.

Лисья деревня пребывала в плачевном состоянии. Все, что построено из дерева, сожжено. Уцелевшие камменные строения закопченные до черноты, с выбитыми дверьми и окнами. Когда‑то, всего несколько месяцев назад, это была богатая деревня. Она находилась на перепутье нескольких трактов и поэтому торговля и постоялые дворы здесь процветали. По этой же причине, из‑за своего расположения на границе клановых земель, деревня и пострадала больше всего. Теперь местное деревенское кладбище больше чем то, что возле Рысьего города, а в знаменитых тавернах держали уцелевший скот. Больше для него нигде места не нашлось.

Местные жители ходили шаркая ногами и сгорбив спины под тяжестью утрат. Или из‑за чувства вины. Непонятного, вряд ли ими самими осознаваемого чувства вины перед собственными детьми. Не эти простые и слабые оборотни развязали межклановую войну. Многие, да считай что все, были против нее. Но деревенские жители ничего не могли поделать, все повинуются главе своего клана.

Дети же пережили страшное, с их молодых лиц теперь смотрели глаза стариков. И детство после войны вряд ли продолжится также просто, как продолжилась мирная жизнь воинов. В очередной раз Ада сжала челюсти не давая себе заплакать и быстро перевела взгляд с ребятни на сопровождающих обоз оборотней.

Всадники не мешкая двинулись в обратный путь, а Генрис с Ральфом направились в самое крупное уцелевшее здание за Лисьей платой — золотом и девушками. Встречать их никто не вышел.

Ада весь путь пыталась придумать новую приемлемую линию поведения. Заставляла сонный и вялый мозг искать возможные решения и выходы из такого плачевного положения. Но ничего, кроме как стать невидимой, в голову не приходило.

Любое действие не принесет освобождения, которого она так желала. Бездействие в какой‑то мере даже безопаснее. Ей нужно постараться сохранить то малое, что она имеет сейчас.

То малое… А нужно ли ей это? Для кого? Зачем? Может, если бы она с самого начала не упорствовала, не отказывалась от 'заманчивых' предложений и не отбивалась от откровенных домогательств, не ставила бы свои идеалы выше других, может тогда… может ее бы больше любили?

Девушка тихо и невесело рассмелась собственным мыслям, придут же такие глупости в голову. Идти на поводу у чужих и равнодушных к ее судьбе людей, подстраиваться под низкие, чисто звериные в плане взаимоотношений, обычаи их клана, — нет, она не настолко слаба.

За свои пять первых лет жизни, когда у нее еще были родители, Ада чувствовала и видела настоящую любовь. Она помнила, смутно, но помнила, как ее папа относился к маме и к ней самой, к своей дочери. И это чувство в их семье было обоюдным.

В удручающем настоящем ощутить такое тепло невозможно, прошлое кажется выдуманной прекрасной сказкой. Вот уже тринадцать лет. Никогда больше в своей жизни Ада не чувствовала и отдаленно ничего подобного и даже не встречала других пар, в которых увидела бы что‑то похожее на отношения своих родителей. Во всяком случае, не в клане Рысей.

Немногочисленные, но яркие воспоминания детства были для Ады недосягаемой мечтой. В детство не вернешься, но именно о такой любви Ада, даже в тайне от самой себя, мечтала. И на меньшее она соглашаться не хотела. Прогибаться и угождать в надежде, что тебе бросят ласковое слово, как кость собаке, не для нее.

Поэтому, если она не хочет предать свою мечту и самое себя, остается вертеться как уж на раскаленной сковороде, хитрить и искать союзников. Продолжать делать то, чем она занимается всю сознательную жизнь — выживать.

Быть незаметной Ада умела, и хорошо умела. Этому поспособствовали годы практики в окружении главы клана. Казалось бы, быть одновременно и незаметной и востребованной, невозможно. Но ей это удавалось, почти всегда. Главное, чтобы в целительских качествах нуждались больше, чем в сомнительной женской ласке и компании в постели. Аде удавалось оставаться только целителем, бесполым, серым, молчаливо выполняющим свои обязанности, существом.

От размышлений, уже плавно переходящих в дрему, девушку отвлекло шебуршание в другом конце повозки. Щель, в которую Ада все время подглядывала, выходила на противоположную сторону, и то, что творится у входа в фургон, она не видела.

Прикрывающая вход материя отодвинулась в сторону и в образовавшийся проем заглянула незнакомая любопытная девушка. Из‑за бъющего ей в спину дневного света, черты лица не разглядеть. Рыжие яркие волосы распушились вокруг головы ореолом и светились подсвеченные солнцем. Ада не успела ни слова сказать, ни даже просто рот открыть, как ткань снова закрыла вход и незнакомка спряталась за ней.

— Ты куда полезла?! — раздался приглушенный встревоженный шепот. — Тебе ясно сказали, стоять и ждать.

— Я только посмотрела, чего ты все ко мне цепляешься?! — не менее эмоционально прошипели в ответ.

— Я не цепляюсь, ты дуреха! Попадешь как‑нибудь со своим любопытным носом в заварушку, будешь знать.

— Бе — бе — бе…, мы и так уже попали дальше некуда. — Обладательница рыжих кудрей и любопытного носа не желала признавать правоту оппонентки и последнее слово осталось за ней.

Ада же подумала, что та ошибается, всегда есть 'куда' дальше и хуже.

Она по — тихому выбралась из кучи матрасов и подползла к пологу, осторожно выглянула наружу. Спиной к ней, в шаге от фургона, стояли две девушки. У одной, что выше ростом, коротко остриженные каштановые волосы, она застыла прямая как палка и в обеих руках сжимала по вместительному мешку. Видимо, сумки были не легкими, потому что мышцы на обнаженных руках девушки были напряжены и она периодически перехватывала ношу поудобнее. Но на землю не ставила, держала крепко в руках.

Вторая незнакомка ниже ростом, и это ее волосы конкурировали по яркости с солнцем. Чисто морковного цвета кудри развевались на ветру и напоминали одуванчик, готовый вот — вот разлететься веселыми оранжевыми искрами. Ада моментально назвала девушку про себя Лисичкой, характерный оттенок волос не оставлял места для фантазии. Если только менее благородно звучащее прозвище — Морковка.